Тем временем Ашер торопливо спустился к дому крестьянина. Дом был старый, одноэтажный, с дверью, выкрашенной в белую и зеленую полоску, и зарешеченными окнами. Во дворе стояла повозка, за хлевом виднелась навозная куча. Он подбежал к крестьянину, который склонился над лисой и внимательно ее разглядывал.

— Лиса бешеная, — заключил он.

Тут из хлева вышла его жена и остановилась в отдалении.

— А где собака? — спросил крестьянин.

Пес с окровавленной мордой вылез из-под повозки и стал обнюхивать убитую лису.

— Ни к чему не прикасайтесь, — предупредил Ашер.

В открытой пасти лисы застрял кусок влажной коры, к шкуре приклеились длинные нити слюны.

— Лиса больная. Придется мне застрелить собаку, — сказал крестьянин.

Его жена заплакала, утирая глаза концом передника.

— Лиса его укусила, видите, вон там, на морде, — сказал крестьянин.

— Вы можете посадить его на цепь и вызвать ветеринара, — предложил Ашер. — Только смотрите, осторожнее, не прикасайтесь к нему.

— Нет, не могу рисковать, — возразил тот. — Кто знает, вдруг еще укусит кого.

Он вскинул ружье, но в то же мгновение пес поднял голову и посмотрел ему в глаза. Крестьянин помедлил, но потом все-таки нажал на курок, сказав: «Сожалею». Не оборачиваясь, он понес ружье в дом. Жена пошла за ним следом. У двери она остановилась и спросила у Ашера:

— Не хотите плодового вина?

Ашер покачал головой. Женщина исчезла в доме и вскоре вернулась с кружкой вина. Следом за ней пришел ее муж. Вокруг собачьей головы уже натекла лужица крови. Из старого ящика, превращенного в садок, таращился кролик. В сарае аккуратной поленницей были сложены дрова, перед ней посреди целого стога стружек стояла циркульная пила. Пес лежал на боку, бессильно вытянув лапы. Крестьянин подошел к нему и произнес:

— Да, хорошая была собака…

Он отвернулся.

— Пейте! — сказал он Ашеру.

Шкура лисы казалась мокрой. Всклокоченная, взъерошенная, она покрывала отощавшее, костлявое тело, лапы были черные, уши внутри опушены волосками.

— Я ее из кухни увидел, — пояснил крестьянин. — Она уселась во дворе, и сидит себе, хоть бы что. Я, конечно, хвать ружье, она ни с места, тогда я из дому выбежал…

Он взял кружку и отпил глоток.

— Надо сообщить властям, — сказал он, помолчав.

К дому на тракторе подъехал другой крестьянин. Он с любопытством посмотрел на них из кабины, заглушил мотор и вылез.

— Я услышал выстрел, и дай, думаю… — начал было он.

Увидев пса и лису, он замедлил шаги.

— Мне больше ничего не оставалось.

Крестьянин кивнул.

— Это самое разумное.

— Надо сообщить властям, — повторил развозчик молока.

Он повернулся к жене и сказал, чтобы она сама позвонила. Заметив, что она колеблется, он прибавил:

— Это наш долг.

— Не трогайте его лучше, пусть так лежит, потом приедут и его заберут.

За неделю, проведенную в городе, Ашер прочитал о бешенстве все, что смог найти.

— У вас есть теплая вода? — спросил он. — Мы должны вымыть руки.

— Пусть кто-нибудь посторожит животных, — настоял развозчик.

Другой кивнул.

— Я тут ничего не буду трогать, — заверил он.

В доме они вымыли руки. Кухня оказалась просторной. Ашер обратил внимание на две металлические кровати, покрытые белой эмалью, и на диванчик у стены.

Женщина, вероятно, проследила за его взглядом:

— Здесь дети спят, они сейчас в школе.

В углу примостился столик с деревянным табуретом, над ним висело раскрашенное изображение какого-то святого, напротив стоял покрашенный белой краской буфет, рядом с ним раковина и железная печка. Отворилась дверь, и в кухню, опираясь на палку, вошла маленькая старушка. Она села за стол, прямо под юбками и платьями, висевшими на стене.

Жена крестьянина ушла звонить, а сам он принялся за хлеб с салом.

— Возьмите и вы, — предложил он бутерброд Ашеру. — А шнапса не хотите?

Он встал и до краев налил Ашеру маленькую стопку.

— Я его сам перегонял… Ну, как вам?

День выдался пасмурный, дождливый.

— Скоро уже снег выпадет, — сказала старушка.

Через час во двор свернул «фольксваген», медленно подъехал к самому крыльцу и затормозил. Из него вышел коренастый человек в шляпе. Теперь собаку и лису окружили человек двадцать. Человек поздоровался и направился осматривать застреленных животных.

— Ну, и что у нас случилось? — осведомился он, присев на корточки.

Внимательно выслушав рассказ, он достал из багажника чемоданчик и вытащил оттуда нейлоновые перчатки. Когда он уносил собаку, жена крестьянина расплакалась.

— Что ж поделать-то, — протянул крестьянин, — мне ничего другого не оставалось.

Толстяк, как объяснили Ашеру, был ветеринар из Арнфельса. Он убрал трупы собаки и лисы в герметичные пакеты и положил их в ящик, набитый мелкой соломой и обрезками бумаги.

— Все остальное вам сообщат, — объявил он и уехал. Крестьянин взял лопату и закидал лужу крови стружками.

— Останьтесь, отобедайте с нами, — пригласил он Ашера.

Все остальные, не сговариваясь, вдруг куда-то заторопились и разошлись.

— Триста шиллингов мне посулили за лисью шкуру, — сказал крестьянин. — Все лучше, чем ничего.

Рассматривая вечером под микроскопом хитиновые панцири насекомых, Ашер подумывал написать жене и рассказать обо всем, чему он стал свидетелем. Он поговорил с ней по телефону, но ни словом не обмолвился о том, что видел. Он начал было письмо, но потом порвал и снова стал разглядывать скелет навозной мухи. На свету он казался желто-коричневым. Многократно увеличенный, он превратился в экспонат технического музея, в какой-то древний аэроплан. Только по голове можно было узнать живое существо. Он медленно осмотрел тельце, крылышки и конечности, а потом снова вернулся к созерцанию головы. Какая здоровенная муха! Чем дольше он ее разглядывал, тем больше она превращалась в доисторическое чудовище. В его воображении она принимала облик гигантского монстра и парила над исполинскими хвощами и папоротниками.

На следующий день сотрудники окружного управления расставили стенды, из которых явствовало, что община объявлена зоной распространения бешенства. Охотникам вменялось в обязанность отстреливать лис, сокращать их поголовье, всех убитых лис предписывалось отправлять в Вену, в Институт ветеринарии. Собаки, бегающие без поводка, и кошки, покинувшие хозяйский двор, отныне считались бродячими, и их надлежало отстреливать. Деревенские жители обсудили все эти указания в универсаме и со всем согласились. Случалось, что Ашера приглашали в тот или иной дом зачитать листовки. Ашер ограничивался тем, что подчеркивал: надо тотчас вызывать врача и сообщать о случаях бешенства в жандармерию. Ни в коем случае нельзя прикасаться к обнаруженным трупам животных, кроме того, существуют профилактические прививки. Поначалу его слушали внимательно, но, как только он пытался подробнее объяснить ситуацию, крестьяне проявляли нетерпение или просто уходили. Детали интересовали только охотников.

В первый же день эпизоотии один из охотников подъехал на грузовике к магазину и посадил в кузов других охотников с собаками, — прочесать лисьи норы в охотничьих угодьях. Некоторых из них Ашер узнал.

— Хотите с нами? — крикнул ему из кузова Хофмайстер.

Ветви деревьев покрывал иней. Над лугами поднимался туман. Был ясный холодный день.

— Мы тут почти все норы знаем, — заверил Хофмайстер.

Какой-то охотник откинул приклад своего дробовика и подул в ствол. Раздался звук, похожий на глухой свист.

— Мы запускаем в норы собак и поджидаем у отнорков. А как лисы выскочат, тут-то мы их и подстрелим. Бывает, раним и собак, если они в норах сцепятся с лисами. Пару лет тому лиса оторвала моему псу нижнюю челюсть, с тех пор я собак и не держу, — сказал Хофмайстер.

Они затормозили и выпрыгнули из кузова.