— Еще никто не требовал от меня расписок.

— А вы попробуйте, — мягко нажал Колчин. — У вас получится.

— Хорошо… Боец! Бумагу и ручку! — приказал он спецназовцу.

Через десять минут заявление Сухомлинского на имя Генерального прокурора было готово. В бумаге говорилось, что мы с Колчиным участвовали в спецоперации ГРУ по разоблачению заговорщиков. Никаких преступлений мы не совершали. Под чем Сухомлинский размашисто расписался, не забыв проставить номер своего офицерского удостоверения.

— Теперь довольны?

— Конечно, — кивнул Колчин, пряча драгоценный листок в несколько слоев целлофанового пакета.

— Ваша очередь, — напомнил Сухомлинский.

— Когда вы потребовали нас выдать, — начал я, — исмаилиты о чем-то совещались. Нас туда не приглашали. Но мы слышали, как кто-то упомянул о каком-то Камышовом поле.

Сухомлинский чрезвычайно пытливо посмотрел мне в глаза:

— А почему именно Камышовое поле вам вдруг запомнилось?

— Больше никаких названий мы от исмаилитов не слышали. Только это. Когда они совещались в комнате.

— Они что, говорили между собой на русском?

— Зачем на русском? — бросился мне на выручку Колчин. — На своем. Но вот название места они произнесли на русском.

— С чего бы это они заговорили на русском?

Я пожал плечами:

— Знаете, как бывает? Говорят между собой восточные люди на своем родном: «халям-балям», и тут неожиданно проскакивает: «пять рублей». И опять « халям-балям ».

— А чего вы, собственно, хотите от исмаилитов? — отвлек от скользкой темы Колчин.

— Я уверен, после того, как исмаилиты вас выдали, они попытаются скрыться. И утащить с собой источник. Он наверняка переносной.

— С чего вы взяли?

— Интуиция. Опыт. Данные разведки. Мы тоже кое-что знаем об этом деле. После того как я ликвидировал Федулова, ребята, кое-кто разгромил базу «Рубина». Взяли кое-какие документики. Источник воды — переносной. Теперь вы сказали о Камышовом поле. Все совпадает. Это единственное место, откуда можно попасть в Афганистан. — Сухомлинский довольно потер ладони. — Молитесь, что вы мне не соврали. А то бы валялись сейчас под забором части. А мы бы мстили за вас проклятым мятежникам, как будем мстить за разгром «Рубина». — И он подмигнул. — Хорошее дело — военный мятеж.

Наутро военным принес кто-то в клювике изумительное сообщение. Оно гласило: после упорных боев, с применением танков и артиллерии, мятежные части Худойбердыева разгромлены. Противник отступил. Куда — непонятно. Но гвардейцы президента вроде бы уже взяли город и окрестности под свой контроль.

В части приземлился вертолет. Он привез с собой преемника мятежного генерала, полковника Шерали Мирзоева, его охрану и генерала Минобороны России Валерия Липского. Военные и спецназ Сухомлинского получили приказ доставить нового командира в бывший штаб Худойбердыева. Самому Мирзоеву правительство Таджикистана поручило сформировать новое боевое подразделение.

Колонна российских миротворцев двинулась к базе мятежников.

Сухомлинский усадил нас с Колчиным на броню головного БТР, пристроился рядом и под душный ветерок весело проговорил:

— Сейчас решим задачу, и на Камышовое поле! Вот потеха будет!

— Кому?

— Всем!.. Закончится все благополучно, уйдете подобру-поздорову. Обещаю.

Из придорожных кустов наперерез БТР выскочила здоровенная горилла в одежде клочьями, в сандалиях на босу ногу и с огромным пулеметом наперевес. Горилла угрожающе оскалилась.

Наш бронетранспортер встал как вкопанный. За ним и вся миротворческая колонна.

Дарю сюжет сюрреалистической картины маслом и слезами: на дороге стоит горилла и держит под прицелом БТР с потрясенными военными на броне. Над ними в знойном воздухе лениво развевается голубой флаг миротворцев и российский триколор.

Это произошло в секунду. Но я успел подумать о том, что:

1) Военные генетики сошли с ума и выпустили из стратегических закромов свой чудовищный резерв.

2) На моем месте должен сидеть Капица из «Очевидного — невероятного».

3) Здесь только что побывали ребята из программы Би-би-си «Дикая природа».

4) Пора бросать пить теплый спирт, разбавленный газировкой.

Когда я подошел к четвертому пункту, то понял, что бросать пить уже поздно. Из кустов по обе стороны колонны повалили густой толпой вооруженные люди. По виду — все, как один, крестьяне. Наша «обезьянка» оказалась человеком. Этот боец нашел где-то маску Кинг-Конга и решил нас попугать. Теперь весело скалился и что-то там на местном «курлы-мурлы» выкрикивал товарищам.

Защелкали наперегонки затворы автоматов. Наша колонна ощерилась стволами. Но и в нас упиралось несколько десятков автоматов и пулеметов.

Один пацан, дремучий и суровый, около пятнадцати годков на вид, с гранатометом на плече, подошел к нашему БТР почти вплотную и наставил на него оружие.

Это сейчас я знаю, что взрыватель гранаты РПГ-7 срабатывает только через десять метров полета. А тогда я был таким же дремучим в вопросах вооружения, как и этот пацан. И подумал в тот момент: неужели он не понимает, что если пальнет, то его самого разорвет в клочья?

Мы стояли в окружении непонятно кого и мучительно ждали развязки.

Впереди показались белые «жигули». Из окон автомобиля пучками торчали стволы автоматов и головы. «Жигули» развернулись перед нашим головным БТР. Люди высыпали на дорогу. Какой-то товарищ, сильно отличавшийся от остальных тем, что на нем не висело абсолютно никакого оружия, пошел к нам с распростертыми объятиями.

Командир батальона узнал безоружного гостя. Радостно прокричал ему по-таджикски какое-то «курлы-мурлы», спрыгнул на землю и полез обниматься-целоваться.

Все поняли, что командиры друзья. Обе стороны опустили оружие.

По команде предводителя вооруженные штатские (скорее всего, это были некие проправительственные боевики) попрыгали по машинам и поехали впереди колонны, указывая нам дорогу к штабу Худойбердыева. Весьма кстати, поскольку через пару километров мы наткнулись на укрепленный пункт. Здесь стояли два танка. (Опять же без опознавательных знаков.) За мешками с песком, по обе стороны дороги, скрывались несколько пулеметных гнезд.

Наши сопровождающие что-то прокричали, и этот «дорожный патруль», как мне показалось, с облегчением на лицах покинул свои укрытия. Танкисты вылезли из башни и приветливо помахали нам рукой. Очевидно, воевать им не очень хотелось, и они были рады, что наша колонна оказалась союзнической.

Худойбердыев отходил в большой спешке, оставив после себя хаос и разруху. Мятежники бросили на базе всю поломанную технику. Взяли только то, что могло ехать: несколько грузовиков и пяток танков. Штаб-квартира была разграблена подчистую. Отступающие побили все стекла, раздолбали всю мебель, сняли не только люстры, но даже выкрутили дверные ручки. И охота ж было этим заниматься под огнем наступающего противника?

По части бродили несметные толпы местных жителей с оружием всякой системы. Колонна въехала в брошенную часть. Под колесами БТР зашелестели осенней листвой российские деньги. Какая богатая страна! Похоже, вчера ночью отсюда убегали не только худойбердыевцы, но и, как минимум, сотрудники Центробанка России в полном составе.

Солдаты попрыгали на землю. Я подобрал одну из купюр. Увы-увы. Это были старые российские деньги, не имеющие хождения. На каждой купюре красовалась печать воинской части.

— Здорово, да? — Рядом со мной остановился боец таджикской армии.

— А почему на них печать?

— Худойбердыев свои деньги завел. Он ими расплачивался со своими бандитами. Правда, ходили они только в части. В селах эти бумажки не принимали.

— Но их здесь так много…

— Наверное, богатое у него было государство.

Свита Шерали Мирзоева остановилась возле штаба. Рядом возник российский генерал Липский с рослыми спецназовцами Сухомлинского.