Вода! Мелькнувший отблеск бледного солнца мог отразиться так только от текучей, незамерзшей воды! По воде густо плыли небольшие льдины, течение уносило их вправо.

— На восток! — почти в один голос воскликнули капитан и Оданки.

Восток? Неужели неведомое древнее море находится в той стороне? И неужели это те самые врата, в поисках которых пройден этот далёкий путь?

Когти, вырезанные охотником из рога, давали возможность, обвязавшись для надёжности верёвками, спуститься по крутому склону скалы, на который они выпь ли, поднявшись на поверхность.

И тут вдруг раздался громкий крик Оданки. В правой руке он уже держал копьё, в левой — длинный охотничий нож, который выхватил из-за пояса. Оказалось, что горбатый выступ, который они принимали за снежный сугроб, вдруг поднялся и встал на дыбы.

Трусле почудилось, что над её головой внезапно выросло обросшее инеем дерево. Раскрылась клыкастая пасть, и из красного зева вырвался грозный рёв, рокочущие отголоски которого, отразившись от скал, настигли их со спины. Трусла видела раньше только шкуры северных медведей и видение, явившееся в мареве, которое наслала однажды их противница. Зато из рассказов северных охотников она уже хорошо знала, что этот зверь царил над ледяными пустынями, ревниво оберегая свои охотничьи угодья и питая врождённую лютую ненависть к человеку. Но что происходит сейчас? Обман ли это, посланный, чтобы сбить с толку Оданки, или настоящий медведь?

Затем она увидела, как Одга вырвалась от Инквиты, которая держала её за руку всё время, после того, как они спустились вниз, и, ухватив большущий кусок льда, еле помещавшийся на её широкой рукавице, метнула его, не дав никому опомниться, прямо в медведя и метко угодила ему в мохнатую лапу.

Странная продолговатая морда зверя мгновенно обернулась к девушке, и он, сменив свою угрожающую позу, опустился на все четыре конечности. Инквита хотела перехватить салкарку, но та уже вырвалась и от Фрост, выдернув руку с такой силой, что та потеряла равновесие и очутилась на коленях.

Медведь снова взревел, его маленькие глазки загорелись таким же красным огнём, каким полыхала разинутая пасть. И тут зверь бросился вперёд, перейдя в нападение. Трусла никогда бы не поверила, что такая громадина может сделать такой внезапный скачок.

Одга даже не попыталась вооружиться новой льдиной, чтобы остановить неудержимо надвигающегося зверя. Она просто побежала, и не навстречу своим товарищам, а совсем в другую сторону, не глядя на то, что впереди сплошные рытвины и торосы, а следом за ней гнался медведь.

Вдруг что-то со свистом прорезало воздух. Копьё, брошенное рукою Оданки, вонзилось в медвежий бок и повисло на нём, бороздя тупым концом неровности льда. Медведь повернул голову и схватил копьё зубами. Древко только хрустнуло в клыках, словно тонкая тростинка, но из глубокой раны под лапой выступила кровь.

Одга что-то кричала, но Трусла, слыша её крик, поняла, что это не зов о помощи и не вопль страха, девушка издавала воинственный клич, словно вызывая на бой разбойника-пирата, ворвавшегося на палубу её корабля. Удача до сих пор благоприятствовала ей. И она ни разу не споткнулась.

Потом зазвенела тетива, и могучий зверь взвыл: стрела глубоко вошла в его вытянутую шею.

— Нет! — раздался крик Одги. Даже рёв раненого зверя не мог заглушить пронзительного голоса. — Она похитила мою душу, так пускай же забирает и всё остальное!

Яркий, светлый луч волшебного кристалла далеко прорезал пространство. Зверь отчаянно метался, но луч точно попал ему между глаз. Медведь в последний раз вскинулся на дыбы, затоптался на месте, как человек, на которого обрушился смертельный удар, и, сникнув, с такою силой грянулся о лёд, что вокруг так и брызнули ледяные осколки.

— Нет! — Мучительный крик салкарки невозможно было слышать без содрогания. При звуке этого голоса казалось, что ты беспомощно присутствуешь при хладнокровном убийстве беззащитного существа.

Мужчины с опаской направились к лежащему медведю, зная, что этого зверя совсем непросто убить и бывали случаи, когда, казалось бы, совсем мёртвое животное оживало, чтобы свирепо расправиться с незадачливыми охотниками. А Одга тем временем бросилась к Фрост:

— Зачем? Ты добилась, чего хотела. Что же ещё тебе нужно от меня? Ты использовала узы, соединяющие меня с нею, чтобы с моей помощью найти к ней дорогу Так дай мне наконец свободу! Пускай меч или клыки хищного зверя — мне всё равно! Я стала не я, и этого не изменишь!

— Похищенное можно вернуть, — возразила Фрост. — Мы ещё не прошли до конца весь предназначенный путь.

Но Одга уже не видела и не слышала никого, вновь погрузившись в недоступные глубины внутренней темницы.

Трусла решилась подойти к Фрост с вопросом:

— Возможно ли спасти её от этой беды? Фрост кивнула в ответ:

— У Силы могут быть разные источники, но они подчиняются определённым законам. Колдовские чары можно снять с человека, если на то есть его воля. Однако она сказала, что довела нас до цели. Теперь нужно ждать, чтобы узнать всё, что возможно. Ибо знание содержит Силу.

Оданки и Симонд занялись разделкой туши; теперь было уже совершенно ясно, что это никакое не марево и не наваждение, а самый настоящий медведь Труслу стало мутить, когда она увидела, как мужчины кромсают тушу ножами и на снег хлещет алая кровь.

Она отошла подальше от кровавого зрелища к покрытой плывущими льдинами реке, и немного удивилась, как далеко отдалились они во время охоты от первоначального места — таинственная стена оказалась совсем рядом. Однако её друзей сейчас больше всего занимала добыча пищи.

Трусла знала, что северяне — как латты, так и обитатели Края Света — спокойно могли есть сырое мясо, потому что у них не всегда оказывался под рукой очаг или возможность разжечь костёр. Не раз она наблюдала, как детишки латтов с удовольствием жевали полоски сырого мяса, приготовленные для вяления или для заморозки, чтобы сохранить их впрок на зиму. Неужели же сейчас..

Инквита быстро рассеяла её сомнения насчёт того, как они собирались употребить свежую добычу. Оданки торжественно преподнёс шаманке истекающий кровью кусок мяса, и та с должной вежливостью благодарно приняла подношение.

Таким образом, все, можно сказать, подкрепились едой, правда, Трусла, как ни крепилась, в конце концов отошла в сторонку и потихоньку избавилась от своей порции, которую заставила себя прожевать, но так и не смогла проглотить.

Насытившись кто как мог, путники направились к полоске открытой воды. Русло реки почти сплошь забили льдины и уже в нескольких шагах оно терялось среди окружающих льдов. Но внимание Фрост, главным образом, привлекало то, что всем показалось смутными очертаниями врат над истоком реки.

Знаком подозвав Оданки, она спросила.

— Как по-твоему, можно ли залезть на эту стену? Нужно бы посмотреть, какой она ширины.

Оданки кивнул и перешёл на другой берег, обойдя забитую льдом трещину, из которой вытекала вода Надев роговые когти, он первым полез вверх, за ним остальные мужчины. Во льду нашлось достаточно неровностей, за которые они могли уцепиться, и салкары, привычные к лазанью по обледенелым вантам, не отставали от охотника. Последним в цепочке был Симонд. Он по-прежнему старался держаться в стороне от остальных спутников, опасаясь стать жертвой новой коварной ловушки.

Одга стояла неподвижно, словно ледяной столп, глядя перед собой пустыми глазами; недавний порыв покончить с жизнью, отдав себя на растерзание медведю, видимо, истощил её последние силы. Трусла не отрываясь следила за Симондом. Её руки, одетые в просторные рукавицы, сами собой сжимались в кулаки, и она мысленно уговаривала себя, что Симонд всего лишь должен взобраться на скалу и это вовсе не означает новой встречи с неведомыми опасностями.

Оданки достиг вершины и, перевалив на другую сторону, скрылся из вида. Очевидно, он выполнял задание Колдуньи измерить ширину барьера. Вдруг оттуда донёсся его крик. Трусла так и сжалась. И только в следующий миг осознала, что в голосе охотника прозвучала не тревога, а удивление.