Тем временем Максим Волчанский, получив из суда все необходимые документы, совместно с судебными приставами вплотную занялся поиском недвижимости и денежных средств Эдуарда Дивальского. Результатом такой работы стали аресты магазинов и ресторанов и их продажа через аукционы. Судебные приставы так хорошо работали, что вскоре на продажу были выставлены и машина, и участки земли, на которых до пожара красовалась недвижимость Дивальских. Пострадавшая сторона по-прежнему старалась вести себя уверенно и независимо. Перед друзьями и знакомыми свергнутые мафиози Дивальские делали вид, что с ними ничего особенного не произошло, и что они по-прежнему удачные и процветающие бизнесмены. Хотя многие знали, что Дивальские полностью разорены, а начинать свой бизнес с чистого листа в сложившейся ситуации не представлялось возможным. В семье, в которой никогда не было недостатка в деньгах, начались ссоры.

Эмма Моисеевна осталась без работы. Магазин и салон-парикмахерская, ранее приносившие большие деньги, сгорели вместе с офисом. У женщины началась депрессия. Вениамин Михайлович запил по-черному. Люди, наблюдавшие за тем, как опускается некогда процветавшая семья Дивальских, со злорадством отмечали, как эти негодяи, отбиравшие у земляков последний кусок хлеба и никого не жалевшие, теперь сполна стали отдавать назад наворованное.

Прошло время. Немного успокоившаяся Эмма как-то сказала мужу:

– Хватит, Вениамин, скулить. Давай засучивай рукава и вперед. Связи у тебя еще сохранились. Я составлю список бизнесменов, которых можно начать шантажировать. Есть у меня компромат и на чиновников, у которых рыльце в пушку. Давай-ка включай свои способности бывшего работника ГРУ. Мы просто обязаны за счет этих казнокрадов вернуть себе былую финансовую независимость. Я же попытаюсь устроиться на работу в администрацию области. Уверена, те чиновники, которым ты пачками носил взятки, побоятся мне отказать, и предложат должность не ниже начальника отдела.

Продумав до мелочей все варианты разговоров с хорошо знакомыми ей чиновниками, Эмма попросила свою старую приятельницу, которая работала в агропромышленном комитете, сделать ей заявку на пропуск. Уверенная в правильности своего решения, получив в бюро пропусков разовый пропуск, вошла в здание администрации области. Она достала блокнот, в котором были записаны фамилии чиновникам, которым ее муж давал взятки. Кроме фамилий так же значилась сумма и дата вручения конверта с деньгами. Выбрав одного из высокопоставленных чиновников, пробралась к нему в кабинет и, напомнив ему, что она жена Дивальского, попросила устроить ее на должность начальника отдела. Но на сей раз Эмма просчиталась.

Внимательно выслушав женщину, чиновник, строго глядя в глаза Эммы, сказал:

– Я не отдел кадров и должности не раздаю.

– Значит, – подскакивая со стула, выкрикнула Эмма, – ты отказываешься мне помочь?

– А с чего вы взяли, что я обязан вам помогать?

– А с чего ты брал конверты с деньгами у моего сына и мужа, когда они участвовали в тендерах на поставку топочного мазута? – переходя на крик, выпалила женщина. – Ты что, нюх потерял? – И она, открыв свой блокнот, стала называть даты и суммы, которые ему вручали.

Чиновник выхватил из ее рук блокнот и, толкая в спину, выпроводил из кабинета.

– Если эта женщина сейчас же не уйдет из приемной, – сказал он секретарю, – вызывай наряд милиции.

Вернувшись в кабинет, чиновник вырвал из блокнота все листы и пропустил их через машинку для уничтожения бумаг. В это время из приемной сотрудники милиции выводили плачущую Эмму Моисеевну.

Когда Женщина возвратилась домой, на кухне ее встретил пьяный муж. Едва не плача, мужчина поведал, что те люди, которые с ним ранее делали крупные махинации и проворачивали различные сделки, теперь делают вид, что его не помнят. Допив до конца бутылку коньяка и, едва ворочая языком, сказал:

– Завтра пойду и напомню о себе заместителю губернатора. Мы с ним на протяжении ряда лет фабриковали соглашения по зачетам на несуществующие долги федерального бюджета. Думаю, он не откажет нам в финансовой помощи. А если заартачится, то я его припугну, что передам в правоохранительные органы и прессу кое-какие документы по его махинациям.

На следующее утро Вениамин привел себя в порядок, надел приличный костюм и отправился в областную администрацию. Он знал, что его бывший партнер по противоправным сделкам приходит на работу на полчаса раньше. Поэтому заранее стал на порожках в здание администрации и с сильно бьющимся сердцем стал ждать.

Когда чиновник подошел к двери, Дивальский преградил ему путь и, поздоровавшись, назвал его по имени и отчеству. Чиновник кивнул головой, делая вид, что этого человека видит впервые. Боясь, что чиновник скроется за дверью раньше, чем он ему изложит свою просьбу, Веня шепотом сказал:

– Ты думаешь, если у тебя в руках власть, то ты неуязвим? Я, мой дорогой взяточник, отнесу компрометирующие тебя документы в прокуратуру, вот тогда и посмотрим, что ты запоешь.

– Да пошел ты, – чиновник оттолкнул Вениамина и грязно выругался в лицо своему собеседнику. – Я с тобой, дураком, никогда и нигде никакими сделками не занимался. А если ты не угомонишься, позвоню в прокуратуру, и тебя быстренько привлекут за шантаж. – Громко хлопнув дверью, заместитель губернатора скрылся в здании областной администрации.

Чиновник не шутил. Едва он переступил порог своего кабинета, тут же набрал номер телефона своего знакомого из прокуратуры и попросил избавить его от шантажа бизнесмена Дивальского. В ответ услышал заверение, что в ближайшее время тот будет вызван для беседы.

Через несколько дней Дивальскому из прокуратуры пришла повестка.

– Вызывает знакомый прокурор, – сказал Веня жене. – Мы с ним ни одну бутылку коньяка выпили в сауне, – и с надеждой столкнуть коррумпированного чиновника с прокуратурой, он отправился по указанному в повестке адресу.

Когда Вениамин переступил порог кабинета и увидел сидевшего с каменным лицом прокурора, он понял, что его карта бита. Хозяин кабинета всячески делал вид, что не знаком с Дивальским. Он в жесткой форме потребовал прекратить шантажировать уважаемого в области заместителя губернатора. Несолоно хлебавши, Веня вернулся домой и стал заливать свое горе спиртным.

Однажды, когда он прохмелел, Эмма, наливая ему в тарелку суп, сказала:

– Мне до сих пор как-то не верится, что мы из миллионеров превратились чуть ли ни в бомжей. У нас скоро не останется денег даже на то, чтобы платить за аренду квартиры. А хозяева нас без оплаты держать не будут. – Немного подумав, добавила. – Прекрати пропивать свою военную пенсию – единственный наш заработок на сегодняшний день.

Муж закрыл лицо ладонями, застонал, медленно раскачиваясь на стуле.

– Это нас сам Всевышний наказал, – продолжала рассуждать Эмма. – А наказывать нас было за что. Ты помнишь, как мы нахально выкуривали из собственной квартиры пьяниц и стариков, а потом эти квартиры ремонтировали и продавали? Я даже потеряла счет тому, сколько раз мы проворачивали подобные аферы. А вот последний случай, когда мы выселили старуху, я даже на смертном одре буду помнить.

– О какой именно старухе ты говоришь? – убирая руки от лица, спросил Вениамин. – Их столько много было…

– Вспомни старушку с улицы Зарайской. Вспомни, как ты накачал ее лекарствами, а она под их воздействием подписала тебе документы на свою двухкомнатную квартиру, отдала все свои сбережения и даже паспорт и пенсионное удостоверение вручила. А ты с Эдиком собрал в узел все ее пожитки и отвез в одну из заброшенных деревень Неманского района. Некоторое время спустя в газете было опубликовано объявление с просьбой, опознать умершую старушку. Ее так и похоронили безымянной, как бомжа. Я только после нее смерти узнала, что эта женщина прошла всю войну, а после войны работала в отделении связи. И это только один эпизод наших с тобой злодеяний. Нас тогда чужая боль не интересовала. Почувствовав большие деньги, ты стал подкупать чиновников, стал прибирать к рукам бюджетные средства и недвижимость. Все что мы имели с тобой год назад, нам досталось почти задаром. Я, грешная, думала, что это мы такие умные, поэтому фортуна к нам всегда поворачивается лицом. Видимо, ей надоело смотреть на наши с тобой противоправные операции, и она отвернулась от нас навсегда.