Кухню окутали сумерки, усиливая эффект, произведенный ее рассказом.

– Прелестно, не так ли? В молодости я часто мечтала побывать в этом мире. Я рада, что тебе, дорогая, это удалось, прежде чем эта культура не исчезла полностью.

– Да, бабушка, я тоже рада, – горло Мэдди сжалось от волнения.

– Но ты говорила о своих мечтах; касающихся тебя и Лиса, – оживленно произнесла Сьюзен. – Чего мы можем ждать от этого молодого человека?

– Хотела бы и я знать, – Мэдди встала, чтобы зажечь лампу. – Раньше я думала, что все изменится, но теперь здесь мать Лиса, и кто может сказать, что это будет значить? Во всяком случае, думаю, он вряд ли горит желанием привести к себе в дом жену, пока она здесь.

– Не могу представить, Дэниэл, чем ты занимался в эти последние недели!

Энни Сандей Мэттьюз, подбоченясь, стояла в середине просторного дома сына и оглядывалась вокруг с нескрываемым неудовольствием. Ее взгляд упал на скатанную, сбитую постель в углу, скользнул по открытой лестнице на чердак, остановился на втором каменном камине, столе и стульях из бревен и бочек, нескольких корзинах с продовольствием и кухонной утвари.

– Долж насказать, я шокирована. Как ты можешь так жить?

Титус Пим сидел в открытых дверях, попивая из кружки эль и наблюдая, как солнце садится за вершины гор. Наконец он в замешательстве поднялся:

– Я лучше уйду, приятель? Я так рад, что ты и леди вернулись!

– Титус, куда ты уходишь? – спросил ошеломленный Лис.

– Ну, пойду в гостиницу Кастера. Теперь, когда миссис… – его голос смущенно оборвался.

– Мэттьюз, – подсказал Лис.

– Да. Теперь, когда миссис Мэттьюз здесь, чтобы заботиться о тебе, и будет жить в этом доме, ей захочется мира и уединения. Так будет лучше, по крайней мере, пока мы не построим подходящих комнат. – Пим усмехнулся и поклонился Энни Сандей.

Она подошла к двери, чтобы помахать на прощание корнуэлльскому рудокопу, и обратила внимание на маргаритки и цинии, весело цветущие перед бревенчатым домом.

– Вижу, у тебя цветы. Как это трогательно с твоей стороны, мой дорогой мальчик!

Лис еле удержался от саркастического ответа и попытался изобразить свою лучшую мальчишескую улыбку. Обняв Энни Сандей, он умолял:

– Не будь так сурова со мной, мама! Посмотри на этот дом! Это дворец по сравнению с другими домами в Дидвуде. Я просто не успел обставить его как следует.

– Вздор! Ты просто решил жить как язычник, спать на полу, есть бобы из банки и мыться в оловянном тазу!

– А вот и неправда! – возразил он. – Я практически каждый день хожу в баню на Главной улице, особенно в жару. Я даже дополнительно плачу за свежую воду!

– Ну, ну, о тебе, должно быть, говорят в городе с такими шокирующе развитыми обычаями, – Энни отвернулась от него.

– Мама, ты знаешь, что я восхищаюсь тобой более чем кем-нибудь, но я должен быть честен. Такое поведение тебе не идет. Ты не рада видеть меня?

У нее слегка задрожал подбородок:

– Разумеется, рада. Вероятно, мне слишком тебя не хватало, и я пыталась хотя бы казаться сдержанной в этом незнакомом месте и среди множества незнакомых людей. Признаюсь, я начинала беспокоиться, что с тобой что-то случилось. Ты можешь представить себе мой страх, когда я приехала сюда и узнала, что ты отправился к Безумному Коню?

Ее слова теперь текли быстро.

– О Дэниэл, услышав об этом ужасном убийстве на Литтл Бигхорн, я рыдала целыми днями, думая, что ты убит.

– Ты рыдала? Невозможно! – нежно упрекнул Лис, целуя блестящие волосы матери.

– Нет, нет, это правда, – настаивала она. – Слава Богу, У тебя хватило ума дать мне знать, что ты невредим и где находишься. Меня настолько переполняло чувство облегчения, что я, не откладывая, решила ехать сюда. По-моему, если говорить совершенно честно, у меня было такое чувство, что я вернулась в те времена, когда твой отец оставил меня в Вашингтоне и уехал к границе. Я постоянно жила в страхе, что он не вернется домой, что индейцы, которым он так сочувствует, убьют или изувечат его, но никогда не сказала ему ни слова об этом, и он в конечном счете перестал уезжать. – Энни Сандей, взяв себя в руки, заговорила спокойнее: – Должно быть, ты прав. Я устала и так счастлива что вижу тебя, дорогой. Ты не против, что я приехала?

– Против? – отозвался Лис. – Я люблю тебя, мама. И очень рад видеть тебя!

– Ну что ж, тогда все решено. Совершенно очевидно что тебе нужна моя помощь по дому! Ему нужно гораздо больше, чем несколько цветочков, Дэниэл!

– За цветы ты фактически можешь поблагодарить Мэдди. Это ее дело. – Его взгляд устремился к соснам, разделяющим их дома.

– Кому? О да, мисс Эвери. Она, кажется, очень милая молодая леди. Я подружилась с ее отцом! – Энни Сандей задержалась взглядом на лице сына, стряхнула с себя страхи, и ее настроение поднялось.

– Посмотрим, на чем же мне сегодня придется спать? А завтра пойдем в лавку Стара и Бьюллока и купим приличную домашнюю утварь. Господи, Дэниэл, хорошо бы нам сегодня получше выспаться. Завтра у нас насыщенный день!

Энни торопливо обошла дом, а он вышел, осматривая свои владения и прикидывая место для новой хижины. Она не должна быть очень большой, но вполне достаточной для Энни Сандей.

Лис нашел могилу Д.Б. Хиккока на дидвудском кладбище, изобретательно названном «Приют новичков».

Кладбище располагалось на естественном расчищенном участке леса на восточной от города стороне ущелья. Дис пошел туда, когда солнце еще только поднималось с другой стороны белых скал, обрамляющих каньон, и легко нашел могилу Билла. Она еще была покрыта цветами. На лицевой стороне доски, врытой в холмик, неопытной рукой были вырезаны имя Хиккона, его возраст, обстоятельства и дата смерти.

Перед тем как идти на кладбище. Лис рано утром вымылся, забрал из прачечной жены Вонг Чи свою чистую и накрахмаленную одежду. Ему было приятно, что он пришел к другу вычищенным, выбритым и одетым в чистую полосатую рубашку и выцветшие синие брюки, пахнущие солнцем, мылом и горячим утюгом миссис Чи. С тоской вспоминая о народе лакота, он еще раз утвердился в мнении, что принадлежал он все-таки именно этим местам. Даже со всеми своими бросающимися в глаза недостатками и несообразностями, Дидвуд был его домом, и он вернулся сюда с новым чувством, что чего-то стоит. Может быть, у него тоже есть изъяны, но у него есть и цель – и ему приятно было снова это осознавать. Как будто пламя его души снова загорелось.

В бане Лис услышал от старого Френчи подробности смерти Билла, разумеется уже приукрашенные ради создания легенды. Он держал тузы на восьмерках, названных теперь «рукой мертвеца», и сидел спиной кдвери салуна, когда туда вошел Джек Мак-Колл и выстрелил ему в затылок. Некоторые говорили, что убийца просто пьяница, другие считали, что он последовал за Бешеным Биллом в Дидвуд, чтобы отомстить за брата, застреленного Хиккоком в Эбилене. Как бы то ни было, суд рудокопов, собравшийся в Жемчужном театре, счел возможным отпустить его. В этой истории было столько темного, что Лис решил не задумываться над обстоятельствами смерти друга.

– Просто пришло его время, – размышлял Лис, глядя на полевые цветы, которыми была отмечена могила.

– Эй, приятель! – раздался голос в нескольких ярдах внизу. – Я слышал, ты вернулся!

Лис увидел приближающегося Колорадо Чарли Аттера и иротянул руку:

– Рад тебя видеть!

– Я ушел той ночью и не возвращался из Чейенна, пока они его не похоронили. Я пытался собрать по кусочкам всю эту историю, но, кажется, у каждого своя судьба. Во всяком случае, я ничего не могу сделать, чтобы вернуть его… – Аттер пожал плечами, внезапно прекратив разговор, так как глаза его повлажнели.

– Я думал точно так же, – Лис открыл свое сердце другому человеку; он потерял своего лучшего друга.

– Мне будет очень не хватать его. Знакомство с ним его было честью для меня. Отвратительно, что этот город превращает его в миф: еще один способ делать деньги, знаешь ли.