— А цена такова, — к удивлению Нолар, это оказалась Колдунья Чайка, вмешавшаяся в разговор, — что если этот адепт проникнет в тело юноши, предоставленное ему, то оно будет безмозглой скорлупой, без надежды на восстановление. Ибо нет у Кериса дара остановить его у известных пределов…

— Нет! — Нолар не смогла задушить крик, вырвавшийся из глубин её груди. Она ведь хорошо помнила мальчика, такого воодушевлённого, такого возбуждённого перспективой участия в поисковом отряде и такого ликующего, когда он узнал, что станет одним из разведчиков. Подобно пятну на её лице, он нёс в душе внутренний шрам, страдая от того, что хоть и был полукровкой, но не обладал даром. Но это пока не выражалось во внешних проявлениях.

Так или иначе, но лицо Саймона посерело так же, как и немногим ранее лицо Дахон. Киллан ударил кулаком по ладони другой руки, и его глаза запылали.

Все расслышали сквозь это напряжённое молчание скрип мелка госпожи Мерет. Она повернула свою доску и высоко подняла её, чтобы все смогли прочесть широкие и стремительные буквы, написанные ею:

— У каждого свой выбор. Не умаляйте же его достоинств, ничего не предложив ему…

Из уголков её глаз покатились слезинки.

Саймон простёр вперёд руку, словно ища поддержки, и получил её сразу же после того, как Джелит приникла к мужу.

— Он Трегарт. И он не поблагодарит нас, если ему не предоставят возможности сделать выбор! — сказала Мерет.

— Так как же мы поступим? — в первый раз тихо высказался Мудрец Морфью, — Если вы хотите связаться с Керисом и объяснить, что именно требуется, то это следует делать быстро.

Волосы Дахон стали коричневыми, цвета осенних листьев, и только глаза, казалось, живут на её лице.

— Он кровь от крови нашей, — она, не глядя, сжала руку Киллана. — Мы найдём его. Потом надо действовать без промедления.

Это был сон, но такой реальный! Керис лежал в собственной постели, вокруг, по стенам дома, карабкались цветущие лозы Зелёного Дола, который и был всегда его настоящим жилищем. Над головой слегка колыхался блестящий покров из перьев. Он чувствовал себя довольным, единым со всем, что его окружало, как случалось только немного раз в его жизни. Ощущения давали ему веру в то, что он на грани открытия собственного и, в конце концов, истинного дара.

Рядом что-то шевельнулось, и он, немного повернувшись, увидел отца и мать, сидящих на ковре, с любовью глядящих на него. Может, он болел?

— Керис! — рука матери чуть ли не касалась его лба. — Вспомни!

Как он оказался тут? Это ведь Дол Зелёного Безмолвия, а вовсе не странный город. Но мать промолвила, не Дав ему времени на вопрос: — Ты и твои друзья нуждаетесь в помощи. Так мало времени. Ты должен сделать свой выбор, о мой сын!

Теперь и Киллан улыбнулся ему, но в улыбке таилось какое-то беспокойство, как будто он вынуждал себя ' улыбаться.

— Хиларион, — продолжала Дахон, — нашёл, что ваши врата можно замкнуть, но только он в состоянии это сделать. Есть лишь единственный способ, который покончит с Кровавыми Вратами прежде, чем Зло обрушится на нас. И так как он не может миновать многие и многие лиги между нами, ему нужно тело для воплощенья.

Керис почувствовал холодок страха.

— Любое проявление Силы требует такого напряжения… — вероятно, он говорил мысленно, а не в действительности. — Стало быть, есть и цена. Кто же будет платить?

— Всё зависит только от твоего свободного выбора, о сын мой… И если ты добровольно согласишься стать орудием Хилариона… То это может быть свершено! — мать закусила губы.

Руки отца покоились на боевом поясе, как при сигнале к бою, когда он заговорил:

— И когда Хиларион вернётся, оставив тебя…

— То я умру, — спокойно проговорил Керис.

— Ты можешь утратить собственную сущность. Тело твоё, вероятно, проживёт ещё некоторое время.

Керис надолго закрыл глаза. Страх снова пробудился в нём. Отец произнёс нечто худшее, чем смертный приговор.

— И выбирать придётся тебе! — голос Киллана подобно острию стали вонзился в его тело.

Керис взглянул на отца, потом на мать. Он смешанной крови, и она может сыграть с ним дурную шутку, если…

— Я Трегарт, — он повторил два слова, которые обдумывал долгие годы. — Я служу там, где меня можно использовать наилучшим образом. Если я погибну во имя Света, то что может быть доблестнее такой гибели? Скажи Хилариону… Нужное ему тело ждёт его. И времени осталось мало.

Вокруг него заплясали и замерцали искорки света. Он задрожал. О, что, что он наобещал… Но, может быть, в первый раз это и было плетением именно его жизненного узора, приведшего юношу к настоящему выбору, раз уж он лишён дара. Он гордо победил страх. Как же долго он ещё пребудет самим собою? Когда же Хиларион придёт взять то, что принадлежало доныне только лишь ему одному?

Он снова мог видеть свет, идущий от двери, отворённой в полуразрушенный зал. Слуха его коснулись жалобы, стенания, о, нет, это не он, благодарение Великим Древним! Вокруг него ощущалось какое-то движение, но ведь ему известно, что он должен оставаться в этом же самом месте, и просто ждать.

Но теперь он превратился в нечто незначительное, незаметное, что спасалось бегством по бледной серой дороге, пока не заползло под стену, под которую оно никак не могло зарыться. Да, это явился его преследователь.

Вспышка света оказалась такой яркой, что на мгновение ослепила путешественников, разразившись именно тогда, когда они пребывали в тёмной внутренности руин. Мышка резко выпрямилась на своей скатке. Она не прикасалась к кристаллу, но он пылал так ярко, как будто Колдунья призвала Силу. Дестри тоже ощущала жар собственного амулета. Здесь чувствовалось присутствие такой Силы, что теперь она пронизывала до костей всех членов отряда.

Мышка попыталась осмотреться и вдруг увидела, что Керис стоял и смотрел на всех, слегка повернувшись к выходу. Керис? Нет! Ибо, когда она вгляделась пристальней, тело его словно бы заколебалось, удваиваясь самым странным образом.

— Хиларион! — и Мышка вскочила на ноги.

Тот, кто сейчас представлялся ей Керисом, смотрел на неё.

— Свершилось! А дух сущности…

Не обращая на них больше никакого внимания, она бросилась к выходу. Лиара схватилась за изорванное платье Мышки, и Колдунья почувствовала, что ей не вырваться.

— Что происходит? — бросила ализонка. Среди путешественников поднялся ропот, хотя некоторые и отодвинулись в сторону, освобождая путь к выходу.

— Хиларион пришёл! Замок! Он должен наложить замок!

— Керис? — в возгласе Ромара чувствовалось неверие.

Мышка ответила ему:

— Таков его выбор! Таким путём он служит Свету! Теперь они уже все вскочили и шли за Керисом к свету нового дня, но Лиара вновь обратилась к Дестри:

— Я ничего не понимаю…

— Керис открыл врата, которыми является он сам, дав Хилариону возможность войти в него, — Дестри беспомощно прикоснулась к амулету, — вот деянье, совершенное им…

— Что? — переспросила Лиара. — И такова ваша великая магия? Где же Керис?

Дестри медленно покачала головой:

— Может быть, этого мы никогда больше и не узнаем.

Она слышала глухой протест Лиары, но её внимание целиком поглотил тот, кто теперь вёл их вперёд, хотя они и не могли не осознавать, что готовы на все. Его голову не прикрывал шлем и кольчужный шарф, его руки свободно висели вдоль бёдер, но не касались оружия. Утренний ветер вздымал копну тёмных волос, и они потом падали назад, как будто бриз более не смел касаться их.

Так они шли сквозь весь город. Те, кто нёс оружие, присоединились к ним, и уже за башнями появились и кеплианцы и Яста — но рентианец уже не искал, как он делал это обычно, Кериса.

Дестри слышала ропот голосов, но уже не пыталась произносить какие-то слова. Они теперь шли к такому подъёму Силы, которого она и не могла вообразить себе, хотя Мышка, вероятно, и имела понятие о том, что должно было сейчас произойти.