— Если у вас когда-нибудь найдется минутка, посмотрите, ладно? — попросил он, снова опустив рукав, словно только сейчас догадавшись, что мог показаться навязчивым. — А впрочем, не будем об этом, — прервал самого себя Цайнер. — Это все между нами, хорошо?

Само собой, об этом знала вся округа. Ашеру тоже кто-то успел об этом рассказать, но он промолчал.

— Пруд мне в целом дорого обошелся. Я ведь нанимал экскаватор его вырыть. Пруд-то искусственный. А рыбы мне эти траты еще ой как не скоро окупят.

Он зашагал дальше к дому родителей, а по пути на мгновение обнял Ашера за плечи. В сенях их поджидал маленький, согбенный старичок, опиравшийся на палку. На нем была шляпа и синий рабочий передник, во время разговора он поворачивался к ним боком, видимо оттого, что плохо слышал. Пес подошел к нему и забил хвостом, лупя старичка по штанам. Цайнер сказал, что старик — его отец. Не успел Цайнер подвести к нему Ашера, как пес заворчал и оскалил клыки, едва Цайнер попробовал взять старичка за руку. Тут он рассмеялся, да и старичку все это понравилось.

— А выпить у вас найдется? — спросил Цайнер.

Его мать только что испекла в кухне хлеб и в плетеных корзинках поставила его на стол остужать.

— Насчет выпить-то — как? — переспросил старичок у жены.

Старушка открыла стенной шкафчик и достала оттуда бутылку вина и стаканы.

Кухня в доме была очень большая. На стенах висели несколько продолговатых зеркал в коричневых рамах, где мелькали отражения хозяев и гостей. Позже Ашеру рассказали, что раньше в этом доме помещался трактир. Он уселся на скамейку в углу и стал наслаждаться запахом свежевыпеченного хлеба.

— Попробуйте, — предложил старик и отрезал ему кусок.

Старушка поставила на стол свиное сало и соль, но сама не присела.

— Вы у нас еще не бывали, — сказала она.

— Он врач, — пояснил Цайнер.

Ашер медленно пил и слушал. Дочери и зятя дома не было, они уехали покупать обувь в Пёльфинг-Брунн, а внуки еще в школе. Ашер с трудом следил за разговором.

Через некоторое время Цайнер поднялся. Он снял с гвоздя ружье, повесил его на плечо и пошел к машине.

— По-моему, мы хорошо набрались, — со смехом заключил он.

Старики рассмеялись. Ашер, забираясь в машину, тоже невольно засмеялся. Цайнер положил ружье на заднее сиденье, собака запрыгнула рядом, и они медленно покатили по направлению к магазину.

Когда приехали его жена и дочь, было уже темно. Девочка обегала весь дом, шумела и смеялась, но быстро устала, и Ашер уложил ее в постель и сидел рядом, пока она не заснула.

Он вслушивался в ее ровное дыхание и вспоминал ее смех, преобразивший этот дом.

— Ну, что ты решил? — спросила жена.

— Не знаю. Может быть, останусь здесь.

— А ребенок? — спросила она.

Дочке же нужно ходить в школу. А потом, ей самой сельская жизнь не подходит. А она только успела освоиться на работе, ей только начало нравиться…

Ашер промолчал.

— Я тебя ни в чем не упрекаю, — продолжала жена, — но я не могу опять начинать все сначала, а потом, ты ведь и сам не знаешь, чего хочешь. Может быть, обдумаешь все хорошенько и опять скажешь: «Давай все переиграем?»

Она была права. Никакого плана у него не было. Ну где он будет работать?

— Согласен, — сказал он. — Нам еще нужно все обдумать.

Он и сам не знал наверняка, как к нему отнесутся местные жители. Узнав правду, они сделали вид, будто ничего не заметили, но, с другой стороны, он от них не зависел. Возможно, если бы он был от них зависим, они повели бы себя иначе. Странно, но мысль об этом его совершенно не испугала. Что-то говорило ему, что его страхи безосновательны, просто он не мог этого доказать.

— Я все время о чем-то таком думала, — сказала жена. — И все время мучилась, не зная, что же тебе ответить. Не могу же я всегда поступать так, как тебе хочется. Ты тоже должен подумать обо мне, принимая решение.

Она ни в чем не обвиняла его и помогла ему, когда он нуждался в ее помощи. Она ни разу не упрекнула его в том, что ей пришлось пойти работать, а теперь он требовал, чтобы она вслед за ним переселилась в деревню. Он и сам уже не был уверен в том, что хочет остаться.

— Это только так, безумная идея, — успокоил он ее. — Забудь.

Рано утром дочка проснулась, услышав, как дятел долбит доски крыльца. Решив, что кто-то стучит в дверь, она разбудила Ашера. Жена еще спала, и потому они потихоньку оделись и вышли из дому. Ашер показывал девочке далекие холмы и небо над холмами, но ее интересовало не далекое, а близкое, не лощины, прозрачный воздух и облака, а земля под ногами и ветви деревьев. Ее внимание привлекли взлетевшие воро́ны — потому, что взлетели где-то поблизости, а маленькие саженцы — потому, что были укутаны нейлоновой пленкой и оберточной бумагой. Наверное, это Голобич несколько дней тому назад укутал их от холода. Они вернулись в дом, потому что Катарина захотела посмотреть комнату, в которой он спит. Там она сразу же установила, что стол шатается и что вода из стакана (который он там забыл) выплескивается, потому что дощатый пол проседает и подается под ногами при каждом шаге. Конечно, он и сам это замечал, но машинально старался ступать как можно легче. И только теперь, из окна, Катарина увидела дымку тумана, окутавшую лощины и похожую на облачное море. Рассматривая туманное марево и отвечая на ее вопросы, он никак не мог отделаться от ощущения, будто он сейчас на вершине высокой горы. Он подарил дочке карандаш, она сунула его в карман и тотчас о нем забыла. Между тем, проснулась и оделась жена. Ашер подбросил в печку дров и подождал, пока не займется огонь. И Тереза, и Катарина хотели ему помочь, но он страшно радовался, что наконец может хоть что-то для них сделать. Поскольку с ними была Катарина, они решили поехать на машине. В машине дочь и жена шутили, дурачились и смеялись, на полу заднего сидения дребезжала бутылка, потому что Тереза имела обыкновение оставлять в машине все подарки, которые хотела кому-то привезти, и там они перекатывались до тех пор, пока Тереза, наконец, не заезжала к тому, кому они предназначались. Но даже и в таких случаях она иногда о них забывала, и они опять целыми неделями или даже месяцами странствовали в машине. Ашера это раздражало, и Тереза об этом знала. Она бросила на него плутовской взгляд и сунула бутылку за спинку задних сидений. Потом Катарина запела. Перед ними открывался прекрасный вид на широко раскинувшуюся равнину, сквозь спутанные ветви яблонь и слив пробивались лучи солнца. С какого-то крестьянского двора доносился пронзительный визг циркульной пилы, навстречу им попалась старушка в длинном пальто, она опасливо отступила на обочину и подождала, пока они проедут. Небо на западе заволакивала дымка, а горы, казалось, превратились в прозрачные серебристо-серые тени. В давно облетевшем лесу они пропустили трактор с прицепом, на котором громоздились поваленные деревья, водитель удивленно взглянул на них, Ашер его не знал. Проехав хлев, они свернули во двор крестьянина, у которого Ашер когда-то покупал дрова. Младшая девочка присела у крыльца с голой попкой и пи́сала. На ней было хорошенькое голубое платьице с красной каймой и белые резиновые сапоги. Узнав его, она закричала: «Ашер! Ашер!»

В гостях они задержались ненадолго. Когда он вошел в кухню, кто-то из детей схватил его за ногу, сын валялся на кровати, над которой было развешано белье для просушки, а младшая девочка с такой силой ударила мать подушкой, что наволочка лопнула и из дыры повалили перья. Она тут же скорчила особую гримасу, предвосхищая оплеуху. (Обыкновенно такую гримасу она корчила, уже получив оплеуху). Мать и в самом деле замахнулось было, но потом передумала, достала из ящика стола очки и надела их. Это были круглые очки в металлической оправе, без одной дужки и с одним треснувшим стеклом. Придерживая очки там, где не хватало дужки, она какое-то время разглядывала кружащиеся в воздухе перья. Потом села за стол, явно мысленно махнув на все рукой, и придвинула им кувшин плодового вина. Год тому назад побывала, мол, у нее чиновница из отдела социального обеспечения, хотела младшую дочку посмотреть. Посмотрела, и посоветовала ей принимать противозачаточные таблетки, а не то, мол, еще один такой ребенок родится. Девочка взобралась жене Ашера на колени и стала качать головой, но когда Тереза попробовала ее погладить, она не далась и зашипела. Катарина с любопытством ее разглядывала. Внезапно девочка вырвалась и выбежала из дому, а ее сестра взяла Катарину за руку и повела на крыльцо. У дома землю затянула корка бурого льда. В кухонное окно они увидели, как дети забрались в санки и съехали по обледеневшему склону.