До Таджикистана около четырех часов лету.

Не знаю, сколько мы провели в дороге. Как-то незаметно все задремали… И пропустили самое интересное. Проснулись мы от сильных толчков. Самолет тряхнуло, словно он получил пинка. Потом его бросило еще раз.

В салон влетел Трофимов:

— Просыпайтесь, господа! — Он кинул нам парашютные ранцы.

— И этот туда же! — воскликнул Колчин.

— Надевайте! — железным голосом приказал Трофимов. — Нас подбили! Мы горим!

— Что такое! — вскинулся я. — Как подбили?!

— Некогда! Надевайте! — Трофимов указал на ранцы.

Тут все сорвались, как в горячке. Принялись лихорадочно прилаживать за плечами ранцы.

— Но мы никогда не прыгали с парашютом! — напомнил я.

— Раньше надо было учиться! Прыгаешь, считаешь до десяти, дергаешь вот за это… кольцо это… и купол раскрывается. Если что — спрашивайте, я буду лететь рядом.

— Оч-чень мило с вашей стороны!

Федулов безропотно надел ранец и встал вместе с нами возле люка.

Самолету снова наподдали. Мы попадали на пол.

Трофимов вскочил. Крутанул аварийную рукоятку и долбанул по двери ногой. Ее с треском сорвало с петель, и она исчезла в небесной бездне. В салон ворвался вихрь. Мы опять повалились на пол.

Из кабины выскочили двое пилотов.

— Больше предупреждений не будет! — заорали они и сиганули за борт.

— Приготовиться! — взвился голосом Трофимов. — Я — первый! Журналисты за мной! Федулов замыкает!

И он кинулся в пустоту. Мы с Колчиным зажмурились и прыгнули следом.

Меня закрутило бешеным волчком. В ушах свистело и рвало. Лицо размазывало под напором ветра. Не знаю, сколько времени прошло, только я вдруг вспомнил, что неплохо бы дернуть за кольцо. Я открыл глаза. Меня по-прежнему швыряло и крутило, как гуманитарный мешок картошки. Насколько это возможно, я постарался увидеть, что делают мои спутники. Мелькнул чей-то раскрывающийся купол. Ага! Ну и я дернул кольцо. Над головой сильно хлопнуло, как из ружья, и неведомая сила потащила меня за шиворот вверх.

Как только болтанка и верчение прекратились, я попытался глазами отыскать самолет. Его нигде не было. Даже инверсионного следа. Зато погода стояла чудная. Намного лучше, чем в Чечне.

Оглядевшись, я насчитал пять куполов. Мой был шестым. Значит, все в порядке. Все целы.

Внизу медленно проступали очертания гор.

«Приехали! Слазьте, ваше благородие! — сказал мне внутренний голос — гнусавый и неприятный. — Мало того, что ты абсолютно не знаешь, как приземляться в ровном поле, так тут тебе предлагается сразу сесть задницей на остроконечный пик. Замечательно!»

«Заткнись!» — сказал я внутреннему голосу.

Из своей журналисткой практики я усвоил одно. Если ты попал в незнакомую ситуацию и не знаешь, что делать, то разуй глазки и посмотри, как поступают твои более опытные товарищи. И делай то же, что и они.

Одни из куполов стал съезжать по небу куда-то вбок. И все остальные последовали за ним. Понаблюдав за фигуркой, я тоже потянул стропы на себя, и мой купол понес меня следом за группой.

Отлично. Первый маневр удался.

Купола вынесло в широкое ущелье. Внизу маячили зеленым светом мягкие полянки, сверкала речка, топорщились опасные для всех парашютистов деревья. Глядя на маневры со стропами, я усиленно копировал движения. И ведь все же кое-как с божьей помощью приземлился!

Земля больно вдарила по ногам. Я кувыркнулся, пролетел вперед. Сила инерции еще раз швырнула меня через голову, и я распластался на земле. Сверху меня бережно прикрыл парашютный шелк. Тело к выносу готово!

— Никогда не стану парашютистом! — послышался голос Колчина. — Не хочу, не буду!

Жив, значит.

— Эй! Ты как? — С меня стащили парашютный шелк, и замаячило сверху лицо Трофимова.

— Нормально. — Я сел и огляделся. — Только ногами сильно ударился.

— Так пружинить надо! Дурилка газетная. Ни фига вас в редакции не учат!

— Вообще-то это не мое дело, с парашютом прыгать.

— Ну и оставался бы в самолете, — весело ответил Трофимов и пошел куда-то.

Я отыскал глазами майора Федулова. Тот изображал из себя саму Смерть — с бледным, заостренным лицом недвижно сидел на земле и всматривался в четвертое измерение.

Приковылял Колчин и сел рядом.

— Впервые в жизни прыгал из горящего самолета и ничего себе не сломал!

— Добрый знак!

— Будет о чем детям не рассказывать, чтобы не брали дурных примеров с отца.

Трофимов снова очутился рядом.

— Все в порядке? Идти можете? Никто ничего не сломал?

— А куда теперь? — спросил я.

— Сейчас определимся, — ответил Трофимов загадочно и пошел к двум пилотам на совещание.

Изредка ветерок приносил нам обрывки их совещания. Колчин внимательно слушал.

— Тот же самый язык, что мы слышали на заставе, — определил он.

— Значит, они и есть «Блуждающие огни», — сказал я удовлетворенно. — А мы еще живы. И это радует. Хочется петь.

— Спой, — хохотнул Сашка.

А мне что! Я затянул:

— Я приду и тебе обойму! Если я не погибну в бою!

Троица оглянулась на меня.

— Жизни радуется! — пояснил Сашка.

И они снова ушли в свои разговоры.

Федулов, прислонясь к камню, сидел не шелохнувшись.

— Такое ощущение, что он умирает, — сказал я Колчину.

— Да уж. Всего минуту назад он был более живым, — оценил тот позу Александра Петровича.

— Может, он все же разбился?

— Не смеши меня! Федулов из спецназа погранвойск! Такие если и разбиваются, то не раньше, чем по ним танком проедутся.

Я пошел к «Блуждающим огням»:

— С Федуловым что-то не так.

Трофимов достал аптечку, отобранную у майора на аэродроме, вытащил оттуда ампулу с красной жидкостью, собрал маленький шприц, наполнил его из ампулы и передал мне:

— На, вколи ему. Через минуту будет как новенький.

— Что это? Наркотик?

— Потом, потом! — отмахнулся Трофимов.

— Где мы хотя бы?

— В Таджикистане.

Я пошел к Федулову:

— Александр Петрович, я вколю?

Он чуть заметно кивнул:

— Можешь через одежду.

Я вколол шприц сквозь рукав камуфляжной куртки. Через несколько секунд Федулов ожил, повертел головой и сел.

— Как самочувствие?

— Хреново, — не стал он приукрашивать.

— Что в шприце?

— Лекарство.

— Понятно. Могу еще чем-нибудь помочь?

— Воды бы.

— Сейчас принесу, если найду.

Мы с Колчиным показали группе Трофимова, что идем к реке.

Они покивали и снова склонились — чудить над картами.

На ущелье навалилась жара. Сверкали остроконечные шапки, бликала сквозь ветки кустов и деревьев бурливая речка.

Мы остановились на берегу и как зачарованные смотрели на поток.

— Искупаться бы, — предложил Колчин.

— Унесет, на фиг.

Мы набрали воду во фляги, которые всегда приторочены к поясу журналиста и наполнены, как правило, спиртом. Пошли поить Федулова.

Трофимов с командой уже вовсю щебетал о чем-то по рации.

Мы дали напиться Федулову. В смысле, попить.

Теперь он выглядел много лучше, чем полчаса назад.

— Какие наши дела? — спросил я, подойдя к Трофимову.

— Лучше, чем мы ожидали. Скоро будем дома.

— Вот как?.. А нам ведь надо о многом с вами поговорить.

Трофимов ухмыльнулся:

— Думаю, что мы можем удовлетворить любопытство друг друга. Но не раньше, чем доберемся до базы.

Пеший путь по горам может понравиться разве что закоренелым идиотам. Если сегодня мне кто-нибудь предложит прогуляться в туристическом благолепии по красивым горным перевалам, я такому человеку сразу голову оторву. Ничего худшего в своей жизни не встречал.

Солнце палило нещадно. Уже через минуту подъёма пот — градом. Ноги то и дело проваливались в какие-то расщелины. В некоторых местах надо было подтягиваться чуть ли не на пальцах и втаскивать себя на каменные валуны. Но больше всего злило, что мы не знали, как долго нам придется идти.