Дискурс – явление более широкое, чем текст, и динамическое. Это одновременно и процесс языковой деятельности, и её результат, а результат и есть текст. Дискурс воспринимается как живой неоконченный текст, взятый в момент его непосредственной включённости в акт коммуникации, в процесс взаимодействия с контекстом.

Понятие дискурса стало доминирующим в филологии, когда интересы языкознания сместились от структурного описания языка на исторический контекст, в котором язык становится, функционирует и развивается. Под дискурсом понимают процесс общения, научного рассуждения, художественное произведение, все тексты, принадлежащие одному автору, ораторская речь и проч. Термин дискурс активно используется не только в филологии, но и в философии, социологии и политологии, в культурологии, в работах по психоанализу и т. д.

Замечательный русский писатель К. Д. Воробьёв устами своего литературного героя сказал с изумлением: «Я испытал немое удивление перед покоряющей силой обнажённого слова» [Воробьёв К. 2008: 92]. Почему один и тот же текст, одно и то же слово оказывает разное действие на разных людей и почему это слово при повторной встрече с ним по-разному воспринимается одним и тем же человеком?

На многие трудные вопросы можно дать ответы, если обратить внимание на связь порождения и понимания текста с феноменом бессознательного. Полагаем, что текст создаётся автором и интерпретируется получателем с учётом бессознательного, которое является обязательным элементом человеческого существования.

Напомним, что бессознательное – «форма психического отражения, где образ действительности и отношение к ней субъекта не выступают как предмет специальной рефлексии, составляя нерасчленённое целое. Бессознательное от сознания отличается тем, что отражаемая им реальность сливается с переживаниями субъекта, его отношением к миру, поэтому в бессознательном невозможен произвольный контроль действий и их оценка» [Гримак, Кордовский 2009: 149–150].

Ещё в древности было замечено, что в трудных ситуациях человек мог найти верные интуитивные решения, опираясь на внутренние резервы бессознательного.

Бессознательное включает в себя три группы явлений неосознаваемой деятельности мозга – предсознание, подсознание и сверхсознание. Предсознание (досознание) – это витальные (биологические) потребности в пище, воде, продолжении рода – инстинкты, – а также генетически заданные черты темперамента, особенности телесной конституции, влияющие на психику и поведение. Подсознание – это всё, что было осознаваемым или в определённых условиях может стать осознаваемым – автоматизированные и поэтому переставшие осознаваться навыки, глубоко усвоенные субъектом, ставшие его убеждением социальные нормы, регулирующая функция которых переживается как «веление долга», «зов сердца», «чувство вины» и т. п. Такие запасы накопленного опыта М. Полани назвал «личностным знанием». Сверхсознание – это неосознаваемое рекомбинирование ранее накопленного опыта, которое пробуждается и направляется доминирующей потребностью в поиске средств её удовлетворения. Сверхсознание проявляется в переживании чувств, т. е. в эмоции, к которым относятся ощущение красоты, эстетическое наслаждение, юмор, совесть, духовность и душевность. «…Сверхсознание – это первоисточник всякого прогресса в развитии человеческой цивилизации, в завоеваниях науки, в откровениях искусства, в совершенствовании этических норм» [Симонов 1992: 6–8, 13].

Индивидуальное сверхсознание влияет на сознание человека, его мышление, язык, поведение, с его решающим участием протекают процессы творчества, интуиции, воображения, рождаются религиозные, художественные и даже научные образы. Оно управляет культурой, ответственно за исторические феномены, регулирует здоровые и болезненные состояния, будучи своего рода прочной и питательной почвой, в которой прячутся корни как личной, так и общественной жизни. Короче, сверхсознание отвечает за генезис и формообразующую, креативную силу человеческой деятельности [http://www.alestep.narod.ru/num/0_pre.html].

В современной когнитивистике – совокупности наук о познании – приобретении, хранении, преобразовании и использовании знания – произошла революция: выяснилось, что не существует единой памяти и единой сети памяти, что память может быть сознательной и бессознательной. Бессознательная, или неявная, память – это память о событиях, которые влияют на то, что мы знаем и делаем сегодня, но этого не осознаём. Например, когда мы слушаем кого-то или что-то читаем, то опираемся на те знания, которые получили в прошлом о языке, смысле слов, грамматических конструкциях, правилах, позволяющих сформулировать или понять отрицательные или вопросительные фразы и т. д. Память помогает понимать речь собеседника, делая это неявным образом. Когда мы вспоминаем слова, сказанные кем-то, то делаем это сознательно, но когда эти же слова мы слышим в первый раз, то задействуем свою память автоматически. Уместно добавить, что память не существует в чистом виде. Это как иммунная система, которую можно определить только по отдельным внешним параметрам [Благутина 2009э].

Утверждается мнение, что бессознательное – не антагонист рациональному. В научном познании рациональность творчески кооперируется с бессознательным. Академик В. И. Вернадский в начале XX столетия писал о роли несловесных представлений в научном анализе действительности: «…Огромная область явлений, имеющих свой научно-закономерный, теснейшим образом связанный с социальным строем, а в конечном итоге со строением биосферы – и ещё более ноосферы – мир художественных построений, несводимых в некоторых частях своих, например, в музыке или зодчестве, сколько-нибудь значительно к словесным представлениям, – оказывает огромное влияние на научный анализ действительности. Управление этим мало отражающимся в логике аппаратом познания для научного понимания реальности есть дело будущего» [Вернадский 2004: 413–414].

Неслучаен тот факт, что из 232 опрошенных психологами учёных 182 сообщили, что решение научной проблемы пришло к ним внезапно, а не в результате строго логической цепи рассуждений [Симонов 1992: 5].

На первый взгляд, эта связь кажется парадоксальной: язык, по определению, призван рационализировать всё, что лежит вне поля сознания. «Лишь слова обращают текущее чувство в мысль» (А. Платонов. Чевенгур).

Вопрос о связи языка с бессознательным обсуждал Р. О. Якобсон. В статье «К языковедческой проблематике сознания и бессознательного» [Якобсон 1978] он напомнил, что вопрос о бессознательном был сформулирован А. И. Бодуэном де Куртене и Н. В. Крушевским, и сослался на слова Бодуэна: «…Необходимо иметь в виду силу бессознательного обобщения, действием которой народ подводит все явления душевной жизни под известные общие категории» и Крушевского: «Язык представляет нечто, стоящее в природе совершенно особняком» в силу соучастия «бессознательно-психических явлений» [Якобсон 1978: 157–159]. Вывод Якобсона был однозначным: «… В нашем речевом обиходе глубочайшие основы словесной структуры остаются неприступны языковому сознанию; внутренние соотношения всей системы категорий – как фонологических, так и грамматических – бесспорно действуют, но действуют вне рассудочного осознания и осмысления со стороны участников речевого общения…» [Якобсон 1978: 165].

Современный исследователь Г. И. Берестнев, исходя из «трансцендентальности» человеческого мышления, полагает, что человек живёт в двух содержательных мирах. Первый – это мир языковой реальности, мир всей окружающей человека культуры. В этом мире язык и культура владеют человеком, определяя собой сферу его содержательного бытия. Язык предстаёт как основная символическая система, посредством которой человек объективирует собственную мысль о мире.