Колокольчик у двери звякнул, и Скотт удивленно поднял голову. Надувной матрас заколыхался, а Скотт, зажмурившись от солнца, гадал, неужто Эллисон все ж таки набралась храбрости и приехала к нему? Пару дней назад он рассказал Пейдж о найденных дневниках. Эллисон так и не позвонила. Но холодок в затылке и покалывание, которое он чувствовал в подушечках пальцев, подсказали Скотту, что предчувствие его не обмануло и там, за дверью, действительно она.

Великолепно, решил он. Ухитрилась выбрать тот самый день, когда настроение у него хуже некуда — заработался допоздна, а потом толком не выспался. Строго говоря, то же самое случалось с ним каждый день, именно по этой причине Скотт сейчас валялся возле бассейна — хотел немного подремать.

Решив, что не помешает смыть с себя пот, он нырнул и поплыл к противоположному бортику бассейна. Прохладная вода приятно освежила тело. Поспешно обтеревшись полотенцем, Скотт схватил рубашку. Будь у него хотя бы пять минут, он успел бы привести себя в приличный вид, ворчал он про себя, шлепая босыми ногами по прохладному мрамору пола. К счастью, в доме был кондиционер. Вихрем промчавшись через прихожую, Скотт подскочил к двери и замер, стараясь унять бешено колотившееся сердце.

Увы, это не помогло. Открыв дверь и увидев стоявшую на пороге Эллисон, Скотт почувствовал, как все внутри у него скрутило судорогой желания. На ней было летнее ярко-желтое платье без рукавов. Скрестив на груди руки, Эллисон молча смотрела себе под ноги. Потом вдруг подняла голову, и Скотт обмер, когда увидел до боли знакомые серые глаза в обрамлении черных ресниц.

— Эллисон… — на удивление невозмутимым голосом приветствовал ее он.

При виде его расстегнутой рубашки и мокрых плавок ресницы Эллисон чуть заметно дрогнули, а глаза вдруг стали круглыми, как блюдца. Ей вдруг бросилось в глаза, что волосы у него заметно отросли и к тому же он сбрил бороду. Эллисон нахмурилась. Естественно, с тех пор ему и в голову не пришло побриться, так что вид у него был жутковатый — под стать самочувствию и настроению.

— Рад тебя видеть. Эллисон отвернулась.

— Я приехала за дневниками. — Равнодушный тон, которым это было сказано, рассеял последнюю надежду на то, что Элли, может быть, просто соскучилась.

Впрочем, а чего он, собственно, ожидал? Что она бросится ему на шею? Или рухнет перед ним на колени, умоляя простить за то, что вышвырнула его за дверь, словно описавшегося кота, даже не дав возможность хоть что-то объяснить?!

— Ну да. Конечно. Что ж, заходи. — Скотт отступил в сторону, пропуская ее в дом.

Эллисон замялась, и Скотт вдруг разозлился.

— Боишься, что отравишься, подышав со мной одним воздухом? — ощетинился он. — Ничего, это тебя не убьет.

Решительно вздернув подбородок, Эллисон переступила порог. Скотт молча провел ее в гостиную в задней части дома. Гостиная с белыми стенами и мебелью выглядела элегантно, даже шикарно, но при этом казалась холодной и нежилой.

— Принести что-нибудь выпить?

— Нет, — поджав губы, отрезала Эллисон, стоя с таким видом, будто палку проглотила.

Закусив губу, Скотт с трудом подавил желание выругаться… встряхнуть ее хорошенько, заставить хотя бы поговорить с ним. Вместо этого он только тяжело вздохнул.

— Подожди здесь. Сейчас я их принесу.

Оставив Эллисон стоять посреди комнаты, Скотт взбежал наверх. Чертыхаясь, отыскал сухие шорты и натянул на себя. На это ушло несколько минут. Потом, схватив пакете дневниками, двинулся назад, в гостиную. Но, уже взявшись рукой за поручни лестницы, Скотт замер, не в силах отвести от Эллисон глаз. Одетая в ярко-желтое платье, она стояла спиной к нему, разглядывая сквозь стеклянную стену бассейн и расстилающуюся позади него узкую полоску песчаного пляжа. В этой белой комнате, смахивающей на дворец Снежной королевы, она казалась единственным теплым и ярким пятном.

Господи, зажмурился Скотт, как же ему не хватает ее! Он знал, что это невозможно… и все-таки безумно хотел ее…

Услышав его шаги на лестнице, Эллисон обернулась, и на какую-то долю мгновения ему вдруг показалось, что он заметил в ее глазах отражение его собственной тоски. Много раз Скотт пытался представить себе, что он скажет, если вдруг произойдет невозможное и они снова встретятся. Обычно он без труда находил нужные слова, но сейчас язык словно примерз к небу. Он протянул пакет.

— Надеюсь, Пейдж объяснила, что я увез их случайно…

— Да. — Эллисон раскрыла пакет, и он заметил, как у нее дрожат руки. — Прости, я погорячилась. Мне не следовало обвинять тебя…

Проклятие… для чего она это сказала?! Надежда вновь вспыхнула в его груди… А что может быть больнее, чем надеяться на то, что заведомо невозможно?

— Эллисон, может, поговорим?

— Я… нет, не могу. — Она судорожно прижала к груди пакет с дневниками. — Мне пора…

— Неужели ты возненавидела меня до такой степени, что тебе противно даже разговаривать со мной?

— Ошибаешься… — Она провела рукой по глазам. — Хотела бы я возненавидеть тебя… О Господи, если бы я могла! Все было бы гораздо проще… — Из груди ее вырвалось глухое рыдание. — Мне пора идти.

Она повернулась, но Скотт схватил ее за руку.

— Эллисон, подожди.

— Нет! Прошу тебя! — Она кусала губы, пытаясь взять себя в руки. Это оказалось гораздо мучительнее, чем она думала. — Пожалуйста… не дотрагивайся до меня! Мне это тяжело…

— Выходит, я тебе противен…

— Да нет же… просто я до сих пор хочу тебя! — выкрикнула она и отвернулась. Видеть его так близко, с еще мокрыми после купания черными волосами и пробивающейся щетиной, было выше ее сил. Никогда он еще не казался ей таким желанным. — Я уже даже толком не понимаю, какой ты на самом деле. Помню только, каким ты казался мне… жаль, что на самом деле ты другой. Не тот Скотт Лоренс, которого я любила и который любил меня. Почему только ты не мог быть таким?

— Я и есть Скотт Лоренс, — с нажимом проговорил он. — И я не лгал — я действительно люблю тебя.

Эллисон впилась взглядом в его лицо, мучительно желая, чтобы это оказалось правдой.

— Хотела бы я верить в это.

— Но я люблю тебя, Эллисон. — Обхватив ладонями ее лицо, Скотт смотрел ей в глаза, словно пытаясь заставить ее поверить. — Проклятие, Эллисон, если бы ты знала, как я люблю тебя! Мне… мне даже больно думать о тебе…

Элли покачала головой. По щекам ее струились слезы.

— Прошу тебя, поверь мне. — Скотт прижался лбом к ее лбу. — Я Скотт Лоренс. И я люблю тебя — люблю так, как никого и никогда не любил. Я люблю тебя, Элли!

Всхлипнув, Эллисон свободной рукой обхватила его за шею. Губы Скотта скользнули по ее лицу, потом завладели ее губами. Элли вернула ему поцелуй, и желание вспыхнуло в ней, как вспыхивает сухой валежник, если к нему поднести спичку. Желание коснуться его… может быть, в последний раз… заглушило все доводы рассудка. Распахнув на нем рубашку, Эллисон с наслаждением провела ладонями по загорелой коже, под которой буграми перекатывались мускулы.

— Господи… как я хочу тебя! — простонала она. — Я не могу… не могу перестать тебя хотеть!

— И не надо! — Отобрав у нее пакет с дневниками, Скотт положил его на стеклянный кофейный столик. Пальцы его нетерпеливо расстегивали крохотные пуговки на платье. — Даже не думай об этом.

Платье упало на пол, и холодный кондиционированный воздух обжег ей кожу. Ладони Скотта накрыли ее грудь, и Эллисон, хрипло застонав сквозь зубы, изогнулась дугой. Сбрасывая на ходу остатки одежды, они кое-как добрели до дивана и упали на него. Скотт подмял Эллисон под себя, лихорадочно осыпая ее лицо поцелуями.

Она твердила себе, что пора прекратить это безумие… но не могла остановиться, не могла заставить себя оторваться от него. Губы Скотта впились в ее рот. Они оба словно потеряли голову. Изнемогая от желания, Эллисон широко развела ноги. Ладонь ее проскользнула между их телами и сжала напрягшуюся плоть Скотта.