Руки её лежали на коленях, а все внимание сосредоточилось на этой неприступной лестнице. Неужели существует, подумал Керис, какой-нибудь трюк, на который способна Сила, что вознесёт их наверх? В конце концов, ведь было же время, когда колдуньи могли сдвигать горы, как детские ведёрки с песком. Но Мышка совсем одна: возле неё нет целого сонма ей подобных, да и будь товарки рядом — вряд ли, подумал он, они решились бы на такое, что однажды чуть не погубило все их племя.

Он заметил какое-то движение на одной из ступеней — проблеск яркого цвета. Это нечто пробежало немного, потом расправило полупрозрачные крылья, и он уловил сходство с только что виденными тенями ящериц на оставшейся позади стене.

Крылья… но они есть только у соколов. Когда эта мысль промелькнула в голове Кериса, оба сокольничих выпустили птиц в небо на разведку.

Хотя день был ещё в разгаре, разочарование, которое они все ощущали, лишало их жизненной энергии. Он привязал последнюю вьючную лошадку к верёвочной ограде, и она, вопреки его ожиданию, не попыталась укусить его, лишь слегка обнажила зубы.

Кеплианцев и Ясту, конечно, никогда не ставили в загон, а сейчас они почему-то стали вышагивать единой шеренгой перед лестницей, как какие-нибудь волшебники, выполняющие таинственный ритуал. Госпожа Элири опустила бутылку с водой, из которой пила, и стала наблюдать за ними, прищурив глаза, чтобы лучше видеть.

Керис прилёг в сторонке. Господин Ромар и другие занимались все той же картой, составление которой входило в обязанности первого. Но никто не выдвигал никаких предложений. Заговорила Мышка, и голос её, хотя и тихий, заставил всех прислушаться.

— Госпожа, — обратилась она к Элири, — что говорят те, которых вы обратили нам в помощь?

Ответить взялась не госпожа Элири, а Тила.

— Мы можем пройти, и этот тоже, — она кивнула в сторону Ясты. — Эти немые, — и она презрительно фыркнула, дёрнув головой в сторону торгианцев, — если их освободить от наездников и прочей поклажи и если им помочь. Но те… — она снова фыркнула, на этот раз в сторону вьючных лошадок, — это не для них.

Керис уже готовился к ответу, когда заговорила госпожа Элири. Как бы он ни тяготился этими малыми созданиями, то, что они несли на своих спинах, с каждым днём продвижения к югу становилось всё более важным. Сапоги приходилось чинить, подковы торгианцев — менять, все припасы, от которых зависела их жизнь, не могли быть просто брошены здесь.

— Есть нужда, Быстроногая сестрица, — Элири отвечала кобылице как мысленно, так и словами, произнесёнными вслух, — в том, что они тащат на себе. Без них нам и половины груза не унести. Мы готовы подставить спины, но мы идём в неизведанные места, где нас могут ожидать такие охотники, которые рады будут напасть на отягощённых грузом путников.

Господин Ромар свернул карту.

— Придётся подождать, пока прилетят птицы. Если есть путь в обход этой западни, может быть, они нам его укажут.

Все с готовностью согласились с ним. Но Керис поднялся и направился к груде тюков. На каждом из них отметили то, что в нём содержится. Чем больше он смотрел, тем лучше понимал, что ничего нельзя выбросить без ущерба для отряда.

Воспользовавшись остановкой в таком месте, которое легко защитить, отряд занялся неотложными делами. Открыли тюки, начали чинить обувь, надевать наконечники на стрелы, зашивать разорванную колючей горной растительностью одежду.

Керис снова наткнулся на кинжал, принадлежавший Лиаре. Лезвие так сверкало на солнце, как будто его никогда не обагряла кровь. Но, дотронувшись до него, Керис испытал такое потрясение, что чуть не вскрикнул: у него возникло явственное ощущение, что кинжал дан ему только на время и что ализонка вернётся за ним — предчувствие было настолько сильным, что казалось наколдованным Мышкой.

Быстроклювый первым вернулся из разведки. После общения с птицей Ворик сообщил, что к востоку нет ничего, кроме гор, поднимающихся ещё выше и совершенно лишённых растительности.

Его собрат задержался так надолго, что Криспин стал выказывать явное беспокойство, шагая взад-вперёд и отбросив шлем, чтобы легче было задирать голову к небу.

Когда наконец сокол появился в поле зрения, все вздохнули с облегчением. Птица спустилась, чтобы отдохнуть, она тяжело дышала, раскрыв клюв, и Деневер, оказавшийся ближе всех, поднёс ей маленькую металлическую чашу, наполненную свежей водой.

Криспин пригладил перья сокола, проворковал что-то успокоительное и ободряющее. Он ждал, как и все, столпившиеся вокруг, когда Дальнокрылый будет готов сообщить им свои новости.

Возможно, Мышка и могла разобрать пронзительный птичий клёкот, но остальным не было дано этого. Керису казалось, что они не дождутся известий о том, что лежит впереди и почему Дальнокрылый так задержался.

— Там наверху есть другие, — Криспин указал на скалу с каменными ступенями. — Среди них ализонка.

— Серые? — спросил Деневер.

— Нет. Ещё одна служит Той, кого некоторые называют Госпожой, а третий не похож ни на кого из живущих, которых доводилось видеть моему брату, — Криспин снова погладил усталую птицу. — Они к западу от нас, но сейчас направляются в нашу сторону.

— Госпожа, — произнесла Мышка. — Тогда та находится в Свете и, может быть, это те, кого ты, Керис, видел в послании. Если так, то ясно, что их путь — это и наш путь, в конце концов.

Тила протиснулась вперёд. Её обычный мысленный посыл нёс на себе следы раздражения: «Здесь можно взобраться — разве я вам не говорила? Плоскостопым, которые называют себя торгианцами, понадобится помощь, хоть они и говорят, что выросли в горах».

Один из торгианцев фыркнул, как будто уловил обидные слова, сказанные кобылицей. Но, насколько было известно Керису, эта порода не имела человеческого диапазона улавливания мыслей.

Все, за исключением Мышки, вернулись к осмотру вьюков, большинство из которых развязали. Деневер опустился на колени перед одним из неразвязанных, порылся в нём и вскоре вытащил моток верёвки. Тут все начали рыться в мешках в поисках того же, но в итоге обнаружили, что необходимой длины не набирается.

Госпожа Элири вытащила один из тюков на свет и встала на колени возле него. Шкура, из которой его сделали, была толстой, покрытой изнутри слоем застывшего сока умпас — самым надёжным средством против сырости, известным в Эскоре.

Расправив пустую шкуру на земле, она начала измерять её своей ладонью, а потом кивнула головой.

— Вот поистине подарок судьбы, однако всё нужно сделать как следует. Надо разрезать мешок, но не прямо, а по спирали к центру. — И, отрезав пряжки и концы ремней, она приступила к выполнению собственных инструкций: лезвие ножа оказалось достаточно острым, чтобы разрезать и шкуру, и покрывающий её защитный слой — и вскоре они увидели, что перед ними лежит свёрнутый по спирали ремень толщиной не больше пальца. Кольца ремня расправлялись, когда она, ухватившись за один конец, вращала его, но он тут же стремился свернуться, не подоспей пограничники, готовые натянуть и выпрямить его с помощью камней.

Суматоха в лагере усилилась, так как все бросились опустошать тюки и разрезать их так же, как госпожа Элири. Керис, оттаскивая ящики с припасами, чтобы освободить побольше места, наткнулся на Мышку.

Она стояла около самой крупной лошадки, на которой ездила Лиара, и держала ладони у её морды. Зная нрав лошади, он хотел оттащить колдунью, но вдруг услышал тихое воркование и увидел, что не только эта кобылица, но все злонравные вьючные животные застыли, не выражая обычного для них негодования в присутствии людей.

Мышка взглянула на него через плечо.

— Несмотря на своенравие, они верно служили нам. Отвяжи их.

— Но… — он кинул взгляд на суетящихся позади людей.

— Они не могут следовать за нами, но эта местность похожа на ту, в которой они родились. Отпусти их, и пускай они сами найдут путь, который им предначертан, — в тоне Мышки он уловил не просто тень приказа, слова её были исполнены даже некоей торжественности. И он начал развязывать путы, впервые за всё время общения с ними не ощущая непокорности лошадок.