Заговорил Ёнсам.

— Петрус наказан хорошо. Он имел наглость думать, что всё это ему просто так сойдёт. Вообще-то он предложил вернуть деньги, но я ему уже не доверял. Поэтому он стал для меня бесполезен.

— Он удивился, как много мы о нём знаем, — продолжал Ёнсам. — Мы знали, например, что он заплатил крупные суммы некоторым французским чиновникам, чтобы те помогли ему с островной полицией. Он также вернул некоторые давние долги и был очень щедр со своими адвокатами. Большая часть украденных денег уже не находилась в его владении, а остальное, как я узнал, рассеяно по номерным счетам в четырёх странах. Найти эти деньги будет трудно или даже невозможно.

Глаза Ёнсама, ненормально глубоко посаженные, впились в Сона.

— Я хочу получить свои деньги обратно, — сказал он, — и это единственная причина, по которой ты ещё жив. А теперь поговорим об авансе, который ты должен выплатить.

Пятнадцатью минутами позже Сон покинул кабинет Ёнсама, отмахнулся от своего шофёра и пешком пошёл по улицам Сеула. Перед глазами у него стояла дымка, в груди теснило. Несмотря на декабрьский холод, он сильно потел. Обхватив лицо обеими руками, Сон почувствовал, что кожа горячая и влажная.

Он снял шляпу и пальто, сбросил их на тротуар и ринулся в густую толпу — было время ленча. При этом он сбил с ног слепого старика. Старик вскрикнул, ударившись крестцом. Сон не обернулся.

Как же он найдёт для Ёнсама десять миллионов долларов всего за сорок восемь часов?

Через сорок минут усталый Сон оказался в Чонмё, лесистом парке в центре Сеула, там расположено несколько старинных храмов. Остановившись у одного из них, он наклонился, упираясь руками в колени, и стал глубоко дышать. Потом начал массировать правым кулаком область сердца. Через несколько минут дыхание и сердцебиение пришли в норму.

Он приблизился к храму, на дверях и балках были вырезаны символы, отгоняющие зло: дракон, тигр и феникс. Когда храм бывал закрыт — а открывался он лишь по особым церемониальным дням — приношения в виде вина, свиных ножек и бычьих голов оставляли на передних ступеньках. Ноздри Сона раздулись от запаха ещё тёплых рисовых лепёшек.

С закрытыми глазами он стоял один перед храмом, вытянув руки и растопырив пальцы — пальцы, которые Ёнсам только что пригрозил отрезать. Он покачивался из стороны в сторону. И вдруг открыл глаза. Он знал, как найти деньги на аванс. Просто продать кое-что из его гонконгской собственности.

И ещё одна мысль пришла ему у храма, а именно — как устроить пакость Ёнсаму.

Он захихикал.

Пак Сон жил в утончённом павильоне вблизи сеульского дворца Кёнбок, где в 1895 году японские убийцы расправились с королевой Кореи Минь — сначала закололи её, потом сожгли, облив керосином. Сон любил возиться в саду, он посадил множество кустов сирени, гигантских розовых лотосов и миниатюрных клёнов между арабесочными стенами и окружённым ими низким одноэтажным зданием.

Недавно он пристроил крыло с контролируемой температурой, в котором хранил голливудские сувениры, среди них костюмы, которые носили лилипуты из «Волшебника страны Оз», и камешки с калифорнийской Маунт Ли, где стоит легендарный щит ГОЛЛИВУД высотой пятьдесят футов. А безграничное восхищение Фредом Астэйром определило его хобби: чечётка.

В любовном подражании Джоан Кроуфорд он выстелил кухню белыми коврами, а стены в спальне все покрыл венскими коврами. И завтракал он так же, как эта актриса на протяжении многих лет — содовые крекеры с горчицей и сваренное на медленном огне яйцо, ни соли, ни масла.

Через два часа после того, как он вернулся домой с деньгами Ёнсама, Сон ступил в большую утопленную ванну, бронзовую, точно такую же как в особняке Тома Микса на Беверли-Хилз. Положив Т-образную опасную бритву на край ванны, он по шею опустился в пахнущую жасмином воду и испустил вздох удовольствия. Горячая ванна была тем редким невинным удовольствием, которое никогда ему не наскучивало.

Он только что закончил последний из разговоров по телефону, этот с клиентом в Нью-Йорке: Сон пообещал, что 1,5 миллиона долларов поддельными облигациями бразильского казначейства будут доставлены вовремя. В других разговорах Сон подгонял людей в Сеуле и за границей. Бумага, необходимая для изготовления валюты, не прибыла из Америки, и Сон ясно дал понять, что извинения и объяснения его не интересуют. Он пообещал поставщикам бумаги убить их, если товар не появится в Сеуле завтра утром. Его печатники ждали, сидели без дела.

Ничего страшного, ответили ему в том небрежном американском стиле, который он терпеть не мог. Сон такого большого заказа никогда раньше не делал, столько бумаги сразу не обеспечить, вы меня понимаете? Сон не смягчился; если прощаешь людям, они садятся тебе на шею. Бумага должна быть в Сеуле не позже завтрашнего утра, иначе…

Он не объяснил, зачем ему нужно это чудовищное количество бумаги сию секунду. Но секреты трудно хранить, и правда, конечно, скоро станет известна. Самое лучшее — это как можно быстрее расплатиться с Ёнсамом и закрыть столь неудачную главу в своей жизни. Любая отсрочка только увеличит страдания Сона.

Многие знали, что Ёнсам давит на Сона, но никто не решался шутить по этому поводу. Фальшивомонетчик требовал уважения от всех — и получал его. Исключением был только Ёнсам: если не можешь укусить руку, надо её целовать.

Стремясь сохранить свои пальцы в целости, Сон позвонил Ёнсаму из Гонконга, подтверждая, что аванс будет внесён своевременно. Позже этим же вечером Ёнсам должен был прислать своих людей за десятью миллионами, а доставить их следовало к нему в дом его любовницы, бывшей королевы красоты, чью карьеру в кино он обеспечивал немалыми суммами.

Глава КЦРУ занимался также медными акциями, по-крупному занимался, так как считал, что распространение СПИДА в Замбии и Заире вызовет резкое сокращение людских ресурсов и глобальную нехватку меди. Когда речь шла о получении прибыли, Ёнсам двигался быстрее чем ошпаренный пёс.

В ванне Сон провёл по лицу большой влажной губкой. Он только что оставил в соседней спальне радостно возбуждённую Элану, она вела односторонний разговор с шар-пеем. Бежевая длинномордая собака была раздражительна и переменчива в настроении, Элана считала это признаком чувствительности. Но Сон понимал, что щенок просто своенравен, как любая чистокровка.

Женщин постарше он считал столь же эгоистичными, поэтому предпочитал девочек-подростков, которых мог хотя бы чему-то научить. Он давал каждой образование в страсти чувств, манерах и обхождении кисен, а кисен — это лучшая любовница, которую только может пожелать себе мужчина. Привязанности Сона длительными не бывали. Потом он выбирал другую девочку и начинал её обучать. Главным была сексуальная покорность.

Сон почитал древние традиции Кореи, особенно традицию кисен [Женщина для развлечений (кор.)], которую считал самой изысканной. Началась она почти тысячу лет назад, когда при дворе королевства Корё стали отбирать девочек за их красоту, очарование и таланты и делать из них певиц, художниц, музыкантш, танцовщиц и рассказчиц. Получались в результате самые образованные женщины в стране, они становились подругами королей, дворян, артистов.

Кисен, женщины для развлечений.

А ещё их звали «идеальными женщинами».

Иностранные бизнесмены и туристы в Корее и сейчас могут увидеть кисен в лучших ресторанах — они изящно ухаживают за гостями, поют, танцуют, играют на традиционных музыкальных инструментах, каллиграфически пишут кистью и тушью.

Однако Сон прекрасно знал, что кисен — лишь часть сексуальной индустрии, рассчитанной на туристов из Америки, Японии, Европы и Австралии. А что ещё можно сказать о женщинах, которые прошли государственный подготовительный курс, где основной упор делался на приверженность антикоммунизму и изучение сексуальных поз, предпочитаемых японскими мужчинами…

Нисколько не обманывали его попытка правительства выдать этих женщин за продолжательниц традиций прошлых веков. Теперешняя кисен была шлюхой, нанятой для развлечения усталых бизнесменов, каждый из которых платил за то, чтобы его обманывали. Услуги этих фальшивых кисен обходились недёшево.