Теоретические замечания писателя иллюстрируются многочисленными художественными примерами о месте параязыка в коммуникативной деятельности человека.
– Разве вы бьете своих детей, моя милая? – спросила бабушка, значительно поднимая брови и делая особенное ударение на слово бьете [Там же: 61]. Карл Иванович взглянул на меня и снова отвернулся, но в беглом взгляде, который он бросил на меня, я прочел не равнодушие, которым объяснял его холодность, но искреннюю, сосредоточенную печаль [Там же: 133]. Никогда ни в ком не встречал я такого фамильного сходства, как между сестрой и матушкой. Сходство это заключалось не в лице, не в сложении, но в чем-то неуловимом: в руках, в манере ходить, в особенности в голосе и в некоторых выражениях. Когда Любочка сердилась и говорила: «целый век не пускают», это слово целый век, которое имела тоже привычку говорить maman, она выговаривала так, что, казалось, слышал ее, как-то протяжно: це-е-лый век [Там же: 173]. В каждом его телодвижении, в каждом изгибе его спины, мне кажется, что я вижу несомненные признаки отвратительного наказания, постигнувшего его [Там же: 163]. Всякий раз, когда случайно встречались наши глаза, мне казалось, что во взгляде моем выражается слишком явная неприязнь, и я спешил принять выражение равнодушия, но тогда мне казалось, что он понимает мое притворство, я краснел и вовсе отворачивался [Там же: 161] …Она точно так же растягивает слова, поднимает брови и говорит: «мой милый» [Там же: 175]. Я чувствовал, что взгляд его был совокупно обращен на меня и Иконина и что в нас не понравилось ему что-то «…» потому что он сделал, глядя опять-таки на обоих нас вместе, нетерпеливый жест головой, чтоб мы скорее брали билеты [Там же: 212] …Сказал Володя и начал мне объяснять бином Ньютона, но так скоро и неясно, что, в моих глазах прочтя недоверие к своему знанию, он взглянул на Дмитрия и, в его глазах, должно быть, прочтя то же, покраснел [Там же: 215]. Я стал было отвечать, но выражение его лица сковывало мне язык… [Там же: 218]. Что ж, я очень подурнела? – спросила она, встряхивая головкой [Там же: 239] …И сделала такой жест глазами, что князь, должно быть, догадавшись, чего она хотела, подошел ко мне… [Там же: 244]. Варя, пожалуйста, читай скорее, – сказала она, подавая ей книгу и ласково потрепав ее по руке [Там же: 264]. Знаете, отчего мы так сошлись с вами, – сказал он, добродушным и умным взглядом отвечая на мое признание… [Там же: 185].
Поиски строевых единиц параязыка
Известно, что мимика и жест – элементы аналогового (непрерывного во времени) языка. Превратить континуум в цепочку дискретных единиц – давняя мечта исследователей. «Из жестов всех составить алфавит и научиться понимать все мысли» (Шекспир В. Тит Андроник) – мечтал великий драматург. Американский психолог Р. Бёрдвистл попытался выделить кин – мельчайшую единицу движения, аналогичную букве. Таких кинов учёный насчитал около 60. Известны и другие попытки поиска «алфавита жестов», однако ряд психологов настроен скептически. По их мнению, создать код, словарь, дискретный алфавит невербальной коммуникации невозможно, поскольку поиск алфавита – проявление лингвоцентризма – стремления изучать любые виды коммуникации по образу и подобию языка человеческой речи.
Невербальная коммуникация – проявление смысловой сферы личности. Она представляет непосредственный канал передачи личностных смыслов. То, что не удаётся ученым, оказывается по плечу мастерам художественного слова. Их опыт свидетельствует, что параязык в известной мере изоморфен (структурно подобен) вербальному языку и в силу этого можно выделить структурные единицы параязыка.
Понятийно-терминологический аппарат паралингвистики
Параязык должен обладать своими структурными единицами. Мы предлагаем четыре термина – паракинема, паралексема, парасемема и интерпретанта.
Под паракинемой условимся понимать слово или группу слов, описывающих тот или иной жест. Паракинему в тексте выделим квадратными скобками. Учитель встал и пошел к двери, как будто не замечая моего [взгляда], в котором выражались «отчаяние, мольба и упрек» [Толстой 1978: 145].
Паралексема в нашем понимании – средство передачи параязыковых элементов, или «звуковых жестов», – слово или группа слов, передающие фиксированную, тем или иным способом закрепленную в тексте интонацию или иную другую фонацию. Паралексему в тексте заключим в ломаные скобки: – Пойдемте, «барчук», я вас проведу, – сказал он, поворачиваясь назад и, по-видимому, сразу угадав мое положение… [Там же: 204]. В тексте повести Л. Н. Толстой слово барчук выделил курсивом.
Паракинема и паралексема как формы передачи кинетических или интонационных жестов, как правило, сопряжены со словами, содержащими толкование или намек на смысл жеста, – парасемемой или интерпретантой.
Парасемема в нашем употреблении – это слово или группа слов, содержащих текстовый намек на смысл того или иного коммуникативного жеста. Семему в тексте ограничиваем «лапками». Настал и мой черед: бабушка с «одобрительной» [улыбкой обратилась ко мне] [Там же: 58].
Интерпретанта – это авторское объяснение смысла жеста. В тексте интерпретанту выделяем фигурными скобками: Любочка и Катенька [беспрестанно подмигивали нам], [вертелись на своих стульях] и вообще «изъявляли сильное беспокойство». (Подмигивание это означало: «Что же вы не просите, чтобы нас взяли на охоту?») Я толкнул локтем Володю, Володя толкнул меня и, наконец, решился… [Там же: 28]; Впрочем, «теперь» некому об этом подумать, и вы можете делать, как хотите. (Слово «теперь» значило: «когда у них нет матери»…) [Там же: 132].
Паракинема и паралексема могут быть косвенными – в тексте указание на наличие кинетического или звукового жеста содержится, но сам жест дискретно не описывается: …И доктор Блюменталь, маленький рябоватый человечек, который тщетно «старался успокоить» Гашу, [делая ей глазами и головой таинственные миротворные знаки] [Там же: 130] – пример косвенной паракинемы. …Отвечала бабушка «таким тоном», как будто вопрос папа был «самый неуместный и оскорбительный вопрос» [Там же: 131] – а это пример косвенной паралексемы.
Как правило, косвенные паракинемы и паралексемы включают в свой состав слова с обобщенным значением – знак, тон и т. п. – Ну, друзья мои, – сказал он решительно, [поднимая голову] и «тем особенным быстрым тоном», (которым говорятся вещи, очевидно, неприятные, но о которых судить уже поздно) [Там же: 302]; …Продолжала она, помолчав немного и «тоном», (который доказывал, что речь ее была приготовлена заблаговременно) [Там же: 157].
По образному замечанию французского лингвиста Ш. Балли, интонация – это постоянный комментатор мысли. «В художественном тексте интонация выполняет изобразительную функцию, рисуя некоторые элементы действительности: быстрое и медленное движение, больших и маленьких персонажей, эмоциональное состояние персонажей. силы добра и зла в сказках (подчеркнуто нами. – А. Х.) и т. п.» [ЛЭС 1990: 198]. Это цитата из «Лингвистического энциклопедического словаря», в ней интонация в не очень явной форме отнесена к устной (сказка!) форме речи.
Однако анализируемая трилогия свидетельствует, что для Толстого интонация настолько важна, что он пытается сохранить её и в письменном тексте, используя шрифтовое средство – курсив – и выделяя паралексемы.
Паралексемы у Толстого различаются по своим целевым установкам. Несколько раз использована паралексема дядька. Дядька – «Устар. Слуга в дворянских семьях, приставлявшийся для надзора за мальчиком» [МАС: 1: 460]. – Нечего их спрашивать, а надо спросить их «дядьку», – сказала бабушка, (особенно «презрительно» выговаривая слово «дядька»), – что он смотрит? [Толстой 1978: 132]; …Кажется, пора бы для них нанять гувернера, а не «дядьку», «немецкого мужика» [Там же: 132]; …А не «простой menin», «дядька», который «годен только на то, чтобы водить их гулять» [Там же: 133]; Карл Иванович был смешной старик, «дядька», (которого я любил от души, но ставил все-таки ниже себя в моем детском понимании общественного положения) [Там же: 160]. Интонация включает в семантическую структуру слова социальную оценку персонажа.
