— Я так не думаю, сэр. Ее имя Биквин. Элизабета Биквин.

Блэкуордс помолчал, обдумывая его слова. Потом глубоко вздохнул и двинулся к двери.

— Я хочу, чтобы через сорок пять минут она спустилась вниз, и чтобы она была готова, Лупан, — приказал он. — Отговорки не принимаются.

Блэкуордс покинул помещение, его телохранители окружали его, словно луны — планету. Лупан посмотрел на меня.

— Вам надо вести себя с ним как можно более осмотрительно, — произнес он.

— Чего ради? — спросила я.

— Ради меня! — он почти кричал.

Он наклонился, открыл свою черную сумку и вынул чистый серый защитный костюм, широкое прямое черное платье и коричневую шерстяную накидку с капюшоном — такое могли бы носить монахини. Все вещи были аккуратно сложены.

— Вы наденете это. Я принесу воды, вам нужно помыться.

— Я не собираюсь мыться или переодеваться, пока вы будете в комнате, — ответила я.

— Я подожду снаружи, — заверил он.

— И я настаиваю, чтобы здесь не было этих… вещей, — добавила я, указав на кукол, которые снова устроились в креслах, когда Блэкуордс вышел вон.

— Согласен, — ответил Лупан.

Он выбежал, но скоро вернулся с тазом, полотенцем и ведром теплой воды. Все это он разместил на приставном столе. Потом извлек из сумки расческу, щеточку и пилку для ногтей, бутылку воды и немного хлеба с сыром, завернутых в вощеную бумагу.

— Я подумал, что вы, возможно, проголодались, — сообщил он. Так и было, хоть я не позволяла признаться в этом даже самой себе.

— Вам необходимо прилично выглядеть, — произнес он. — Прошу вас, побыстрее.

Он подошел к двери и кивнул куклам.

С промедлением, которое казалось мне похожим на неохоту, они снова сползли со своих кресел и потопали прочь из комнаты. Кукла-девочка все еще держала в руках свой шиньон из человеческих волос; проходя мимо, она скосила глаза, чтобы взглянуть на меня.

Перед тем, как закрыть за собой дверь, Лупан повторил:

— Пожалуйста, побыстрее.

Дверь закрылась, и я принялась за еду, отхлебывая воду из бутылки. В голове мелькнула мысль, что в еду и питье добавили наркотики замедленного действия, но я решила принять на себя этот неизбежный риск. Голод и жажда начали притуплять мой разум, а физическая энергия и так была почти на нуле после беспамятства, вызванного химическими веществами, которыми меня накачали.

Продолжая жевать, с куском хлеба в одной руке и бутылкой в другой, я прошлась по комнате, заглядывая под и внутрь немногочисленных предметов мебели, находившихся здесь. Проглотив еду и питье, я проверила окна. Лупан не соврал. Я находилась на шестом этаже, в странноприимном доме, расположенном на территории миссии. Внизу… далеко внизу лежала мокрая от дождя площадь Фениксиан-Сквер. Прихожане уже собрались на полуденную службу в грандиозной Базилике Святого Орфея, к которой примыкал обслуживавший ее странноприимный дом. Другие богомольцы, пилигримы из дальних мест и с других планет, выстроились в длинные очереди у ларьков по сторонам площади, чтобы купить освященные свечи, схемы посещения святынь и осмотра знаменитых фресок, в лаконичной и зримой форме являвших величие и славу Бога-Императора.

Все окна были наглухо заперты. Всматриваясь, я поняла, что вполне могла бы спуститься по фасаду здания — но это был неподходящий вариант. Чтобы выбраться наружу, нужно было разбить стекло — но на шум сбежались бы люди. К тому же, я не смогла бы спуститься по фасаду среди бела дня — меня бы непременно задержали.

Я вздохнула и откусила еще хлеба с сыром.

Я размышляла, почему Экклезиархия так заинтересовалась мною. Если вся моя ценность ограничивалась лишь присущим мне свойством псионической «пустоты» — у Церкви не должно было возникать затруднений, чтобы обзавестись носителем таких свойств с использованием других каналов. Парии встречались редко — но их можно было найти. У представителей Экклезиархии не было причин похищать парию у Ордосов.

Впрочем, могло оказаться так, что ни Блэкуордс, ни Церковь не знали, во что ввязались. Цели и дела Зоны Дня были тайной по самой своей природе. Вполне вероятно, никто из участников не имел понятия, что во всем этом замешана Святая Инквизиция. Возможно, они считали, что Зона Дня была частью каких-то темных, не вполне законных и не вполне честных махинаций.

Но во всем этом деле по-прежнему оставалось слишком много загадок. Если Блэкуордс и Церковь подозревали, что Зона Дня была частью незаконных махинаций, почему они тоже решили в них ввязаться? Затронула ли коррупция Экклезиархию Королевы Мэб? Конечно, подобное не было беспрецедентным, неслыханным случаем в истории Империума, но несомненно являлось серьезным нарушением. А если они узнают, что об этом стало известно агенту Инквизиции….

Впрочем, куда больше меня беспокоили другие вещи. Слова, которые они использовали — «Король», «программа», «Восемь». Лупан неосмотрительно упомянул, что Блэкуордс знал о Когнитэ, и что это сообщество каким-то образом причастно к падению Зоны Дня.

Я полагала наиболее вероятным, что все происшедшее со мной было последствием какой-то важной операции Ордоса, частью которого была Зона Дня, и о которой ни Секретарь, ни Мэм Мордаунт не сообщали никому из нас. Теперь, когда они оба скрылись в неизвестном направлении, не у кого было выяснить детали, но похоже, Зона Дня была замаскирована — так, чтобы ее принимали за то, чем она не являлась в действительности. И, кажется, Секретарь избрал стратегию, в рамках которой Зона Дня и ее кандидаты выглядели как некое секретное, тайное общество… возможно даже как секретное тайное еретическое общество — но все это было сделано, чтобы раскрыть и обезвредить настоящих еретиков.

Если мне повезет, и я смогу проникнуть в ближайшее окружение Понтифекса Урба, возможно, мне удастся проверить его и, если я пойму, что он не стал отступником — рассказать, кто я такая. Тогда можно будет установить связь с Инквизицией, и это положит конец всей этой мрачной истории.

Если я пойму, что он не стал отступником.

Конечно же, я была бы полной дурой, если бы не понимала, что возможно множество других, различных истолкований последних событий — и многие из них могли быть более чем тревожными — и я не была дурой.

Но некоторые вещи, которые я слышала, были настолько неясными, что это сбивало с толку — ведь, если все это соответствовало действительности, мне предстояло полностью пересмотреть практически все, что я знала, и чему меня учили всю мою жизнь.

Лупан вел меня вниз.

Я вымылась и надела вещи, которые он дал мне. Защитный костюм оказался нужного размера, как и платье. В этих одеяниях я ощущала себя монахиней или послушницей — кроме того, Лупан настоял, чтобы я надела капюшон. Коричневая шерсть была жесткой и колючей. Впрочем, я смогла, по крайней мере, избавиться от стесняющего движения, а теперь еще и покрытого грязью костюма Лаурели Ресиди. Сейчас я чувствовала, что окончательно освободилась не только от костюма, но и от нее самой.

Когда я вышла из комнаты, он провел меня по внушительному коридору с расписанным фресками потолком, позолоченными люстрами и каменным полом. В стенах коридора на каждой стороне располагались двери, но все они были закрыты. Вокруг не было ни души, в прохладном воздухе витал слабый аромат ладана. Вдалеке я слышала колокольный звон — он несся с высоких башен, созывая верующих на молитву.

Я знала, что могла бы разобраться с Лупаном, когда он пришел, чтобы забрать меня — но он прихватил с собой одного из телохранителей-мужчин. И я решила, что не буду оказывать сопротивление.

Коридор заканчивался огромной круглой площадкой; оттуда мы спустились по лестнице на два этажа и вышли в вестибюль, где нас ожидал Балфус Блэкуордс. Здесь же находились еще три телохранителя и два облаченных в мантии исповедника из Адептус Министорум.

Один из них, которого, как я поняла, звали Хоуди, смерил меня взглядом с головы до ног, а потом снял с моей головы капюшон, чтобы разглядеть мое лицо.