Девушка подошла к песочнице, в которой играли дети, что-то у них спросила и направилась к качелям. Остановившись у одной из них, на которой качался светловолосый малыш, поправила на голове панамку и, зайдя сзади, стала неспеша его раскачивать.

Все это время Валентин стоял за стволом огромного каштана и, не отрываясь, смотрел на родных его сердцу людей.

Наконец качели остановились, на землю спрыгнул крупного телосложения мальчик и, взяв мать за руку, стал ей что-то громко рассказывать, направляясь к выходу. Выйдя из детского сада, они направились к стоявшему невдалеке пятиэтажному дому.

Валентин прибавил шаг и, как только они стали подходить к подъезду, а Александра полезла в сумочку за ключами, он понял, что медлить больше нельзя. Он одним прыжком приблизился к женщине с ребенком и, став перед ней, сказал:

– Здравствуй, Александра!

Испуганно моргая, женщина словно онемела. Тем временем мальчик высвободил свою ладошку с ладони матери и, подойдя к Валентину, спросил:

– Ты мой папа? – Не дождавшись ответа, продолжил. – А мама говорила, что ты в море ушел и к нам больше никогда не вернешься.

– Это неправда, – подхватывая ребенка на руки, воскликнул Валентин. – Как же я без тебя смогу жить. Я так давно ждал, что твоя мама меня позовет, а она все не звала.

– Пойдем, папа, я покажу тебе свои игрушки и книжки, – обнимая отца за шею, позвал сын.

– Если мама меня к себе позовет, я обязательно почитаю тебе перед сном книжку. – Он посмотрел на притихшую Шурочку. – Или хотя бы пригласит на чашку чая.

Девушка молча кивнула головой. Пропуская вперед себя мужчин, плотно закрыла за собой дверь.

В прихожей малыш надел свои тапочки и, подавая Валентину мамины шлепанцы, сказал:

– Надевай, а то у нас пол очень холодный.

– Извините, Валентин Петрович, – грустно улыбнулась хозяйка, – но других тапочек у нас нет.

– Не беспокойтесь, я и в носках похожу.

Они прошли в комнату, где Петя стал показывать свои игрушки, а потом взял книжку про трех поросят и стал читать вслух.

– Какой молодец, – похвалил его Валентин, – уже читать умеешь.

– Он у нас не только читает, но и пишет.

Шура вышла на кухню, поставила на плиту чайник.

– Извините, Валентин Петрович, что угощаю вас только чаем с пирогом. В нашей квартире мужчин нет, поэтому мы с Петрушкой спиртное не держим.

– Не нужно меня по отчеству называть, – попросил Валентин. – Я отец твоего ребенка. И приехал тебе сказать, что я по-прежнему люблю тебя, хочу на тебе жениться и забрать вас с сыном в Москву. У меня отличная квартира, места хватит всем.

Ночью, когда малыш уснул, Валентин поднялся с дивана и, взяв Шурочку на руки, сказал:

– Если я тебе не противен, иди ко мне. Я хочу любить тебя всю ночь нежно и страстно.

– Мне почему-то верилось в то, что мы с тобой еще встретимся, – обнимая парня за шею, тихо сказала Шура. – Я ждала этот день.

– Я так виноват перед тобой. Даже сам себя не уважаю за то, что после тех счастливых дней, которые мы провели вместе, не попытался с тобой встретиться. Теперь мы будем вместе, и никто на свете не сможет нас разлучить. – Обнимая девушку в постели, он без конца шептал: – Ты такая же нежная и чистая, какой была в ту первую ночь.

– Единственный мой, – шептала обезумевшая от счастья Шура, – я всегда любила только тебя. Теперь никто не посмеет сказать, что я мать одиночка.

На следующий день Валентин с Шурой и Петрушкой отправился в Светлогорск к родителям. Здесь он сообщил о своем твердом намерении жениться на Александре.

– Вот видишь, тезка, – забравшись на колени к деду, сказал Петрушка, – мама позвала папу, и он вернулся к нам с моря.

Наблюдая за сыном, лицо которого светилось от счастья, Евгения Андреевна с горечью подумала: «А ведь я в прошлый раз была не права». В слух же она сказала о другом:

– На земле ничего так просто не приходит. Все, моя девочка, идет по маршруту, начерченному перстом Божьим. Поэтому, как ваши дорожки с Валентином не кружились, не петляли, все равно в нужный момент привели вас в то место, куда предназначено Всевышним.

Прижившись в Калининграде, семья Павиничей приобрела себе участок земли, на котором Александр Николаевич сам лично построил небольшой домик. Хозяин занимался строительством, а Нина Николаевна, начертив план участка, высаживала плодовые деревья, кусты смородины и крыжовника. Отдельное место на участке занимали цветы.

В это время младший сын Александр оканчивал среднюю школу, а старший сын Виктор окончил высшее общевойсковое училище и был направлен для прохождения дальнейшей службы в Афганистан. Он женился еще на четвертом курсе. Перед командировкой, лейтенант отвез жену с ребенком в Калининград к родителям. Когда Нина Николаевна впервые увидела свою невестку, у нее сильно забилось сердце. Она молча стояла и смотрела на худенькую, совсем еще юную Валентину, державшую на руках в конверте Андрея. В голове вертелись когда услышанные слова: «Там, в краю чужом, чужую женщину придется мамою мне называть». Она молча обняла одной рукой Валентину, а другой взяла из ее рук ребенка. Подумала: «Видит Бог, эту женщину с ребенком я буду любить больше собственной жизни. Буду оберегать от всех ударов судьбы».

Виктор уехал, а Валентина с сыном стали жить в доме родителей. Невестка оказалась очень трудолюбивой и доброжелательной женщиной, поэтому в семье она быстро прижилась. Ничего ее не тревожило, только болело сердце о Викторе. Она знала, что ее муж не будет отсиживаться в штабе или в каком-нибудь тыловом подразделении. Такие мужчины всегда рвутся на передовую, на самые трудные участки.

Андрей рос в доме самым любимым ребенком. С ним постоянно занимался Александр, младший брат его отца. А Александр Николаевич в своем первом внуке души не чаял. И когда тот немного подрос, то не вылизал из машины деда. Особенно малыш любил играть с Машей Корниенко, внучкой Ивана Аникеевича, бывшего однополчанина Александра Николаевича. Пожилые участники Великой Отечественной войны часто болели и постоянно лежали на лечении в госпитале. Так получалось, что едва один из стариков отправлялся на лечение, следом туда же скорая помощь увозила и второго. Поэтому Маша привыкла оставаться дома одна, а ночевать ходила к Павиничам. Девочка уже училась в восьмом классе, но почему-то боялась на ночь оставаться в квартире одна. Екатерина Федоровна, бабушка Маши, часто говорила Нине Николаевне:

– Машенька у нас бойкая, очень развитая девочка, но вот ночевать одна боится. И происходить это стало после того, как на ее глазах умерла мама. Помню, она тогда очень испугалась. После похорон я водила ее к врачу, и меня заверили, что со временем все пройдет. И, действительно, испуг прошел, но ночевать одна в квартире она по-прежнему боится. И вот что, Ниночка, я решила. Хочу повезти Машеньку в Вильнюс и окрестить ее в православном храме.

– Это прекрасная идея, – радостно воскликнула Нина. – Мы с Валентиной тоже хотим окрестить нашего Андрюшу. Идти в церковь здесь, значит, накликать на себя гнев партийных товарищей. А в Литве нас никто не знает, да и крещению относятся с пониманием и уважением. – И они договорились в ближайшую же субботу поехать в Вильнюс.

Они вошли в Свято-Никольский храм и простояли в нем всю службу, которую служил уже не молодой, но весьма приятного вида священник. Службу он вел на русском языке. Нина Николаевна подала листочек о здравии, в котором перечислила всех своих родных и близких. Особенно она просила священника о защите ее сына Виктора, который воевал в Афганистане.

Когда служба закончилась, он обратился к православным с пожеланием счастья, здоровья и благоденствия. Прихожане стали покидать храм. В зале остались только те, которые пришли крестить детей.

– Смотри, Валечка, сколько здесь людей, желающих приблизить своих детей к Богу, – тихо сказала Нина Николаевна невестке.

Крещение проходило очень интересно, и женщины без конца крестились, вслушиваясь в каждое слово. Одевая на шею Маши крестик, священник сказал: