– Ты видела своего отца?
– Нет, а что? Вы с ним снова на ножах?
– Вроде того.
Приблизившись, Геро неловким утешающим жестом положила руку на плечо мужа.
– Слышала про Йейтса. Очень сожалею; знаю, ты симпатизировал ему.
Себастьян накрыл ее ладонь своею.
– Йейтс был интересным человеком. Мне хотелось бы узнать его получше. А теперь… он мертв.
– Кэт Болейн не пострадала при нападении?
– Нет.
– Благодарение Богу хотя бы за это. – Геро помедлила. – Надеюсь, ты не считаешь, будто мой отец имеет отношение к сегодняшнему происшествию?
– Честно? – Девлин откинул голову, встречаясь глазами с женой. – Не уверен.
Геро чувствовала звеневшие в нем гнев и решимость. И ее сердце пронзила боль и тревога женщины, которая любит двух ненавидящих друг друга мужчин – отца и мужа.
Ее голос был тихим, однако твердым.
– Он мой отец, Девлин. Я не питаю иллюзий относительно его человеческих качеств. И все же люблю его всем сердцем.
– Я знаю.
– Только это не имеет значения, да?
– Имеет. Но…
– Но недостаточное. – Подхватив с коврика черного кота, Геро долгую молчаливую минуту качала его на руках, затем подняла глаза. – Я иду спать. Ты со мной?
Внезапную тишину в комнате нарушил мягкий шорох упавшей на каминную решетку золы.
– А ты хочешь?
– Да.
Этой ночью в их любовных ласках чувствовалось острое, обжигающее отчаяние, какого не было прежде.
Никто из супругов больше не заговорил ни о событиях минувшего дня, ни о тени, которую случившееся бросило между ними. Но ощущение этой тени осталось, как и понимание, что та, кому Себастьян давным-давно отдал свое сердце, теперь стала свободной.
Суббота, 26 сентября 1812 года
Сны уносили Себастьяна в самые разные места. На дикие, продуваемые всеми ветрами склоны корнуоллских холмов с видом на скалистую бухту; в жаркие, горячечные ночи под вест-индским небом, мерцающим мириадами незнакомых звезд; в сухую, выжженную солнцем землю почерневших от дыма стен, невидящих взглядов женщин и высохших до белизны костей давно погибших мужчин.
Но сегодня ему снились степенные дамы в нарядах из тяжелого бархата и парчи и белеющих на весеннем солнце наголовных покрывалах. Себастьян бродил по гравийным дорожкам, затененным листвой каштанов, вдыхал аромат лаванды и галльских роз, вербены и мелиссы. Взобравшись по ступенькам на широкую, только что выметенную террасу, он вошел в ладный дом из песчаника, освинцованные окна которого не были затянуты ни плющом, ни паутиной, ни вековечной грязью.
Плиты под его ногами лежали ровные и тщательно вымытые, на свежепобеленных стенах висели дорогие гобелены и скрещенные клинки. Шагая по коридору, Себастьян слышал в отдалении переливчатые трели дудочки, детский смех, мужское пение, которое внезапно смолкло… И тут, вздрогнув, проснулся, резко схватился, свесив ноги с постели. Обнаженное тело обожгло ледяным воздухом бледного утра.
– Что случилось? – сонно спросила Геро, перекатившись на бок и положив ладонь мужу на плечо.
– Мне вот уже несколько дней не дает покоя особняк Эйслера.
Геро села, укутываясь покрывалом от холода. Темные волосы рассыпались по ее оголенным плечам.
– И что не так с этим особняком?
Девлин поднялся с кровати.
– В пропорциях комнат какое-то несоответствие. Не могу разобраться, какое именно. Осмотреть бы еще разок. – Он оглянулся на жену. – Не хочешь поехать со мной?
– Думаешь, Перлман позволит тебе снова обыскивать дом?
– А я не намерен его спрашивать.
Двери в ветхое тюдоровское строение на Фаунтин-лейн открыла кислолицая женщина в черном бомбазиновом платье и пожелтевшем чепчике. Она была настолько же дородной, насколько ее супруг был тощим, на добрых пятнадцать-двадцать лет моложе него, с густыми, кустистыми седыми бровями, носом картошкой и маленькими темными глазками, наполовину скрытыми под набрякшими веками.
– Доброе утро, – бодро поздоровался виконт. – Я…
– Да знаю я, кто вы… – фыркнула старуха. – Кэмпбелл сегодня с утра подался на рынок – и слава Богу. С тех пор как вы давеча здесь побывали, он только то и делает, что талдычит, как «помогал» самому лорду Девлину в его «расследовании». Пфф…
Себастьян и Геро переглянулись.
– Мы приехали еще раз осмотреть дом, – заявила виконтесса и проскользнула мимо экономки, не давая той возможности возразить. Но едва шагнув внутрь, с нескрываемым изумлением остановилась:
– Бог мой…
– Оно, конечно, здесь не так чисто и опрятно, как следовало бы, – заблеяла миссис Кэмпбелл, мгновенно меняя тон с вызывающего на заискивающий. – Только мистер Эйслер страх как трясся над своими вещами: пусть, мол, лучше совсем скроются под пылью и паутиной, лишь бы я к ним не притрагивалась.
– А к полам у него было такое же отношение? – сухо поинтересовалась Геро, устремляя взгляд на древние каменные плиты, наполовину погребенные под многолетними наслоениями сухих листьев, грязи и мусора.
– Знаете, я ведь тут одна на все про все. И уже не такая молоденькая, как…
– Спасибо, миссис Кэмпбелл, – вмешался Себастьян. – Пока это все.
Экономка засопела и удалилась в сторону кухни, ворча себе под нос.
Геро медленно повернулась вокруг своей оси, округляя глаза при виде завалов запыленной мебели и бесконечных рядов полотен великих мастеров, массивные золоченые рамы которых были испятнаны плесенью и засижены мухами.
– Причем так выглядит весь дом, – отметил Себастьян.
– И ты считаешь, что пропорции комнат нарушены? Как тебе только удалось разглядеть их в таком беспорядке?
Девлин провел ее через отделанную камнем арку в коридор.
– Во-первых, посмотри на размер помещения, которое Эйслер использовал в качестве кабинета.
Геро глянула сквозь проем двери на хаос, оставленный Самуэлем Перлманом после настойчивых поисков бухгалтерских книг его дяди.
– А теперь вернись вот сюда, – Себастьян размашисто шагнул к передней и отдернул штору, закрывавшую вторую дверь, – и посмотри, где заканчивается эта комната.
Нахмурившись, виконтесса несколько раз прошлась туда-сюда между двумя комнатами, затем задумчиво уставилась на стену передней:
– Я понимаю, о чем ты. Выглядит так, словно между ними находится еще одна небольшая каморка. Часть пространства наверняка занимает дымоход этого массивного старого камина. Но он смещен от центра, и с противоположной стороны нет топки, как можно было ожидать. – Она оглянулась на мужа: – Что ты предполагаешь?
Себастьян подошел к резной каминной полке и начал методично нажимать, тянуть и поворачивать затейливые изображения зверей и фруктовых гирлянд.
– Мой брат Ричард заметил подобное несоответствие в нашем корнуоллском поместье. В итоге выяснилось, что там была древняя «патерская нора», про которую все давно позабыли.
Геро пришла мужу на помощь, сосредоточившись на вертикальных брусках, средниках и поперечинах обшитой панелями стенки слева от очага. Но через минуту остановилась и принюхалась.
– Что такое? – посмотрел на нее Девлин.
– Разве ты не чувствуешь?
Он покачал головой.
– Плесень? Сухая гниль? Кости мертвецов? Что?
– А я-то считала, что все твои органы чувств необычайно восприимчивы.
– Только не обоняние. Как раз оно, к сожалению, довольно слабое.
– Правда? – обернулась к мужу Геро. – Мне приходит на ум множество ситуаций, когда слабый нюх имеет определенные преимущества.
– Сейчас явно не такая ситуация. Что ты учуяла?
– Запах мочи. Очень сильный – и воняет вот отсюда. – Виконтесса для пробы постучала по панели. – Тебе этот звук не кажется полым?