Придется выполнять все, что положено рабыне.

— Дай за нее столько, сколько, по-твоему, она стоит, — сказал Клитус Вителлиус. — Деньги отошлешь Клитусу Вителлиусу, в Башни Воинов.

— Да, господин, — кивнул человек за столом. Клитус Вителлиус повернулся и вышел.

А я осталась. Одна, на коленях в желтом круге на цементном полу.

Веревка на шее натянулась. Совсем рядом закачались кожаные петли.

Встав из-за стола, мужчина вошел в круг. Смерил меня взглядом.

— Ну что ж, малышка, посмотрим, что ты умеешь.

— Да, хозяин, — ответила я.

Труднее всего, когда тебя продают впервые. И все же, пожалуй, это нелегко всегда. И может быть, страшнее всего — неизвестность. Где оно, то самое лицо среди множества лиц? Кто купит тебя? Ты — на виду, в свете факелов. Что только тебя не заставят выделывать! Рядом — аукционист с плеткой. Ты выполняешь приказы, и выполняешь как можно лучше. Не вздумай филонить! Под ногами — посыпанный опилками деревянный помост. Гладкий-гладкий! Сколько девушек продали с него! И ты такая же, ничего особенного, рабыня как рабыня, чуть лучше, чуть хуже прочих. Опилки покалывают ноги. Так уж принято: на Горе животных продают с помостов, посыпанных опилками. А рабыня — животное. Под сполохами факелов поднимаешь голову. Слышишь первую цену. Попробуй тут не вздрогни! Идет торг. За тебя. Пытаешься по голосу угадать: что за человек? Кто-то набавляет. Улыбнись, повернись, пройдись. То поднимешь руки, то встанешь на колени. Ложишься на спину у ног аукциониста, закидываешь руки за голову, словно в наручниках. Перекатываешься на живот, поглядываешь на него через плечо. Повинуешься мгновенно, на глазах у покупателей принимаешь соблазнительные позы, следишь за осанкой — в общем, показываешь себя во всей красе, как и положено рабыне. Ты вся в поту. Опилки впиваются в тело. Застревают в волосах. Попробуй споткнись, хоть чуть оплошай — плетка аукциониста наготове. В конце концов, тяжело дыша, ты вытягиваешься в полный рост, голая, а может, уже и побитая.

Последняя цена названа и принята. Аукционист сжимает кулаки. Продана.

Многие девушки мечтают, чтобы их продали в Курулене. Его просторный помост — самый знаменитый в Аре. И самый большой. Полукруглый, шириной около сорока футов, он украшен затейливым резным орнаментом, выкрашен в желтый и голубой — цвета работорговцев. Высота его футов пятнадцать. На обращенной к толпе высокой ровной закругленной его части через равные промежутки изображены вырезанные из крашенной белым древесины девять фигур рабынь. Полагают, что тысячи лет назад эти девять девушек были первыми рабынями, добытыми мужчинами крошечного городка под названием Ар. Шеи вырезанных из дерева невольниц охвачены чем-то вроде веревочных ошейников, сплетенных, похоже, из каких-то растительных волокон. Стало быть, в те времена железа в Аре не знали. Рассказывают, что девушкам этим пришлось родить своим хозяевам множество сыновей.

— Ты, рабыня! — ткнул в меня пальцем мужчина.

— Да, хозяин! — откликнулась я. От охватывающего горло ошейника вправо и влево свисали цепи — ими я прикреплена к стоящим по обе стороны от меня девушкам.

Мы — в ведущем к помосту коридоре. От выхода с помоста проходит еще один коридор.

— В каких позах показать себя на помосте, знаешь?

— Да, хозяин.

Вымуштровали меня на славу. На помосте Курулена почти ничто не происходит случайно.

Подошел к следующей, справа от меня, ближе к рабскому бараку. Задал тот же вопрос. Как и на мне, на ней — ошейник с двумя цепями, левая идет ко мне, правая — к другой ее соседке.

— Да, хозяин! — уверила его она.

Следующая. Каждый ошейник расстегивается, цепь можно присоединить или отцепить — управляться с невольницами вполне удобно. Всего в шеренге сто двадцать девушек. Если торги пойдут быстро, всех нас продадут анов за пять-шесть, если что-то не заладится — аукцион может занять целых восемь анов, затянется до самого утра. Кто-то пойдет с молотка быстро, кто-то — не сразу. Если на продажу девушки уходит много времени, значит, либо она не слишком заинтересовала покупателей, либо красота ее слишком необычна, и демонстрируют ее как-то особенно изощренно, с тем чтобы разогреть публику, взвинтить цену до предела.

— Да, хозяин! — ответила на вопрос работорговца стоящая еще дальше от меня девушка. Все мы должны быть готовы. Все должны из кожи вон лезть, иначе не миновать жестокого наказания.

Я рассматривала моих соседок. Какие красивые! Все мы умело подкрашены. Ну, берегитесь, мужчины! Нас уже выставляли напоказ голыми в клетках, только без косметики — чтобы будущие покупатели могли оценить товар без прикрас, чтобы потом, когда начнутся торги, быть во всеоружии.

Цепь едва дрогнула. Я подалась вперед, высматривая: что там? По нашему ряду прошелестел шепот: «Торги начались!»

— Я боюсь, — захныкала какая-то рабыня.

— В Курулене делает покупки весь Ар, — проговорила другая.

Ничего не слышно. Но я знаю: первая из нас уже поднялась на помост.

Я села на стоящую у стенки, длинную — почти на весь коридор — деревянную скамью. Подтянула потуже завязки зеленого шелкового платья. Хотя это хитроумное одеяние даже платьем не назовешь. Его можно разматывать и снимать постепенно, лоскут за лоскутом, начиная с головы или ног, пядь за пядью обнажая тело. В конце концов я окажусь почти голой — лишь грудь и бедра прикрыты лоскутками — и, услышав приказ, лягу на спину у ног аукциониста. Он встанет надо мной и начнет, набавляя цену, стягивать с меня лоскуты, точно ленты. А когда толпа взревет от нетерпения, он, пожав плечами, рванет шелк, и я, дважды перекатившись по помосту, улягусь обнаженная, подняв колено, беспомощно закинув за голову руки открытыми ладонями вверх — распростертая у всех на виду рабыня в ожидании властной мужской руки. Вот тогда-то, по всем расчетам, цены и поползут вверх. После этого мне останется выполнять приказы аукциониста. Он прикажет встать и, чувствуя настроение толпы, умело накаляя страсти, будет подавать команды, а я — принимать самые разные позы.

— На одну вперед! — прокричал надсмотрщик. Мы продвинулись к помосту.

Слева от меня — девушка в скромной коротенькой домашней тунике, из тех, что носят служанки. Толпе представят ее как рабыню, с детства принадлежавшую почтенной респектабельной семье, которая теперь, оказавшись в стесненных обстоятельствах, вынуждена продать ее. Расскажут, что мужская похоть ей неведома, утолять ее она не умеет. Хозяин, однако, сможет всему ее научить. История эта — не совсем вымышленная. Девушка, похоже, особой радости по поводу предстоящих торгов не питает, оказаться в мужских объятиях вовсе не жаждет, надеется, что ее купит человек небогатый. Ей хочется оказаться единственной невольницей в его доме. По-моему, из нее получится превосходная рабыня. Мою соседку справа, ту, что взойдет на помост после меня, представят совсем по-другому. Тело ее от плеч до бедер скрывает одеяние из девственно-белого пуха. Поразительный контраст: темные волосы и обнаженные руки, ноги, легкий белоснежный пух. Прелестная девушка! Хрупкие плечи, безупречно стройные ноги. За нее дадут хорошую цену. Это она несколько минут назад сказала: «Я боюсь». Что ж, ничего постыдного я тут не вижу. Во-первых, она девственница. А во-вторых, едва ли не для любой хорошенькой девушки предстать перед германскими мужчинами в таком виде — ужасно.

Мы снова продвинулись по скамейке.

— Торги идут быстро, — заметил кто-то справа. Это хорошо. Значит, аукционист пребывает в благостном настроении и не будет слишком жесток к нам на помосте. Аукциониста мы боялись. На помосте он наш хозяин. Даже если торги прошли хорошо, а девушка не продана, ее могут высечь.

— Двигайтесь! — приказал надсмотрщик.

Мы продвинулись дальше.

В основном девушек продают поодиночке, но иногда и группами: парами или больше, подбирая, скажем, по цвету волос или по диалекту. Могут подбирать в группы по кастовому признаку или собрать вместе девушек с разными, наиболее часто употребляющимися клеймами. Становясь рабыней, девушка, разумеется, теряет кастовую принадлежность, как и гражданские и личные права; она становится животным, послушным кнуту и воле хозяина. В основном группами рабынь подбирают для работы в поле или на кухне, но таких в Курулене не продают. В этот вечер должны были продать две пары: певицу и ее аккомпаниаторшу и близнецов с острова Тамбурин, названного так за сходство с небольшим германским барабаном.