Как раз когда они выходили из бара, в дверь вкатила безногая девочка на маленькой платформе, она держала мятую жестянку с поблекшими цветами на продажу, а на круглом личике играла тёплая улыбка. Ла Порт купил два цветка, сказав, что это для его Люсетт и Феликса. А Деккер взял и купил вдруг по цветку себе и Твентимэну. Он где-то читал, что цветы — язык любви. Ла Порт любил Люсетт и маленького Феликса. Оставался вопрос о Гэйл — любит ли ещё её Деккер?

В квартале от бара Твентимэн, самый пьяный из троих, заявил во всё горло, что он лучше намажет голую задницу мёдом и сядет на муравейник, чем проведёт лишний день в этой сральне под названием Вьетнам. А через секунду они услышали взрыв.

И крики. Быстро повернувшись, они увидели огромный огненный шар на том месте, где только что стоял бар. Позже им сказали, что к платформе безногой девочки была привязана пластиковая взрывчатка. Подбили её на это вьетконговцы. Девочка убила себя и двенадцать американцев. Когда Ла Порт сказал — я спас вам жизнь, ребята, я и моя семья, Деккер не стал спорить. Единым словом не возразил.

Но в ту ночь и ещё много ночей безногая девочка оживала для Деккера. В его снах взрыв повторялся снова и снова, вопли умирающих раздирали ему голову, жадными руками охватывал адский жар горящего здания. Он видел, как его тело разлетается на части, в воздухе веер из крови и обломков костей, огонь пожирает ему глазные яблоки — и просыпался с криком, в холодном поту. Он понимал, что это чисто психическое, но поделать с собой ничего не мог.

По кровавому следу.

В коридоре Деккер остановился ярдах в двенадцати от входа в компьютерный зал, Ла Порт и Твентимэн — чуть позади него. Кровь прокапала пунктир прямо в дверь, без остановок. Из дверной щели доносились голоса, и это беспокоило Деккера. Пока неизвестно, кто там, автоматы должны быть со снятыми предохранителями.

Хотя номинально отрядом командовал Шоу, в случае осложнений главным становился Деккер. Это знали и морские пехотинцы, и сам Шоу. Ну — тут никаких проблем. Шоу вполне устраивало, что в кризисной ситуации решать будет кто-то другой.

В отряде был ещё один морской пехотинец, рядовой Эл Джеллички. Сейчас он охранял у входа в барак их машину, подержанный «Пежо»: вооружённые вьетнамские дезертиры хватали всё, что не было крепко приколочено. Деккер взялся уже за радиопередатчик, свисавший у него с пояса — может быть, лучше вызвать Джеллички сюда. А Ла Порта отправить на его место. Там он меньше будет волноваться. Хотя, может быть, и нет.

Деккер внимательно посмотрел на пуэрториканца — тот казался достаточно спокойным. Он будто понял, о чём думает Деккер.

— Я в порядке. Давай закончим здесь побыстрее и будем собираться.

— Поехали, — прошептал Твентимэн, державший в огромных ручищах ружьё.

Деккер сделал Шоу знак отойти подальше и улыбнулся, когда тот аккуратно переступил через кровь. Шоу, на котором под габардиновым костюмом был пуленепробиваемый жилет, таскал с собой два револьвера 38 калибра, по одному в кармане пиджака. Когда Деккер сказал ему держать револьверы в руках, агент побледнел от страха.

Морские пехотинцы первыми войдут в дверь. Шоу не возражал, он с удовольствием останется в коридоре, а там видно будет. Это задание, оказывается, вовсе не увеселительная прогулка. Слишком уж на полу много крови.

Они медленно и бесшумно подбирались к двери, первым шёл Деккер. У самого входа Деккер остановился и сигналами рук показал, что Твентимэн и Ла Порт должны войти сразу за ним.

Деккер, у которого сердце нервно колотилось, медленно выдохнул. Вытер пот со лба, потом провёл этой рукой по джинсам. Постарался отогнать вертевшиеся в голове навязчивые образы из снов.

Пора.

Он ворвался в помещение, нырнул направо и замер, пригнувшись за каменным столом, «М-16» у плеча, в поле зрения всё сразу. Корейские солдаты. Вьетнамцы на коленях, руки за голову. Двое вьетнамцев лежат на полу. Об этих можно забыть. Деккер достаточно долго пробыл во Вьетнаме, чтобы сразу узнать жутковатую неподвижность и безжизненную грацию, свойственные мёртвым. Да и запах чувствовался, и на брюках было видно характерное коричневое пятно. Когда умираешь, сфинктер расслабляется, и ты невольно пачкаешь одежду.

И ещё на полу сидел мужчина, спиной к компьютеру, рядом с ним женщина в заботливой позе. Лица его Деккер не видел, так как женщина обхватила его руками и медленно покачивала. Но руки Деккер видел — белые. Значит, американец или европеец.

— Замри! Никому не двигаться! Оружие бросить на пол. Быстро!

Корейцы замерли. Двое, спиной к Деккеру, осторожно оглянулись через плечо. Это были офицеры. Никто из корейцев не запаниковал, не сделал импульсивного жеста. Они просто стояли и смотрели на Деккера, будто он — игрушечный солдатик, а они настоящие. И оружие не бросили. Деккеру это не нравилось.

Трое корейских солдат и двое офицеров, суммарная огневая мощь у них вполне впечатляющая. В офицерах Деккер узнал разведчиков, они часто заходили в американское посольство и ЦРУ. Ни одного из них он не назвал бы приятным человеком.

Ким Шин и Пак Сон, оба капитаны. Второго прозвали Смехотуном, он без конца хихикал. Сон часто покупал в американском магазинчике видеокассеты с музыкальными комедиями. Ещё ходили какие-то дикие истории о нём и маленьких девочках.

Сон и Шин относились к южнокорейской дивизии «Тигр», которая сражалась вместе с американскими и южновьетнамскими войсками. Причём так яростно, что северные вьетнамцы, если это удавалось, старались с ними не связываться.

Корейские войска давно покинули страну. Те немногие военнослужащие, кто остался, были приписаны к своему сайгонскому посольству и работали с оставшимися ещё американскими советниками. За всё время пребывания здесь корейцы считались самой устрашающей боевой силой, они свирепо обрушивались на вьетконг и северо-вьетнамскую армию, но южных вьетнамцев тоже не очень жаловали.

Если же ты хотел хорошо размяться в карате, нужно было идти как раз к ним. Деккер дрался в японском стиле, но тренировки с корейцами очень ему помогали. Они были агрессивны, всегда в хорошей форме и не давали расслабиться ни на секунду. А спорить с ними о чём бы то ни было — технике, стратегии, подготовке — зря тратить время.

Деккер видел несколько боёв Сона, и они произвели на него впечатление, особенно высокие удары ногами. Вот только получать удары он не любил, мог разъяриться и вытереть тобой пол. Так ведут себя испорченные дети, которые хотят, чтобы им во всём уступали.

Работать с Деккером он избегал. Прохлада между ними возникла потому, что Сон его боялся, а потом решил, что ему просто не нравится американец в тренировочном зале. Отношения испортились вконец, когда Деккер узнал, что Сон его подставил, устроил ему серьёзное избиение.

Деккер с любым корейцем дрался более чем на равных. И те из них, кто ценил его боевой дух, относились к Деккеру хорошо. Таких, однако же, было меньшинство. Остальных раздражало присутствие человека с Запада, особенно такого сильного бойца. К враждебно настроенным относился и Сон, разумеется.

Занимаясь карате, Деккер давно понял, что азиаты могут быть расистами. Некоторые инструкторы определённой техникой не делились, обучали неазиатов лишь в ограниченных пределах. Другие устраивали тебе такой режим, что рано или поздно ты не выдерживал и уходил.

В глубине души большинство азиатских инструкторов считали, что европейцы и американцы физически и умственно неспособны обучиться боевым искусствам, сколько бы времени на это ни убили. А многие, по наблюдениям Деккера, отбивали у западных охоту нечестными приёмами.

Сон если и был вынужден улыбаться американцам на совещаниях в разведке, не желал этого делать на тренировках по карате. Тем более не улыбался он Деккеру, который сделал ошибку: оказался хорош в том, что по праву принадлежит азиатам. Его надо было поставить на место.

Шесть месяцев назад, во время тренировок, Сон подбил корейского бойца вызвать Деккера на так называемый дружественный спарринг. Но взялся этот сильный боец за Деккера всерьёз.