Я аж обалдел — тут-то я как причастен?!

— Ира бросила тебя, потому что ты даже не пытался скрыть, что ты спишь с половиной своих коллег!

— Я бы мог прикрыться тобой, как раньше! А сейчас что? — Влад вцепился в столешницу, чтобы вновь не съехать вниз. — Сейчас она не верит, потому что ты все время с этим пищащим ублюдком!

Одна секунда — и мой кулак звонко впечатывается в скулу Влада. Он этого явно не предвидел, так что вышло очень здорово, и он приложился головой об стену и таки съехал под стол.

— Никогда, — прорычал я, переворачивая его на спину, — слышишь, никогда не смей говорить такое о ней!

Губа парня была разбита и по подбородку сочилась кровь.

— Как я и говорил, стал папашей, — презрительно процедил он, сплюнув. Кое-как выскользнув из-под моих пальцев, он подполз к стене и прислонился к ней. — А был-то… никем ты не был. Трахал баб и считал это классным.

Я смотрел на него сверху вниз, готовый в любой следующий момент добавить люлей.

— Все девчонки в группе от тебя кипятком ссали. — Похоже, Влада конкретно накрыло, потому что, даже будучи бухим до безобразия, так отвязно выражаться он себе не позволял. — Катя Назарова ходила почти раздетая, помнишь? Мы, пацаны, штаны портили, глядя на неё, а она только тебя хотела!

— Я с ней переспал на втором курсе, ещё раз я…

— Не трахаешься с одной и той же девчонкой, я знаю. Дебил ты. Такие были…

— Ты тоже не страдал от недостатка внимания, — напомнил я. Видя, что он больше оскорблять мою дочь не собирается, я сел на стул рядом с ним. — И те, что не добивались меня, легко находили общий язык с тобой.

— А знаешь, как это — быть запасным вариантом после тебя? — голос Влада звучал… обиженно? — Катя, Маша Клецкая… Ксения Абрамова приглашала тебя на выпускной, а ты её отшил… А помнишь, как танцевал с ней, будто все в порядке… А Полина Ступова? Такая девушка…

— Влад. Ты пьян, хватит перебирать тут наших одногруппниц, которые тебе не дали.

Друг посопел, вытер набежавшую кровь.

— А теперь ты такой крутой, что даже не можешь выручить лучшего друга. И почему — потому что я не встаю на задние лапки перед твоей дочкой?

— Ты не просил меня сказать Ире, что ты где-то со мной, — устало проронил я, глянув на часы на вытяжке. Полпервого… твою ж мать.

— Потому что она бы не поверила! И теперь… теперь она меня бросила… А я… я люблю её.

Я вновь посмотрел на друга, теперь с жалостью. Любит он, блин.

— Тогда какого хера полез к другим? Она тебе мало удовлетворяла?

— Она… она такая простая… хорошая… чистая. Учится… А я хочу страсти.

— И как, когда она тебя отправила в свободное плаванье, получил ты свою страсть? — Честное слово — сейчас мне было даже смешно его слушать, хотя совсем недавно я был таким же. — Я тебя предупреждал, когда ты думал предложить ей встречаться, что это другой мир. Что, соглашаясь жить с ней, ты подписываешься под моногамией. А ты?

— А что я? — набычился Влад.

— А ты послал меня на три буквы и велел не мешать твоему счастью. Теперь же ты сидишь на моем полу, обзываешь моего ребёнка, и всё из-за того, что я оказался прав.

— Я здесь потому, что тебе всё достается слишком легко! Деньги, тёлки, работа с огромными перспективами! Всё это твоё! И теперь ребёнок! У тебя есть всё!

— Всё? Влад, блядь, ребёнок у меня… Черт знает, что случилось с мамой этого ребёнка! Вдруг это из-за меня? А ты знаешь, как это — жить с мыслью, что бездумно трахаясь, я мог убить её? Что я повинен в смерти девушки, которая просто попалась мне под член когда-то и всё — до свидания?! И этот ребёнок — единственное, что я могу сделать для неё!

— Да с какого хрена?! То, что биологически она твоя, не делает тебя отцом! Ты гребаный трахальщик Сафировский! Вот ты кто! Ты натешишься и бросишь её, как и всех в своей жизни!

И всё-таки он докопался до дна моего терпения…

— Убирайся, — велел я.

— Что?

— Что слышал. Встал и проваливай. Надоело мне тебя слушать. Я тебя искал, блядь, полвечера, хотел пригласить к себе, где, кстати, была твоя любимая Ира, с которой ты мог помириться, но нет, ты предпочел где-то нажраться, припереться сюда и испортить такую прекрасную атмосферу, оставшуюся после вечера. У меня ещё шарики и дождик висят везде, а я дерусь с тобой на кухне рядом с холодильником, в котором именинный торт моей дочери! Не такой праздник я для неё хотел!

Влад хрипло засмеялся, сплевывая вновь заструившуюся кровь.

— Говоришь так, будто в самом деле любишь её… Ох, больно… от деда научился, да? — он потер опухшую скулу. — Только мы оба знаем, что надолго твоего отцовского запала не хватит. И тогда ты вновь вспомнишь обо мне, но я найду другого друга. Не такого предателя, как ты.

Он встал и поплелся к двери.

— Добро пожаловать на праздник Ариадны Матвеевны, — прочитал он на плакате. — Сафа… будто я в фильме о психушке…

Он, всё ещё смеясь и качая головой, выбрался за порог, и я с силой захлопнул дверь за ним. И вперед, козел.

Спать после такого, естественно, расхотелось. Я заглянул к Ариадне, ожидая, что она плачет, не переставая, но повезло — наши вопли её не разбудили, и она спала, перевернувшись на животик.

Не зная, чем заняться, я пошатался по квартире, полюбовался на фотографии — чаще с ребёнком, конечно, был я, но кое-где были и фотки Марго — она устроила крохе аттракцион "вертолётик", и Ариадна радостно смеялась — и Настя с Сашкой — племянник любопытно заглядывал в кроватку, а девочка в ответ рассматривала его. Нашлась даже фотография Алисы, держащей её на руках и трущейся о её носик своим. Всё это выглядело таким милым и трогательным, что постепенно мне отпускало. Усевшись в гостиной, я открыл книжку, подаренную Иркой, полистал её. Нашел раздел про грудничков. Ха, оказывается, моя дочь опережает своих сверстников по развитию — нормой считается, если ребёнок начинает улыбаться после полутора-двух месяцев. Ариадна же положительно реагировать на меня начала, не дотянув до четырех недель. Умничка — я безумно гордился ею.

И всё равно — чего-то не хватало. Адреналин гулял по моей крови, требуя выхода, хотелось либо побегать, либо набить кому-нибудь морду… либо заняться крышесносным сексом, до звезд в глазах.

Отлично, Сафировский, единственная женщина в данный момент в твоем доме — это твоя дочь. Ты же не конченный псих, верно?

Я задумчиво закрыл книжку и кинул её на пол. На обложке была изображена кудрявая девушка, с улыбкой смотрящая на ребёнка у себя на коленях. В своем состоянии я отметил, что она выглядит просто великолепно, волосы, переброшенный на одну сторону, светились в свете тех софит, при которых её фотографировали.

Кудрявые волосы…

Я хлопнул себя по карману — визитка Дарины была именно в них, в заднем кармашке. Под рукой оказался и мобильный — ну, теперь я верю, что это была судьба.

"Привет. Надеюсь, не разбудил?" — написал я ей смс — все таким в час ночи звонить неприлично даже для меня.

Ответ пришел через две минуты — быстрее, чем я рассчитывал.

"Если ты знаешь, кому пишешь, и ты красавчик, то нет".

Чертовка… Я усмехнулся и принялся за набор следующего сообщения:

"Я Матвей, хозяин то красавицы-"Мазерати", что тебе так понравилась".

И снова она ответила очень быстро:

"Ого, сегодня явно удачная ночь. Чего не спишь?"

"Не важно. Так получилось. Не отвлекаю?"

"Нет, я как раз скучаю и думаю, как убить остаток времени до утра".

Я поднял глаза к небу, будто ожидая увидеть вездесущего Бога у себя на люстре, заговорщицки мне подмигивающего. После таких совпадений как не поверить в этого парня?

"Могу помочь с этим. Приезжай ко мне".

И потянулись долгие секунды ожидания… Согласится или нет?

Мне показалось, через вечность телефон пиликнул долгожданным ответом:

"Пиши адрес".

Пока она ехала, я успел затереть следы крови Влада — ну дебил же, какого хрена приехал и ещё нарывался?! — и сгрудил лишнюю посуду в ящик.