Теперь Уилсон превратился из охотника в добычу. Рудольф Джулиани, который тогда был знаменитым прокурором, возглавлял специальную комиссию Министерства юстиции. Сыщики ФБР и агенты DEA обшаривали все углы и закоулки прошлой жизни конгрессмена, разыскивали его старых подружек и брали показания под присягой со всех его сотрудников, бывших и нынешних.

Спустя годы Уилсон вспоминал, как легко было утонуть в этом море подозрений: «Ты думаешь, что теперь твои друзья не захотят, чтобы их видели вместе с тобой. Ты не торопишься поздороваться со своей матерью по телефону. Ты предпочитаешь пользоваться платным телефоном в холле. У тебя начинается бессонница. Тебе хочется весь день беседовать со своим адвокатом, пока до тебя не доходит, что час разговора обходится в 300 долларов, но ты все равно звонишь ему. А потом ты думаешь обо всех людях, которых ты мог обидеть в своей жизни и которые теперь захотят дать показания против тебя».

Чарльз Симпсон, многолетний административный советник Уилсона, был не на шутку встревожен состоянием своего босса. «Четыре или пять раз я боялся оставлять его одного на ночь, — вспоминает он. — Он дошел до того, что хлестал неразбавленную водку прямо в офисе».

Центральное место в этой драме теперь занимала Лиз Викершэм, бывшая девушка с обложки «Плейбоя», сопровождавшая Уилсона в его поездке в Лас-Вегас на выходные. Пол Браун рассказал ФБР, что Лиз была вместе с Уилсоном в номере «Фантазия», когда он нюхал кокаин. По его словам, на Каймановых островах они предавались такому же занятию. Ее видели рядом с конгрессменом в лимузине, возвращавшемся из Лас-Вегаса, где, по словам Брауна, Уилсон снова вдыхал белый порошок.

Викершэм превратилась в бомбу с часовым механизмом, и адвокат Чарли велел ему прекратить любые контакты с ней. В то время все мысли об Афганистане вылетели у него из головы. В каком-то оцепенении он воспринимал слухи о показаниях Лиз перед членами комиссии Министерства юстиции. «Я просто не понимаю этого, я не верю, что она могла это сказать», — пожаловался он Симпсону поздним вечером после очередного стакана, когда ему сообщили, что Лиз подтвердила его эксперименты с кокаином на Каймановых островах. Она сообщила следователя, что сфотографировала Уилсона «потому что он ужасно глупо выглядел, и было так необычно… видеть, как конгрессмен это делает». По словам Лиз, она также слышала, будто он покуривал марихуану в Вашингтоне.

Уилсон воспринял эти новости как измену. Он еще не понимал, что Лиз на самом деле была его спасительницей. В начале 1983 года эта бойкая белокурая красавица в одиночку держала линию обороны против целой толпы федералов, которые угрожали распять ее, если она не донесет на конгрессмена. Но она лишь засвидетельствовала информацию об употреблении наркотиков за пределами страны, где законы США утрачивают силу. Более того, она наотрез отказалась признать употребление кокаина в тех случаях, которые были описаны в показаниях Брауна. Она держала фронт во всех местах, где прорыв означал бы политическую гибель Чарли Уилсона.

Но в феврале и марте 1983 года Уилсон не понимал, что Лиз выступает как его защитница. Зато он знал, что репортеры лишь ждут возможности прогнать его сквозь строй фотоаппаратов и телекамер, а три или четыре камеры следуют за ним повсюду. «Они были похожи на оружейные стволы. Я испытывал почти непреодолимое желание ухватиться за них и вырвать из рук». Все это тяжело давило на психику, и Уилсон начал совершать сумасбродные поступки. Напившись однажды вечером, он уволил своего адвоката, а на следующее утро снова нанял его. Между тем забуксовавшие следователи давили на все педали. Они рассылали повестки всем водителям лимузинов в городе, надеясь найти того, кто якобы видел конгрессмена, нюхавшего кокаин в салоне его автомобиля.

Уилсону казалось, что столицу наводнила целая армия «охотников за головами», выискивавших любой предлог, чтобы убрать его со сцены. В этот момент он вполне мог бы навсегда забыть о своем интересе к Афганистану, но рассудительные адвокаты, узнавшие о его запланированной поездке в Израиль и Пакистан, посоветовали ему не менять свое расписание. «Уезжайте из страны, — говорили они. — Придерживайтесь вашего рабочего графика».

Этот совет, в сочетании с мыслью об избавлении от окружающего кошмара, немного взбодрил конгрессмена. Он осознал, что друзья будут ждать его повсюду, где приземлится его самолет. Но самое главное, теперь он имел спутницу, которая согласилась ехать вместе с ним. Два месяца назад в Исламабаде, напившись на подпольной дискотеке, Уилсон дал себе слово, что больше не приедет в Пакистан без американской женщины в своей свите. Невероятно, что в момент пьяного забытья судьба свела его с Кэрол Шэннон.

Шэннон была местной знаменитостью в Далласе и Форт-Уорте благодаря своему экзотическому искусству танца живота. Посмотрев на ее представление, уже изрядно подвыпивший Уилсон пригласил ее на танец, а потом неожиданно сделал ей другое предложение.

— Дорогая, если вы так серьезно относитесь к танцу живота, поедемте со мной в Каир, — с притворной серьезностью сказал конгрессмен, пока они танцевали. — Я устрою вам представление перед египетским министром обороны.

Приглашение было лишь наполовину искренним, но со временем идея взять с собой личную танцовщицу казалась Уилсону все более привлекательной. Когда он зашел к своему адвокату перед отъездом, тучи над его головой как будто рассеялись. Скоро он будет далеко от этого города кровопийц и головорезов; он будет лететь первым классом в такие страны, где лидеры относятся к нему с уважением. Во взгляде Чарли Уилсона появились прежние искорки, и он приготовился к возобновлению своего крестового похода.

В шестилетнем возрасте Кэрол Шэннон, выросшая в глубинке Восточного Техаса, очень хотела научиться танцевать, но члены ее семьи, принадлежавшие к баптистской церкви, считали танцы дьявольским ухищрением. По их убеждению, мужчина как хозяин дома был обязан изгонять злых духов из своих детей. Иногда девочка не понимала, почему отец кричит на нее, а потом до крови порет ремнем. Однажды, когда он застал ее танцующей, то после особенно жестокой трепки несколько раз ударил ее кулаком.

Лежа в своей спальне, она не плакала, а скорее испытывала недоумение. Потом, словно во сне, она включила радио и снова начала танцевать под музыку, раскачиваясь перед зеркалом. Ее тело отзывалось болью, но она вдруг засмеялась — сначала угрюмо, а потом вдруг осознала, что смеется от радости.

Много лет спустя, когда ее муж, ультраконсервативный техасский законодатель, решил баллотироваться в сенат штата, Чарли Уилсон прилетел из Вашингтона с целью организовать оппозицию. Муж Кэрол называл Чарли опасным либералом, который приведет Америку к краху и уничтожит крупный бизнес. Кэрол помнит, как он говорил ей: «Это наш враг». Но кандидат Уилсона победил, и политическая карьера Джо Шэннона завершилась.

Когда брак Кэрол начал разваливаться, она записалась на курсы танцовщиц живота в надежде вернуть любовь своего мужа. Однажды вечером она попросила его выключить телевизор, зажгла свечи и устроила ему представление. Он сказал, что это очень интересно, погасил свечи и снова включил телевизор.

Но у домохозяйки из Далласа был несомненный талант к этой диковинной разновидности танца. Темноволосая красавица с сияющими глазами, бывшая победительница конкурсов «мисс Море» и «мисс Лыжи», она находилась в неопределенном возрасте между двадцатью пятью и тридцатью годами. Мужчины лишались рассудка от страсти, когда видели ее исполнение. Впрочем, ее мечты не ограничивались такими простыми триумфами. Она стала верить, что в предыдущей жизни была древнеегипетской царицей Нефертити. Когда она танцевала, эта связь с другой личностью раскрепощала ее дух и освобождала от детских страхов. Женщины начали приходить на ее уроки. Она преподавала в средней школе и танцевала где только могла — от холостяцких вечеринок до мероприятий для пенсионеров. А потом наступил переломный момент.