Все остальные гости были совсем молоденькими. За последние десять лет, пока Анна сидела дома и смотрела телевизор, давно уже выросло новое поколение. Похоже, все они были довольны собой. Они казались какими-то нереальными. У Анны было такое чувство, будто она попала за кулисы студенческой постановки «Сон в летнюю ночь». Она опять встретилась взглядом с мистером Никаким, который держался в этой обстановке так же принужденно и неловко, как сама Анна. Она переходила из комнаты в комнату в поисках Ру, и ее вдруг озарило, что до сегодняшнего вечера она тоже считала себя слишком молодой. Ей, например, всегда было намного уютнее в конце вагона – там, где обычно хихикали и шушукались школьницы, а не среди подруг Ру – замужних, обремененных детьми и кредитами. А сейчас Анна почувствовала, что на глазах превращается в свою мать. Увидев девушку в крошечном топе и шортах, она про себя подумала, как сделала бы ее мать: «Чудесно, дорогая. Но почему ты пришла в нижнем белье?» В другой комнате, обвешанной колонками и усилителями: «Чудесно, дорогой. А тебе свои собственные мысли слышно?» Добравшись до гостиной и увидев на столе щепотки кокаина, а рядом нюхающих его людей, Анна поразилась: «О боже. В мое время…»
Когда ее мать была молода, женщины сами шли навстречу мужчинам. Они не покладая рук и в поте лица искали себе мужей. Замужество давало им гарантию обеспеченной жизни до конца дней. Мать спрашивала Анну: «Ты что, не можешь себе найти кого-нибудь? Не слишком ли ты разборчива?» Во времена маминой молодости замуж выходили просто, за кого угодно, и всё тут. «Но ведь ты, же любила отца, когда выходила за него?» – недоумевала Анна. «Нет». В ее молодости замуж выходили без любви. И вообще она была влюблена в друга отца – Энтони Хаверстока. Анна должна помнить Энтони – лысого, кривоногого коротышку. В ее молодости никто не обращал внимания на внешность мужчины. Замуж выходили за любого. Она не вышла замуж за Энтони только потому, что Энтони предпочел Одри. Барбара произнесла это таким тоном, как если бы сказала «Энтони предпочел маргарин».
Теперь Анна осознала, что раз уж она подумала про себя: «В мое время…» – это значит, что, по-видимому, ее время уже прошло. Во времена Анны, само собой, тоже была «травка», но с тех пор наркотики шагнули далеко вперед. Хотя Джастин Квили, которая была студенткой Лондонского колледжа искусств, конечно, поспорила бы с этим. Даже тогда, в 1986 году, все зависело от того, где искать наркоту. Анна просто проводила время не с теми людьми.
Анна всегда плелась в хвосте за своей подружкой Джастин. Когда им исполнилось по тринадцать лет, у Анны под маечкой только-только начала округляться грудь, а Джастин уже прикупила себе бюстгальтер первого размера.
– Не волнуйся, – успокаивала тогда Анну мама, – всему свое время, против природы не пойдешь.
Она тогда мечтала лечь спать однажды вечером и проснуться такой, как Джастин, или, по крайней мере, стать такой девушкой, которая спокойно произносит слово «трахаться» и умеет пользоваться им в нужном месте и в нужное время. Такой, как Джастин, которая сделала себе татуировку и рискнула уже опробовать на себе тампоны. Но у Анны все было выдуманное, даже ее парни существовали лишь у нее в воображении. И разговаривала она языком романтических журналов для подростков.
Какие парни тебе нравятся?
Если большинство твоих ответов – «О, то тебе абсолютно все равно, какой у тебя парень. Ты – неисправимая кокетка. Нахальные или застенчивые – тебе все равно. Ты будешь болтаться со всеми парнями вокруг, излучая радость лета!
Пока Анна потихоньку излучала радость лета на своих первых вечеринках с парнями, Джастин потеряла невинность. Раскуривая вместе с хозяином вечеринки Расселом Кокером свою первую сигарету с гашишем, Джастин смеялась над Анной, которая боялась притронуться даже к фруктовому пуншу, ведь он такой крепкий!
– Да попробуй ты этот чертов пунш! – глумилась Джастин.
– Я не могу, – простонала Анна, в то время как ее подруга пила из горлышка сидр и курила гашиш, любезно предоставленный Расселом Кокером.
Анне представлялись смутные образы ее взрослого будущего: взрослые мужчины чокаются хрустальными бокалами, а взрослые женщины сидят вокруг кастрюльки для приготовления фондю и макают кусочки сырого мяса в кипящее оливковое масло.
– Извините, – проговорила Анна, когда какой-то мужчина задел ее локтем.
Она пыталась найти кухню и Ру с Уорреном. Но в длинном, узком коридоре толпилось слишком много народу.
– Ру! – крикнула Анна.
В такие моменты Анне очень хотелось, чтоб ее подругу звали как-нибудь иначе, или, по крайней мере, называли ее настоящим, полным именем – Розмари. Выкрикнув имя подруги, она почувствовала себя телеведущей детской передачи, которая обращается к своему партнеру – игрушечному персонажу. А иногда Анне очень хотелось сократить и свое собственное имя. Она бы чувствовала себя более счастливой, если бы незнакомые люди называли ее, скажем, Анни… Ру не слышала, что Анна зовет ее: она была увлечена разговором с молодым человеком в замшевом пиджаке и рубашке а-ля семидесятые.
– Я компьютерщик.
Анна уже стояла рядом с ними, но Ру ее не замечала.
– Правда? – захихикала Ру.
Ру флиртовала потому только, что Уоррен находился в пределах слышимости. Ее реплики предназначались скорее для Уоррена, чем для компьютерщика. Это было ясно как белый день – по крайней мере, для Анны.
– Вы меня разыгрываете, не может такого быть, чтобы вам было тридцать! Выглядите на восемнадцать.
– Скажите это моему мужу. – Она посмотрела на скучающего Уоррена, который пил пиво, облокотившись на кухонную плиту. – Я уже старуха. Из всех мужчин на меня еще обращают внимание только акушеры.
– Да ну, – рассмеялся Компьютерщик, брызжа слюной. – Скажите еще, что у вас и дети есть.
– Есть. Я теперь мать-героиня.
– Что-то слабо верится, – упорствовал он, а сам ощупывал глазами фигуру Ру.
– Можете мне поверить, у меня два с половиной ребенка…
– С половиной?
– Я беременна.
Ру светилась от счастья. Казалось, до нее только что дошло, что она вот-вот превысит средний показатель деторождения по стране. Уоррен рыгнул.
– Невероятно! – воскликнул компьютерщик и замотал головой. – Беременна?.. Вот это да! А выглядите слишком молодо для матери семейства.
Тот факт, что она ждет ребенка, не отпугнул его. Во всяком случае, не сейчас, когда он был на пути к успеху.
– Что делать! Мы, мамочки, выглядим все моложе и моложе, – сказала Ру, изучая обручальное кольцо с таким видом, будто видит его впервые. – Прямо как полицейские.
– Привет, – вмешалась Анна, чувствуя себя обязанной, хотя бы ради блага Дэйзи и Оскара, прервать эту легкомысленную, опасную игру. Игра развивалась следующим образом:
Ру откинула волосы и захихикала, слегка опустив подбородок.
Компьютерщик выгнул спину, расправил плечи, громко засмеялся и ослабил воротничок.
Ру пошутила по поводу акушеров и кокетливо склонила голову набок.
Компьютерщик как бы случайно дотронулся до нее правой рукой.
Ру обозвала себя «толстенной», хотя на самом деле была такой худенькой, будто из нее выкачали весь жир специальным аппаратом.
Компьютерщик уставился на нее так, будто был не в силах поверить, что можно войти в тело Ру и выйти из него, не говоря уже о том, что этим пользуются муж и дети.
Анна не собиралась ждать, чем все это закончится.
– А, это ты, – с упреком в голосе сказала Ру.
В который раз Анна поняла, что сделала что-то не так, – нутром почувствовала. Она все время сознавала собственные недостатки в глазах Ру, и понимала, что от нее ожидают большего. Ру – более преданная подруга, чем Анна. В трудную минуту Ру всегда будет рядом с бутылкой белого вина и плиткой бельгийского шоколада. К тому же она добрее и, в общем, податливее Анны, которая терпеть не может, когда ее обнимают, если только это не часть секса и предвестник полового акта. Да, Анна – зажатая, но разве это не вина ее матери? Барбара Поттер никогда не показывала свою любовь – пусть, мол, «всей этой чепухой» занимается молодое поколение.