Различием между внешними и внутренними факторами не исчерпывается список граней, исчезающих или становящихся почти неразличимо пунктирными линиями в эпохи системных трансформаций. Есть и другие, что тоже вытекает из логики и специфики развития фаз исторических систем. Если же говорить о Капиталистической Системе, то есть такое размывание, истончение граней, которое связано уже не просто с упадком этой системы, с кризисом капитализма, а с конкретной особенностью, которую нашей эпохе придают НТР и внедрение компьютеров. Речь идет об исчезновении грани между реальным и воображаемым миром.
Известный французский социолог Э.Морэн однажды выразил несогласие с теми, кто упрекает Маркса в недооценке силы идей. Силу идей, считает Морэн, Маркс оценивал высоко; чтó он недооценивал, так это силу воображаемой реальности, воображаемых миров. Думаю, в целом Э.Морэн прав. Например, коммунизм как идея — это одно, как воображаемая реальность — это другое. Ныне воображаемая реальность становится практически — виртуально, virtually — чем‑то настоящим, подлинным. Виртуальной реальностью, киберпространством человека, подключенного к компьютеру.
Виртуальная реальность киберпространства — не просто реальность, в известном смысле — сверхреальность, сюрреальный мир. В этом смысле компьютеры и видеошлемы завершают то, что начали, но о чем и помыслить не могли сюрреалисты в «длинные 20‑е». Сюрреалисты — такая же предтеча НТР, как и большевики с их ВТР — властно‑технической революцией. Кстати, большевики ведь тоже создали сюрреальный мир.
Силу воображаемой реальности демонстрируют и литературные миры — Толкина и Джойса, «1001 ночи» и Бальзака, Дюма и Голсуорси, Жюля Верна и Кафки. Однако есть огромная разница между воображаемой реальностью и виртореальностью. Между воображаемой реальностью и реальностью физической есть грань, в наличии которой человек отдает себе отчет. «Находясь» в воображаемой реальности, человек пассивен, активны лишь его интеллект, воображение, но не тело. В случае с виртореальностью, в которой человек находится уже без кавычек, происходит инверсия: активно тело, тогда как интеллект в большей степени пассивен. Индивид растворяется в киберпространстве, оно — реальный субъект, а он, если и субъект, то в лучшем случае — виртуальный. Виртуальны интеллект, эмоции; реально тело. Киберпространство выступает средством (и одновременно социально‑внесоциальным пространством) отчуждения человека — античное рабство наоборот, главное не тело, не вещественные факторы, а социальные и духовные, человек в целом. Может быть, в этом и заключен эксплуататорский смысл и потенциал НТР, создающий орудия некапиталистических (посткапиталистических) форм эксплуатации и угнетения и одновременно, что не менее, а быть может, и более важно, небывалые, невиданные до сих пор средства их социальной культурной маскировки? Подобные средства в принципе могут создать невидимую, анонимную власть, за одно упоминание существовании которой грозит смертная казнь — ситуация, описания С.Лемом в «Эдеме».. А что нам «Эдем»? С 1572 г. на Руси употребление слова «опричнина» велено было бить кнутом. Не было никакой опричнины. Забудьте. Короче, слово и дело. Слово скрывает дело. В случае с виртореальностью — не слово даже, а образ. И не с помощью кнута, а эффективнее — посредством киберпространства.
Киберпространство, виртореальность выполняют в совокупности, в их неразрывности целый комплекс функций. Это развлечение, с ним не нужны никакие гладиаторские бои — можешь стать гладиатором, а то и просто убийцей, а также чемпионом мира по шахматам, динозавром, бедуином — кем угодно; на то и виртореальность! С ней не нужна пропаганда — все в одном: видеошлем, подключенный к компьютеру. И реклама не требуется — киберпространство может представить ее в сгущенном, супердоходчивом виде. В этом смысле киберпространство — триумф техники и технологии потребления. Потребление и досуг сливаются, у человека отчуждается не рабочее время, а свободное, да и сама грань между ними стирается — как при коммунизме. Вот как сбываются мечты Маркса, на могиле которого следовало бы водрузить видеошлем.
Виртореальность может стать самым любимым объектом потребления, любая свобода выбора которого (и в котором) оборачивается зависимостью, причем внутренней. Когда‑то Маркс писал, что единственное пространство человека — время, а единственное настоящее богатство человека — свободное время, досуг, в котором он и реализует себя в качестве человека. Отчуждение свободного времени, таким образом, похищает у человека самого человека, его главное богатство, его время и пространство одновременно. И в то же время резко усиливает социальный контроль: объект социального контроля превращается в точку потребления — специфического, к которому потребитель привязан тонко, но прочно, как «Раб» Микеланджело. У последнего руки связаны тонкой веревкой, почти ниткой. Но она — сверхпрочна, это обеспечивается внутренними рабством и обезволенностью. В такой ситуации цепи не нужны.
С виртореальностью происходит пуантилизация социального контроля: каждому — по персональному «колпаку». Виртореальность — это единство социального контроля и социальной терапии. Она. может создать ощущение полного счастья (что, несомненно, породит киберкульт). Виртуализация реальности — это дереализация мира, т. е. тот же самый эффект, который обеспечивают наркотики. Не случайно П.Вирилио пишет об электронной наркомании и «наркокапитализме электроники».
Становясь не только средством потребления, но и вожделенной целью, виртореальность объективно вытесняет другие цели и таким образом становится средством отчуждения у человека его фундаментальной функции — целеполагания. Уже коммунизм продемонстрировал систему отчуждения целеполагания, но на неадекватной выполнению этой задачи производственной основе. Виртореальность решает указанную задачу на производственной основе, апеллируя не к страху, а к удовольствию, не к светлому будущему, а к светлому настоящему. А потому она значительно более эффективна, чем, например, коммунизм (а может, даже и АСП) в отчуждении целеполагания. Остается надеяться лишь на силу сопротивления западного общества, на его полисубъектность, на традиции и ценности эпохи Великой капиталистической революции, Спедневековья и раннего христианства, способные противостоять посягательствам на человека. Хотя, разумеется, не следует ни преувеличивать чрезмерно силу этих традиций и ценностей, ни забывать о тех тенденциях развития самого буржуазного общества вообще и позднекапиталистического общества в частности, которые работают против этих традиций и против человека, будь то Homo sapiens или Homo sapiens occidentalis.
Конечно, не надо сгущать краски. Но и без этого ясно, что киберпространство может стать мощнейшим социальным оружием сильных против слабых в позднекапиталистическую и посткапиталистическую эпохи. Оно способно скрыть, замаскировать любой кризис, любую новую систему господства, новую систему контроля. Оно и само‑то есть не что иное, как средство социального контроля, которое контролируемый с радостью принимает. Виртуальная реальность — это великолепный туннель под реальным миром для перехода господствующих групп капитализма в посткапиталистический мир — в виде его новых невиртуальных, a реальных господ. Господ нового мира, в котором контроль: навязывается не извне, как об этом писали Дж. Оруэлл и Е.Замятин и как это было отчасти в коммунистическом порядке, интериоризирован в качестве «электронного наркотика» и как 6ы вырастает изнутри. Сам же переход в посткапиталистический мир виртуально может быть представлен как достижение конечного пункта развития, «конца истории» (разумеется, либерального), обретения «новой Аркадии»; живущие люди — как «поколе ние, достигшее цели», а тревожный звон Колоколов Истории — как нежно успокаивающие звуки клавесина. Сиди и слушай. Да и сам переход к новому, все менее единому, менее универсальному и еще более неэгалитарному миру может быть виртуально («уж не сумлевайтесь») представлен как движение к единому глобальному и разумно устроенному миру, где выравниваются различия между странами и классами, где царит стремление к справедливости. Нарастание партикуляризма можно представить опять же под углом зрения справедливости — мультикультурализм, борьба с культурным империализмом. Это — сознательная и полусознательная мистификация реальности, в которой заинтересованы многие группы, стремящиеся закамуфлировать перестройку Капиталистической Системы в иную систему, мир‑экономики — в мир‑коммуникацию.
