— Оружие есть?

— Откуда? Мы гражданские люди!

— По-твоему, ВСЕМ гражданским не нужно оружие, что ли?

— Нам — нет, мы — журналисты.

Но все равно пришлось открывать рюкзаки и показывать, что мы честные люди.

Нас поставили в предбаннике у кабины пилотов и посоветовали крепче держаться при взлете.

Мы обрадовались до безумия. Даже не верилось, что уже через два часа я буду ехать в теплом метро.

После взлета Шахов откупорил бутылку водки и пригласил техника разделить с нами пиршество. Тот притащил сухой паек на закусь, и мы принялись разогревать окоченевшие конечности. Чуть погодя к нам присоединился летчик из кабины пилотов. Когда мы прикончили две бутылки водки, техник вытащил из заначки медицинский спирт. Навалились на него.

На душе полегчало. Все страхи и ужасы войны, голод и холод отступили. Словно отвалились от нас после взлета.

Мы пили, травили анекдоты, говорили о войне, о Грозном. Пилоты говорили, что раненых очень много. Каждый день самолеты развозят их по разным городам и госпиталям. График у пилотов очень напряженный, без продыху.

Разлили еще по одной.

— Ну, будем здравы, — сказал я.

Пилот к стакану не прикоснулся.

— А вы что же?

— Мне еще самолет сажать, — сказал он, поглядывая на часы. — А мы уже, считай, прилетели.

— Да-да! Конечно! — заголосили мы с Серегой. — Главное — самолет! Удачная посадка, так сказать!

Кто бы мог подумать, что два часа кряду мы спаивали нашего главного летчика.

Пилот зашел в кабину и сел за штурвал.

— А можно мне посмотреть из кабины? — попросил я.

— Валяй!

В кристально чистом воздухе самолет медленно наплывал на сверкающую огнями Москву.

Внизу отчетливо различались светофоры и снующие по проспектам машины. Горел под прожекторами Кремль. Кипела Тверская, кружилась в хороводе машин Лубянка.

Самолет сделал полукруг и стал снижаться в темноту военного аэродрома Чкаловский.

Я до сих пор не понимаю, как летчики могут работать в кромешной тьме.

Взлетная полоса стремительно приближалась. О том, что она есть, говорили только зажженные по кромкам огни. Саму бетонку засыпало толстым слоем снега. Ударил боковой ветер и начал сносить самолет в сторону. Летчик дернул штурвал. «Скальпель» снова нашел полосу. Машина стремительно снижалась. Новый удар поддых — и самолет отбрасывает в сторону. Пилот опять выруливает на полосу. Он крутил штурвалом, как велосипедист на кочках. Наконец машина прижалась к земле. С веселым стуком загремели по бетонке шасси. Самолет вырулил на стоянку. Началась разгрузка раненых.

Мы попрощались с пилотами и пошли ловить попутную машину.

Подъезжая к Москве, поймал себя на том, что постоянно кручу головой по сторонам. Словно боюсь обстрела или засады. Остро не хватало взрывов и стрельбы. Лязга гусениц под ногами и зарева на горизонте. Даже не верилось, что можно вот так запросто ехать вечером на машине и ничего не бояться.

Война и борьба за выживание очень быстро входят в подсознание. Вытравить из себя эти привычки я не могу уже который год.

Возле метро мы с Серегой взяли пива и встали в сторонке, чтобы договориться о встрече на завтра. Прохожие смотрели на нас, как на двух бомжей. Меня это повеселило. Наш вид в Грозном, наоборот, говорил о нашей респектабельности. Там ведь вообще все ходили в рванье. Выпив пива и обсудив насущные дела, мы разъехались.

Я шел темными дворами, смотрел на горящие окна и представлял себе, как я сейчас зайду в квартиру, как приму ванную, наемся до отвала, завалюсь в теплую постель и не буду ни о чем думать. Не буду думать о том, что сейчас в эту самую минуту гибнут люди, о том, что их трупы жрут бездомные собаки, не буду думать о тех умерших раненых в холодной палатке, о взорванных, растерзанных, пропавших без вести…

…Тут я почувствовал, как у меня по лицу текут слезы! Ни хрена себе! Я не собирался плакать, да и лицо у меня оставалось спокойным, но слезы катились безостановочно. Пришлось открыть припасенную бутылку пива и припасть к горлу. С веселыми бульками холодное пиво легко уходило внутрь. Это меня остудило. Я зачерпнул пригоршню снега и вытер лицо. Расплавленный снег сразу же прихватило морозцем.

Вот теперь я уже, наверное, точно приехал…

Итак, «Блуждающие огни» в Чечню не приезжали. Зря только промотался там около месяца. Наше расследование и спасение Вики снова застопорилось.

— Ты просто супер поработал! — похвалил меня Колчин при встрече.

Он показал мне номера газет, где напечатаны мои репортажи из Грозного. Начальство по необъяснимым причинам решило все-таки кое-что опубликовать. Правда, самые острые моменты были ловко выправлены, а кое-где и вовсе обойдены. Меня эти газетные «виражи» уже не волновали. Перегорело.

— Саша, я готов тебя убить. Там нет никаких «огней»!

— Я даю слово, что мой знакомый…

— Что это за знакомый? Прапорщик какой-нибудь?

— Хм. Вроде того. Только звезды на погонах пожирнее и посолиднев. Вообще-то он генерал. А точнее, командующий.

Я раскрыл рот.

— Да-да. Именно поэтому я говорил тебе об «огнях» с такой уверенностью. Он же владеет информацией. У него вся картина перед глазами и все разведсводки.

— И откуда он?

— Из Министерства обороны.

— Так что ж ты раньше молчал!

— Раньше он сам знал отрывочно. И не хотел с тобой встречаться. А теперь он готов помочь.

— Как все медленно, — посетовал я. — Уже сколько месяцев прошло, как Вика в плену. Она же с ума там сойдет.

Колчин насупился:

— По крайней мере, мы, в отличие от спецслужб, хоть что-то делаем.

— Медленно, слишком медленно.

— Мы не спецагенты, Леша. Мы простые люди, у которых в карманах журналистские удостоверения. За нами не стоит мощное министерство.

— Ладно, убедил. Звони своему генералу.

— Я сейчас, — Колчин вышел из кабинета.

Через пару минут он вернулся:

— Завтра. На нейтральной территории, он готов с нами встретиться. Без диктофонов и прочей ерунды.

В кафе «ZOO», неподалеку от московского зоопарка, генерал явился по гражданке. Это место, как выяснилось впоследствии, нравилось не только нам. Тут частенько встречались офицеры ЦРУ и РУМО со своими агентами — пока в один день контрразведка не накрыла эту «шпионскую малину». Кафе работает до сих пор. Под тем же названием. Но мало кто знает о его былой славе.

— Где были замечены «огни»? — спросил я без всяких предисловий.

— В южном секторе. Вы себе карту Чечни представляете?

— А то!

— Вот там они и стоят.

— Насколько это достоверно? — специально для меня уточнил Колчин.

Генерал хмыкнул:

— В отличие от журналистов, моя информация из первоисточника. Наша разведгруппа попала в засаду боевиков. Во время боя в тыл боевикам ударило подразделение. Разведчики думали, что это свои пришли на помощь, но после того, как отряд расправился с боевиками, он ударил по разведчикам. Там, в группе, были пограничники из Таджикистана. Они опознали этих ребят. Так можно сказать.

— Случайно, не капитан Федулов там был? — спросил я.

— Майор Федулов, — поправил генерал.

— Как быстро растут люди! — восхитился Колчин.

— Удалось ли взять кого-нибудь в плен? — задал я новый вопрос.

— Нет.

— Но ведь охота продолжается?

— Безусловно.

— Нам надо попасть в это подразделение. Вы можете нам помочь?

— А что вы там собираетесь делать?

— Мне надо прояснить судьбу своей невесты, — сказал я. — Она была захвачена «огнями» больше полугода назад. И, по нашим предположениям, находится сейчас в Таджикистане. В плену у этих «огней». Нам надо знать, где именно? Как ее найти?

Генерал смерил нас тяжелым взглядом: