Горбачев уже испытывал сильнейшее давление со всех сторон. Советская экономика находилась на грани коллапса; она больше не могла выдерживать угрожающий темп гонки ядерных и обычных вооружений, предложенный Рейганом. Программа «звездных войн» пугала советское военное руководство. Наверное, чернобыльская трагедия не могла произойти в худшее время для страны. В конце апреля произошло событие, оскорбившее Варенникова до глубины души: по приказу Рейгана пилот американских ВВС сбросил «умную бомбу» на шатер ливийского лидера Муаммара Каддафи. Это был тонко рассчитанный вызывающий жест. Варенников, великий стратег советской империи, полагал, что СССР не может игнорировать подобные вызовы. Вместе с тем он был убежден, что его собственные коллеги в генштабе, возглавляемые министром обороны Язовым, фактические довели страну до банкротства. С его точки зрения, они клюнули на приманку США и теперь строили абсолютно ненужные системы вооружений только потому, что Соединенные Штаты делали то же самое[66].

Но вопрос о причине кризиса уже не имел значения. Горбачеву было ясно, что натиск нельзя сдерживать до бесконечности. Той весной в Кремле начались исторические внутренние дебаты, и Афганистан занимал важное место в повестке дня. Это было характерно для проблем, с которыми столкнулась советская система.

Тоталитарное государство, такое как Советский Союз, обладавший самой большой в мире сухопутной территорией, должно контролировать свое многочисленное и этнически разнообразное население с помощью силы. Но для армии и полиции тоже существует предел возможностей. В конечном счете власть опирается на представление о всемогущем правительстве, готовом мгновенно и безжалостно сокрушить любое неподчинение.

В 1986 году в Афганистане вся советская мощь оказалась неэффективной. Кремлевские стратеги были вынуждены примириться с тем, что еще недавно казалось немыслимым, и отказаться от надежды покончить с повстанцами.

Зия уль-Хак затягивал переговоры в женевском представительстве ООН, чтобы дать ЦРУ дополнительный месяц для новых поставок. После подписания договора обеим сверхдержавам запрещалось производить дальнейшие поставки вооружений в Афганистан. Зия хотел быть уверенным в том, что афганцы смогут разделаться с просоветским правительством своей страны. Но в то утро секретный запас моджахедов в Оджири был полностью уничтожен. Тридцать тысяч ракет, миллионы патронов, огромное количество мин, «Стингеров», ракет SA-7, «Блоупайпов», противотанковых снарядов «Милан», многоствольных ракетометов и минометов взлетели на воздух. Они не только взорвались, но и погубили много пакистанцев: более ста человек погибли и более одной тысячи получили ранения.

Когда снаряды все еще взрывались, пакистанский диктатор позвонил своему послу в Вашингтоне Джамшиду Маркеру и дал строгую инструкцию: «Свяжись с судьей Вебстером (преемником Кейси в ЦРУ) и Чарли Уилсоном. Скажи им, ради Аллаха, пусть возместят утраченное».

Маркер был поражен железной выдержкой своего президента. «Он даже не просил помощи в тушении пожаров или уходе за ранеными. Он хотел только одного: получить новое оружие».

Это было удивительное хладнокровие со стороны человека, который лишь несколько недель назад балансировал на грани утраты всей зарубежной помощи США, Теперь, когда его столица была объята пламенем, он звонил директору ЦРУ и запрашивал поставку новой партии самых совершенных орудий убийства стоимостью сто миллионов долларов. По его словам, русские должны были знать, что Соединенные Штаты верны своему слову.

Зия уль-Хак в последний раз обратился к ЦРУ и Чарли Уилсону за помощью, и по всем свидетельствам очевидцев ответ на его просьбу был одним из главных успехов Агентства в области материально-технического снабжения. В течение двадцати четырех часов огромные транспортные самолеты разгружали «Стингеры» и другое оружие, отправленное с «прифронтовых» складов НАТО в Западной Европе.

В Исламабаде, где взрывы с небольшими интервалами продолжались в течение двух суток, Милт Верден вошел в образ полевого командира. Теперь Верден находился в своей стихии. Афганская война стала для него таким увлекательным занятием, что он даже сожалел о ее скором окончании. Прибывало все больше разнообразных устройств и технических новинок, которые нужно было испытать в реальных условиях. К примеру, они до сих пор не провели испытания «Техасской пули» — беспилотного летательного аппарата с волоконно-оптическим управлением, которое моджахед мог запустить в иллюминатор ИЛ-76 и взорвать груз ракет «Скад» стоимостью в пятьдесят миллионов долларов. Всем не терпелось посмотреть, как будет действовать последний вариант израильской «Лошадки Чарли», далеко ушедший от первоначального образца. Это новейшее оружие было предназначено для разбрасывания сотен противопехотных взрывных устройств над огромной территорией; некоторые из них опускались на парашютах, и все взрывались на разной высоте с чудовищным грохотом.

Но Вердена послали в Исламабад не для развлечений. Он был профессионалом, и его цель заключалась в успешном завершении афганской войны. Верден решил, что лучшим способом ускорить вывод советских войск будет превращение тайной войны в открытую. Он стремился не только заменить пропавшее оружие, но и вонзить нож в самое сердце советской империи. Нужно было дать русским понять, что взрыв на складе боеприпасов никак не повлиял на боеспособность моджахедов. Поэтому, когда сотрудники посольства стали возражать против отправки транспортных самолетов на том основании, что противник может опознать их, Милт заткнул им рот. «Выкрасите самолеты флуоресцентной краской, — заявил он. — Включите все посадочные огни».

Сразу же после взрыва в приемной посольства начальник оперативного пункта, одетый в темный деловой костюм, заметил своего коллегу из КГБ и пригласил его выйти в сад. Небо над головой было заполнено американскими транспортниками С-141 и С-5, кружившими над городом в ожидании посадки. «Знаете, что это такое? — осведомился Верден. — Прекрасное зрелище, не правда ли?» Сигнал был предельно ясным.

Четырнадцатого апреля 1988 года по московскому телевидению без фанфар было объявлено о подписании Женевских соглашений. В отличие от зловещего молчания, окружавшего вторжение Советской армии в Афганистан девять лет назад, это молчание было признаком унижения. В Исламабаде Зия уль-Хак назвал вывод советских войск «чудом XX века».

Оглядываясь назад, можно сказать, что неимоверные усилия, приложенные для восстановления военного арсенала в Оджири, скорее всего не сыграли никакой роли в уходе русских из Афганистана. Решение уже было принято на уровне Политбюро и высшего армейского командования. Любая великая держава сознает последствия очевидного военного поражения, особенно такая, чья армия обладает легендарной репутацией. Решение было болезненным, но неизбежным. Империя рушилась, и ничто не могло помешать этому.

Но для Чарли и Зии уль-Хака, Милта Вердена и ЦРУ, Мохаммеда Газаля и саудовцев, неизменных в своей финансовой поддержке, эта операция была последним моментом славы. Они направили личное послание Горбачеву, смысл которого сводился к следующему: «Мы можем облегчить ваш уход, но можем напоследок пощипать вам перышки».

В Женеве госсекретарь Шульц, заключивший сделку с русскими, теперь находился в центре внимания. Заместитель госсекретаря Майк Ар-макост выполнял роль Чарли, занимаясь координацией бюрократических структур. Гордон Хамфри, который, в конце концов, был сенатором, получил широкое признание как истинный защитник афганских интересов. Между тем чиновники, продвигавшие решение по «Стингерам», толпились вокруг и давали интервью, словно все заслуги принадлежали им.

Уилсона можно простить за то, что им овладело вполне естественное желание получить свою долю заслуженных почестей. Продюсер программы «60 минут» обратился к нему за помощью в составлении репортажа о гуманитарной программе Кренделла. Пакистанцы отказались впустить в страну американских тележурналистов. В результате было достигнуто предварительное соглашение о создании большого сюжета с участием Уилсона, если он окажется в Пакистане вместе со съемочной группой «60 минут».