Труд на корабле был разнообразным и тяжелым. Помимо всего прочего матросам приходилось сворачивать и смолить канаты, чинить и смазывать оснастку, чинить паруса, чистить оружие, драить палубу и заниматься приемом груза.

Джаред чувствовал себя на «Голубке» как рыба в воде. Никаких книг. Никакой зубрежки. Никаких преподавателей и краски стыда на щеках из-за невыученных уроков. В море работа либо сделана, либо нет. Или узел завязан правильно, или нет. При этом на карту ставилось куда больше, чем твоя репутация в классе. От тебя зависела жизнь товарищей и судьба корабля. Если ты выполнил работу небрежно, кто-то упадет с мачты или будет покалечен упавшей снастью. Поведешь себя неосторожно — смоет волной за борт. Это была опасная, полная изнурительного труда жизнь, от которой Джаред приходил в полный восторг.

В воскресенье команда могла немного перевести дух. Как правило, отдых выливался в дружеские попойки. Выпивка помогала матросам на время забыть об их тяжелой доле. Один из матросов даже прочел Джареду такие незамысловатые стишки:

Кое-кто из пиратов напивался до полного бесчувствия — впрочем, справедливости ради надо признать, что на борту «Голубки» такое случалось редко. Капитан Деверо доходчивым языком объяснил матросам, что безопасность корабля и жизнь людей не должны зависеть от выпивох и, раз уж команда «Голубки» меньше обычного, а вознаграждение — больше обычного, он вправе требовать ответственного отношения к службе. С тем, кто предпочел своим товарищам бутылку, расставались без особых сожалений. Матрос мог рассчитывать на снисхождение только один раз. Если он продолжал пить, его оставляли в порту, высаживали на какой-нибудь остров или выбрасывали за борт.

Иногда команда, чтобы скоротать время, пускалась в пляс. При этом большинство матросов неуклюже подпрыгивали и топтались на месте. Однако на борту было и несколько довольно искусных танцоров, которые когда-то посещали музыкальные клубы Вапинга, матросского квартала в восточном Лондоне. Порой моряки использовали мачту как майское дерево[22], приплясывая вокруг нее под разные песни, в основном непристойные.

Чаще же всего матросы сидели на палубе или в кубрике и рассказывали друг другу обо всем, что имело хотя бы отдаленное отношение к морю, — о морских приключениях, небывалых случаях и разных чудесах. Особенно охотно слушали на «Голубке» истории о бесстрашных и сметливых моряках — причем рассказчикам случалось говорить и чистую правду. А еще матросы любили стихи, хотя сами сочиняли их редко (за исключением стихов «с очень плохими словами», как сказал Джареду один матрос). Некоторые матросы умели читать, но из-за сырости и плесени книг на корабле не держали.

Прошло более двух недель с того дня, как Джаред попал на «Голубку». За это время он перезнакомился почти со всей командой. Корабельный плотник Томас Бардин — он был родом из Уэльса — ремонтировал на «Голубке» мачты, реи, шлюпки и оборудование, а также следил за тем, чтобы судно не дало течь. В ведении старшего комендора Руди Шоу находились орудия и боеприпасы. Он отвечал за то, чтобы не разорвалась пушка или, к примеру, не перегрелось орудие. Рулевой Джон Венделл был опытным матросом и умел читать и писать. Он вел вахтенный журнал (записи в судовом журнале делал капитан). Хромоногий Натаниель Роупс, как и многие корабельные коки, ничего не смыслил в стряпне. На камбузе он обосновался после того, как сломал ногу во время погрузки. Кроме того, на корабле служили матросы Майкл Долтон, Джереми Ли и Джордж Кэбот — настоящие морские волки. Джаред Морган, Джеймс Мэйджи, Бенджамин Вир и Ричард Дерби, появившийся на «Голубке» за неделю до молодых людей (он сбежал с торгового судна), завершали список личного состава.

Теплым воскресным вечером Майкл Долтон сидел, прислонившись спиной к мачте.

— Что это с ними? Они все еще недовольны тем, что попали сюда? — и он кивком головы указал на Мэйджи и Вира, которые, по своему обыкновению, держались в стороне от остальной команды. Свободные от вахты матросы, сидя на палубе, лениво толковали о том о сем. В океане царствовал штиль, легкий ветерок лишь слегка шевелил паруса. Провисший такелаж тихо постукивал о мачты.

— Небось хотят домой, к мамочке, — засмеялся Руди Шоу.

Джаред, не желая обижать друзей, сдержал улыбку.

— О чем еще мечтать? — сказал Ричард Дерби, обращаясь к Мэйджи и Виру. — Я вот, к примеру, сбежал с «Верного Джорджа», когда узнал, что Деверо стоит рядом с Бостоном. Ради того, чтобы попасть на «Голубку», я готов был пойти на все.

— А где в это время находился «Верный Джордж»? — спросил Шоу.

— В Филадельфии. Я потихоньку пробрался на борт шлюпа, который шел в Бостон. Еще две недели я потратил на поиски Деверо. Меня чуть не поймали. Барлоу послал за мной вдогонку своих людей.

— Эдмунд Барлоу? — переспросил Долтон.

— Он самый.

— Я слышал о нем. — Долтон понимающе взглянул на Дерби.

— И это правда, — сказал Дерби. — То, что о нем говорят.

Долтон скроил мрачное лицо и вдруг рявкнул:

— На моем корабле нет справедливости и несправедливости, парень. Есть только долг и бунт. Заруби себе это на носу. Выполнять мои приказы — твой долг. Не подчиняться мне — это бунт.

Дерби расхохотался.

— Ну чистый Барлоу! Ты его встречал?

Долтон отрицательно покачал головой.

— Нет, зато я встречал изувеченных им матросов. Об этом изверге рассказывают во всех портовых тавернах — от Бостона до Бристоля.

— Я видел, как Барлоу бил матроса каменной кружкой. Бедолага лишился четырех зубов, — сказал Дерби. — А еще он сломал о спину одного паренька ручку от метлы.

— Почему его никто не остановил? — удивился Джаред. — Или не сообщил о нем куда следует?

Долтон посмотрел на него прищурившись.

— Ты должен кое-что усвоить, сынок, — сказал он. — Капитан на судне бог и царь. Торговцам и чиновникам плевать на то, чем он занимается у себя на корабле. Главное для них — прибыль. Есть только один способ избавиться от таких людей, как Барлоу, — устроить бунт.

— А это — дело опасное, — вставил Дерби.

— Вот именно, — согласился Долтон. — Хотя ходил слушок, что пару «круглых робинов» ему запустили.

— «Круглых робинов»? — переспросил Джаред.

— Это лист бумаги, на котором нарисованы два круга — один в другом, — пояснил Дерби. — В маленьком круге организаторы мятежа пишут, чего они хотят добиться. Потом те, кто готов их поддержать, вписывают по кругу свои имена (за исходную точку берется одна из частей света). Делается это для того, чтобы у списка не было начала и конца и капитан не мог найти зачинщиков. В первый раз команда хотела выбросить Барлоу за борт. Во второй раз — похитить судно из порта.

— И что из этого вышло?

— Хотя «круглые робины» не попали в руки Барлоу, он о них как-то пронюхал. В первый раз он три дня морил команду голодом. Ну а во второй раз… — Дерби мрачно дернул щекой. — Ему удалось узнать имя зачинщика мятежа. Ночью он спустился в кубрик, разбудил этого матроса и пинками загнал его на палубу. Там он стал бить парня свайкой. У бедняги начались судороги, он истекал кровью. Еще бы чуть — и Барлоу забил бы его насмерть. Однако он вовремя остановился — видимо, хотел все списать на несчастный случай. Он приказал матросу ночью, в холод и дождь, лезть на фок-мачту и отдать паруса. Барлоу прекрасно понимал, что избитому, истекающему кровью человеку это не по силам. Он неизбежно должен был свалиться за борт. На полпути у парня опять начались судороги. Я бросился ему на помощь, но Барлоу направил на меня пистолет и пригрозил, что пристрелит любого, кто последует моему примеру.