Элвис взял приемник с собой в ванную комнату, поставил его на унитаз и включил на всю громкость, чтобы шум воды не мешал ему слушать передачу. Он с наслаждением принимал ванну под музыку Лестера Янга и Билли Холидей, Сары Воген и Джо Уильямса, исполняющего «Ты обнимаешь меня», потом Арета Франклин пела «В моем одиночестве», потом Альберт Кинг — «Мысль о тебе», затем Стефани Миллз исполнила «Мужчина успокаивает меня», затем Джонни Мэтис пел «Я не могу не любить тебя», потом Джимми Скотт исполнил «Кто-то должен позаботиться обо мне», потом Патти Ла Белль — «Я не хожу за покупками», затем Тито Пуэнте какую-то вещь.

Лестер Янг и Билли Холидей исполняли «Нежную и прекрасную», Сара Воген пела «Ты обнимаешь меня», потом еще раз «Ты обнимаешь меня» в исполнении Джо Уильямса, Арета Франклин исполнила «В моем одиночестве», Альберт Кинг спел «Мысли о тебе», Стефани Миллз — «Мужчина успокаивает меня», Джонни Мэтис исполнил «Я не могу не любить тебя», Литтл Джимми Скотт пел «Кто-то должен позаботиться обо мне», Патти Ла Белль — «Я не хожу за покупками», Тито Пуэнте исполнил какую-то вещь.

Опершись о стойку кухонного бара, выпивая «Корону» за «Корону», Каллен все еще не мог отделаться от запаха морга, который был у него везде: на одежде, в волосах, на теле, в душе, несмотря на то, что он принял душ и переоделся в чистое. Он с удовольствием слушал, как Фрэнки Крокер («нет на свете никого лучше друга моего») рассказывает о «ванне», и сожалел, что не может забраться туда к нему. Он очень хотел бы знать, кто зажигает луну, кто сделал звезды и солнце, кто сотворил весь этот мир, почему существуют мыши и коровы и кто убил Джо Данте.

Вот именно: кто убил Джо Данте? Произносящий слова отрывисто и не совсем внятно патологоанатом показал на Джо Данте — в то время как Каллен старался не глядеть на нее, лежащую под простыней более белой, чем ее прямые волосы, — и, откусывая от своего сэндвича с ветчиной, проговорил:

— Она не убивала себя. Она не левша и поэтому логично было бы для нее разрезать вены на левой руке. Подумайте об этом. Ей трудно было бы резать вены на правой руке, если только она не брала нож в зубы, но на нем нет отпечатков ее зубов. На ручке ножа есть отпечатки ее пальцев и отпечатки пальцев ее подруги — Свейл. Я уверен, что она не резала вены у себя на правой руке. Нет никаких следов борьбы, нет крови на полу, в ванной или где-нибудь в квартире. Ничего не украдено, за исключением, может быть, велосипеда. И все же я считаю, что в то время, когда она принимала душ, на нее напал очень сильный человек, который сразу же перерезал ей вены, еще до того как она смогла оказать ему какое-то сопротивление. Смерть наступила ранним утром во вторник.

Он говорил, продолжая жевать свой сэндвич, потому что привык резать трупы в морге — это была его работа, за которую ему платили деньги. Он делал свои замечания и отвечал на телефонные звонки — один звонок был от матери, другой из страхового агентства, — стараясь не смотреть в глаза полицейскому, чей взгляд умолял его дать ответ на вопрос: кто зажигает луну, кто сделал звезды и солнце, кто сотворил этот мир, почему существуют мыши и коровы, кто убил Джо Данте и почему?

— Меня интересует, кто убил ее, — сказал Джейк Ньюмен из отдела по расследованию убийств. — Что вы думаете об этом? — он спрашивал Каллена, который зашел к нему в кабинет.

— Она собиралась сообщить мне какое-то имя.

Ньюмен был кругленьким, пухлым, лысоватым человеком, всегда очень плохо и безвкусно одетым. Одежда его была слишком полосатой. Полоски были везде: на синем костюме, на рубашке, на галстуке. Однако в хитрости ему отказать было нельзя.

— Да? — сказал он.

— Она хотела назвать мне имя человека, который, возможно, заставил Дженни Свейл сделать то, что ему было нужно, и который, вероятно, причастен к убийству Свейл.

— Вероятно?

— Да.

Ньюмен ждал, что скажет Каллен дальше, но тот молчал.

— Итак, — усмехнулся Ньюмен.

— Больше я вам ничего не могу сказать, капитан, — сказал Каллен. — Это очень деликатное дело.

— Похоже на то, — сказал Ньюмен. — На меня эта деликатность производит впечатление… Но мне кажется, что вы ждете от меня какой-то информации.

Каллен пожал плечами:

— Был бы весьма вам обязан.

Ньюмен повернулся в кресле и посмотрел в окно, откуда была видна кирпичная стена. Ньюмен известен тем, что раскрыл много преступлений, среди которых были весьма нашумевшие случаи. Многие из них освещались средствами массовой информации. Заголовки газет гласили: «Убийца-самаритянин», «Человек ниоткуда», «Прибрежный снайпер», «Озерная леди», «Алфавитный убийца». О некоторых из этих преступлений были сделаны телепередачи с участием телезвезд первой величины. Были написаны книги, в которых действовали копы, прообразами которых являлся Ньюмен. Сам же Ньюмен был довольно скромен и предпочитал оставаться в тени.

— Этот человек, о котором говорила Джо Данте… — Ньюмен опять повернулся в кресле и теперь сидел лицом к Каллену. — Она хотела сообщить вам только его имя или хотела показать его?

— Да, она сказала, что для нее было бы лучше, если бы она показала его мне.

— Стало быть, этот мужчина должен был присутствовать на похоронах.

— Да. Может быть, он коп.

Ньюмен слегка откинулся в кресле, как будто бы удовлетворенный тем, что искусно притворялся наивным человеком и таким образом избавил себя от необходимости задавать дальнейшие вопросы.

— Так вы тоже думаете, что это был коп?

— У меня нет никаких доказательств, но я так думаю.

Каллен кивнул. Ньюмен славился также тем, что ему страшно не везло с товарищами по работе: они все предавали его. Вот почему он теперь предпочитал работать в одиночку. Не то чтобы он работал один, но просто рядом с ним не было постоянно кого-то следящего за ним, сидящего за соседним столом в кабинете или на переднем сиденье автомобиля, не было человека, постоянно спрашивающего его, о чем он думает, не было напарника за его спиной.

— Думая о том, что случилось, — сказал Ньюмен, — я только этим сейчас и занимаюсь, как вы понимаете, я ломаю себе голову над тем, каким образом они проникают в номера гостиниц, офисы, квартиры, да куда угодно. Вообще-то копы специалисты по таким делам — они умеют проникать в помещения. Они взламывают двери, они вламываются, они врываются…

— Тот мужик, который проник в квартиру Джо Данте, был коп. Данте и Свейл жили на последнем этаже трехэтажного дома, который находится на улице Перри, что неподалеку от Семидесятой улицы. Любой ребенок мог проникнуть в этот дом через дверь, любой школьник мог залезть в окно по пожарной лестнице. На двери был хороший надежный замок, но никто не знает, заперла ли Данте дверь, пусть она и принимала ванну. И, что бы там ни было, замок есть замок, а замки, как правило, отмыкаются. Пока мы не можем сказать, как этот мужчина проник в дом. Он не звонил, и никто не открывал ему дверь. Ему могла бы открыть дверь сама Данте перед тем, как пойти принять ванну, если бы он был кем-то, кого она знала. Он мог и взломать дверь в подъезде, подняться на крышу по пожарной лестнице, или проникнуть на третий этаж и открыть замок при помощи отмычки. Что бы он ни сделал, как бы он ни сделал это, следов он никаких не оставил. Так мог бы действовать преступник. Но у меня есть такое чувство — я не могу объяснить все логически, тут просто интуиция — что это не преступник, а человек, который хорошо знает преступный мир, и, возможно, как-то с ним связан. Скорее всего, это коп. Так я считаю.

Ньюмен был больше всего известен своим многословием, и Каллен чувствовал, что он еще не закончил говорить.

— Я бы сказал, — начал опять Ньюмен после небольшой паузы, — я бы сказал, что этот мужик, проникший в квартиру Данте, был полицейским, хотя мы и не обнаружили никаких доказательств этого. — Ньюмен замахал руками, видя, что Каллен собирается протестовать по этому поводу и заявить, что полицейский и не должен оставлять никаких улик и что такое случается только в плохих романах. — Необязательно терять там полицейский значок, но он мог оставить что-то миниатюрное, какой-нибудь пустячок. Мне самому, например, очень нравилось носить с собой большую булавку, которую подарила мне жена, когда я стал детективом около десяти лет назад. Я носил ее на отвороте пиджака. У того придурка могло быть с собой много всяких пустяков, которые могли бы сообщить нам, в каком он звании и все такое. Рад был бы сказать вам больше, но, как вы сами сказали, дело это деликатное, и я тоже так считаю. Именно поэтому вы не должны говорить о том, что я только что сообщил вам. Уверен, что вы понимаете, почему этого нельзя делать.