– Вы же не думаете на самом деле, что они причинят нам вред? Вы сказали отцу, что верите в свою безопасность, что у вас есть друзья среди сиуксов и даже среди людей Безумного Коня?

Лис пожал плечами.

– Неужели вы считаете, что я бы открыл свою боязнь и страх перед вашим отцом, даже если бы они у меня были? Сейчас я не могу дать вам никаких гарантий, но несколько лет назад дал бы. Большинство лакота, которых я знал, были милейшими людьми. Ваш отец и я, мы оба сказали вам, что чувствуем по отношению к индейцам.

– Но вы не уверены, что они остались такими же? – Мэдди чувствовала, что следует оставить эту тему, но она волновала ее, как кость голодную собаку. Сварят ли ее живьем над горящим костром, или четыре лошади разорвут ее, разбегаясь в разные стороны?

– Не знаю, что еще вам сказать. Этих людей лишили надежды. Нетрудно догадаться, какие чувства они испытывают по отношению к белым. Некоторые, с которыми они дружили, отвернулись от них, и мне они могут не поверить. – Лис вынул из кармана сушеный абрикос и, пожевав, добавил: – Хотя лакота мудры. Они вспомнят, что я у них ничего не просил и не нарушал данных им обещаний. В те годы, проведенные в прериях, я делил с ними лишь дружбу, смех и работу. У них нет причин наказывать меня за грехи других белых американцев. Я верю, что мы будем в безопасности.

Мэдди громко вздохнула, и ее прелестное лицо медленло расплылось в улыбке.

– Ну что ж, это для меня достаточно. Теперь я с удовольствием испытаю следующую главу наших приключений. Мы будем в безопасности! – Она с пафосом повторила его слова, словно это могло придать им больше вероятности.

Лис вздохнул, но его сердце было неспокойно. Они с Мэдди, вероятно, будут в безопасности… пока Безумный Конь и его приспешники из лакота не обнаружат, что он был среди солдат, преследовавших индейцев в тот позорный день на Литтл Бигхорн.

Сгущались сумерки, омывая ландшафт янтарными и разовыми оттенками. Пара мулов тащила повозку и двух пассажиров на гребень отлогого хребта горы. Теперь перед ними неясно вырисовывался Бир Батт.

Равнина, лежащая у подножия горы, была усыпана хлопковыми деревьями.

Лис потянул за вожжи и прищурился, глядя на деревья, мерцающие вдали под слабым ветерком. Эти деревья означали воду. Они растут вдоль рек, и именнотам индейцы разбивают свои лагеря. Он заслонил глаза рукой и пожалел, что не додумался взять с собой подзорную трубу. До Лиса неожиданно дошло, как он был небрежен, вероятно потому, что его ум затмили вздорные мечты о Мэдди. Почему он не подумал, что индейцы могут напасть на них прежде, чем он установит с ними контакт? Даже прежде чем они с Мэдди поймут, что индейцы здесь! Как, черт подери, он собирался общаться, если не увидит никого из знакомых ему раньше? А слова!.. Его охватила паника, когда он старался припомнить хоть какие-нибудь слова языка лакота, который раньше знал почти в совершенстве.

Почувствовав напряжение, охватившее его, Мэдди спросила:

– Что-то случилось?

– Ничего, – прошептал он, спокойно улыбаясь, – просто я думаю, как правильнее поступить в данной ситуации.

– Не поискать ли нам селение?

– О, не сомневаюсь, что оно где-то здесь, за деревьями. Я думаю, им уже известно, что мы здесь.

Мэди попыталась проглотить слюну, но что-то застряло у нее в горле. Она наконец осознала действительное положение дел, не зная, что будет с ними, когда они столкнутся лицом к лицу с этими индейцами-перебежчиками.

– Может быть, лучше немного посидеть здесь и подождать, дать им шанс самим подойти к нам, – решил он наконец. – Думаю, я поем, пока могу.

Она недоверчиво уставилась на него. Он залез в повозку, вынес оттуда ломоть ржаного хлеба, немного вяленого мяса и пару слив и все это предложил Мэдди.

– Нет, спасибо, – воскликнула она приглушенным» голосом, – я сейчас совершенно не в состоянии есть.

– Очень жаль, – лаконично ответил Лис. Он съел все с аппетитом, запил холодным кофе, вытер рот и пошел напоить из ковша Уотсона и мулов. Когда он вернулся, Мэдди уже практически была в истерике:

– Как вы можете быть так спокойны?

– Не повышайте голоса, – перебил ее Лис. – Его относит бриз. Вам нужно, чтобы я скрежетал зубами и молил Бога защитить нас от муки и смерти? Вы хотите, чтобы я истекал холодным потом, закатывал глаза, дрожал и прятался?

Прежде чем Мэдди заговорила. Лис поднял руку, прижал пальцы к губам и прислушался.

– Они идут, – прошептал он.

Мэдди охватил полнейший ужас. Какое-то мгновение она думала, что упадет в обморок, но врожденная сила характера дала себя знать.

– Я возьму винтовку?

Лис ласково улыбнулся ей и загорелой рукой погладил по щеке.

– Дорогое Мое Безумство, перед отрядом индейских воинов оно не поможет вам, но ваша отвага меня восхищает. Я верю, что вы, если придется, защитите нас обоих!

Слезы выступили на ее глазах, и она яростно вытерла их.

– Что-то же мы можем сделать! – До ее слуха донеслась симфония стука копыт, поднимающаяся с лежащей под ними равнины.

– А вот это! – Он своими сильными руками притянул ее в объятия, все еще улыбаясь ей любящими голубыми глазами. – Незачем волноваться, надо верить в лучшее. – Он целовал ее в напряженные губы, пока не почувствовал, что они смягчились и отвечают ему. Наконец он поцелуями прошел по ее шее, бормоча: «Шшшш…» так успокаивающе, что она безвольно отдалась его объятиям.

Лису стало легче оттого, что Мэдди ответила на его ласки при всем своем страхе. Он знал, что вид индейских воинов с их боевой раскраской, призванной запугать незнакомцев, приведет бедную Мэдди в ужас, и надеялся отвлечь ее.

Наконец, подняв голову, он увидел, что пятеро худых, свирепого вида молодых людей в наколенниках из оленьей кожи, ярко раскрашенные и в перьях, стоят линией на проворных пони. Двое других всадников еще спускались галопом по отлогому склону.

Лицо одного из них было раскрашено так, что делало его похожим на дикого медведя, волосы его были распущены, а обнаженная верхняя часть туловища тоже раскрашена. Его спутник, с лицом, раскрашенным белой краской с зелеными кругами под глазами, был одет в синюю куртку, принадлежав-шую когда-то белому офицеру. Лис предположил, не с Литтл ли Бигхорн привезена эта куртка.

– О, Боже мой! – выдохнула Мэдди чуть слышно.

Два индейских воина, приблизившись к повозке, коротко остановили пони и, угрожающе размахивая украшенными копьями, выкрикнули вызов на языке лакота.

Лис с удивлением обнаружил, что совершенно спокоен. Им владело магическое чувство, что он это уже видел. Встретившись со свирепым взглядом первого мужчины, он произнес: «Кола», что на языке лакота означало «друг». Он показал на себя, затем на Мэдди. Осмелев, он добавил возглас удовольствия: «Хан-хан-хе, кола!»

Эскорт из пяти человек начал переговариваться между собой, а молодой человек в офицерской куртке тем временем смог понять, о чем говорил Лис. Это был первый человек, с которым он ощутил бессознательную связь, и потому продолжал смотреть на него.

Наконец парень медленно заговорил на языке лакота, и Лис мысленно перевел его слова: «По-моему, мы встречались раньше, смелый друг, как ты себя называешь. Меня зовут Голодный Медведь. Ты?..»

Ободренный и возбужденный тем, что его узнали, Лис выпрямился и воскликнул:

– Мой старый друг! Я тот, кого твой народ назвал Голубоглазым Лисом!

Мэдди уставилась на этих двоих, когда они приветствовали друг друга как братья. Голодный Медведь был представлен ей, и она улыбнулась ему. Второй индеец подтолкнул локтем своего спутника. Его грозное лицо было надутым, как у мальчика, исключенного из игры.

Засмеявшись, Голодный Медведь представил Полосатую Сову, одного из чейеннов, присоединив-шихся к отрядам лакота, сопротивлявшихся жизни в резервациях. Когда Полосатая Сова и белые гости обменялись приветствиями, Голодный Медведь спросил Лиса, зачем они пожаловали к ним.