Но человеческим желаниям не дано изменить судьбу, и с этого беспечного мгновения корабль жизни Марии Стюарт устремляется к совсем иным, опасным берегам. Первая опасность пришла совершенно нежданно. Мария Стюарт давно уже помазанная королева Шотландии, дофин, наследник Франции, взял ее в супруги, и над ее головой уже парит вторая, еще более драгоценная корона. И тут судьба в своем бесконечном коварстве поманила ее третьей короной, и совсем по-детски, ослепленная фальшивым блеском, не ведая, что творит, она потянулась к этой игрушке. В тот же 1558 год, когда она стала супругой наследника французского престола, умирает Мария, королева Англии, и на английский трон восходит ее единокровная сестра Елизавета. Но разве Елизавета действительно имеет право на престол? Генрих VIII, этот Синяя Борода, имевший такое множество жен, оставил троих детей – Эдуарда и двух дочерей, одна из которых, Мария, родилась от его брака с Екатериной Арагонской, а Елизавета – от брака с Анной Болейн. После ранней смерти Эдуарда наследницей престола становится Мария, старшая дочь, рожденная, без сомнения, от законного брака, но теперь, поскольку та умерла, не оставив наследников, разве может наследовать ей Елизавета? Да, говорят юристы английской короны, ибо епископ заключил брак, а Папа Римский признал его. Нет, говорят юристы французской короны, ибо позднее Генрих VIII объявил свой брак с Анной Болейн недействительным, а Елизавету по решению парламента признали бастардом. Если же согласно данной – подтвержденной всем католическим миром – точке зрения Елизавета, как бастард, недостойна трона, то теперь претензии на королевский трон Англии имеет не кто иной, как Мария Стюарт, правнучка Генриха VII.

Так на плечи неопытной шестнадцатилетней девушки внезапно свалилась необходимость принять жуткое историческое решение. Возможностей у Марии Стюарт две. Она может уступить и действовать как политик, а может признать свою двоюродную сестру Елизавету полноправной королевой Англии, подавив собственные притязания, которые можно подкрепить, без сомнения, лишь оружием. Или же смело и решительно назвать Елизавету захватчицей и призвать к оружию армии Франции и Шотландии, чтобы силой прогнать узурпаторшу с трона.

К огромному сожалению, Мария Стюарт и ее советники выбрали третий путь, самый злополучный из всех, что существуют в политике: середину. Вместо того чтобы нанести сильный, решительный удар по Елизавете, французский двор хвастливо рассек мечом воздух: по приказу Генриха II чета кронпринцев включила в свой герб еще и корону Англии, а Мария Стюарт позднее велит официально титуловать себя во всех документах «Regina Franciae, Scotiae, Angliae et Hiberniae»[10]. Итак, притязание заявлено, но никто его не отстаивает. Никто не идет войной на Елизавету, ее просто решили позлить. Вместо настоящих действий огнем и мечом был выбран безвольный жест в виде заявления на разукрашенном куске дерева да подписанной бумаге; и таким образом на долгое время создается двусмысленная ситуация, ибо в этой форме притязания Марии Стюарт на английский трон словно бы есть, а словно бы и нет. Его по желанию то прячут, то снова достают. Так, Генрих II ответил Елизавете, когда та потребовала возвращения Кале согласно договору: «В данном случае Кале должен быть передан супруге дофина, королеве Шотландии, которую все мы считаем королевой Англии». Но, с другой стороны, Генрих II и пальцем не пошевелил, чтобы защитить данные притязания своей невестки, он продолжает и дальше вести переговоры с этой мнимой узурпаторшей как с равноправной монархиней. Этот глупый, пустой жест, этот по-детски тщеславно разрисованный герб ничего не дал Марии Стюарт, лишь все испортил. В жизни каждого человека есть ошибки, которые нельзя исправить. Так и здесь эта одна совершенная в детском возрасте скорее из упрямства и тщеславия, нежели по зрелом размышлении, политическая неловкость разрушила всю жизнь Марии Стюарт, ибо из-за одной этой обиды самая могущественная женщина Европы стала ее непримиримым врагом. Истинная правительница может стерпеть все, что угодно, кроме одного: когда кто-то другой оспаривает ее право на власть. Поэтому нет ничего естественнее – и это нельзя ставить Елизавете в вину, – если с этого часа она начинает считать Марию Стюарт самой опасной соперницей, тенью за своим троном. Что бы ни было сказано между ними двумя с этого часа, что бы ни было написано – все будет фальшью и обманчивой словесной пачкотней, призванной скрыть внутреннюю вражду, а под ней навечно останется трещина. В политике и жизни половинчатые решения и нечестность всегда причиняют больше вреда, чем энергичные и резкие решения. Одна лишь символически нарисованная корона на гербе Марии Стюарт пролила больше крови, чем настоящая война за настоящую корону. Ибо открытая борьба раз и навсегда определила бы положение вещей, эта же, подлая, вспыхивала снова и снова, отравляя обеим женщинам правление и жизнь.

Этот злополучный герб с изображением символа английской власти дофин и его супруга прилюдно продемонстрировали в июле 1559 года, во время турнира, устроенного в честь заключения Като-Камбрезийского мира. Генрих II, король-рыцарь, не упустил возможности лично преломить копье «pour l’amour des dames»[11], и все знают, какую даму он имеет в виду: Диану Пуатье, гордо и величественно поглядывающую из своей ложи на своего любовника-короля. Но игра вдруг становится ужасно серьезной. В этом поединке решилась судьба всемирной истории, когда капитан шотландской лейб-гвардии Монтгомери после того, как его копье уже треснуло, так неловко и сильно обрушился с обломком на своего противника, короля, что отлетевшая от него щепка пролетела сквозь забрало и король, лишившись чувств, рухнул на землю. Поначалу рану считали несерьезной, однако король так и не пришел в сознание, и семья с ужасом стояла вокруг постели больного, метавшегося в горячке. Несколько дней сильный организм храброго Валуа еще боролся со смертью, и наконец 10 июля сердце его остановилось.

Но даже в глубочайшей пучине боли французский двор еще чтит обычаи превыше всего. Когда королевская семья покидала замок, Екатерина Медичи, супруга Генриха II, вдруг остановилась в дверях. С этого часа, сделавшего ее вдовой, не ей надлежит идти впереди двора, а женщине, которую тот же самый час сделал королевой. Робкая, испуганная и смущенная, Мария Стюарт, как супруга нового короля Франции, проходит мимо вчерашней королевы. И благодаря этому единственному шагу она, семнадцатилетняя, обогнала всех своих сверстниц и взошла на высочайшую ступеньку лестницы власти.

Ничто так сильно не изменило линию жизни Марии Стюарт в сторону трагедии, как то, что судьба столь обманчиво и без усилий отдала ей в руки всю земную власть. Ее возвышение произошло столь стремительно и резко – шести дней от роду стала она королевой Шотландии, шести лет – невестой одного из самых могущественнейших принцев Европы, семнадцати – королевой Франции, – что величайшая степень внешней власти оказалась у нее в руках еще до того, как она по-настоящему начала жить. Кажется, будто на нее сыплется все из неисчерпаемого рога изобилия, но ничто из этого не достигнуто собственной волей, не завоевано силой, все без усилий, незаслуженно, унаследовано, даровано милостью. Словно во сне, где все мелькает, яркое и красочное, она видит себя в свадебном платье, затем на коронации и не успевает толком осознать эту раннюю весну, как та уже отцвела, увяла, миновала, и она просыпается, разочарованная, опустошенная, ограбленная и смущенная. В возрасте, когда другие лишь начинают желать, надеяться и жаждать, она уже оставила позади все возможности триумфа, не имея времени и желания осознать их душой. Резкое устремление вперед ее судьбы таит в себе также зародыш и тайну ее тревоги и недовольства: кто был столь рано первым в стране и мире, никогда больше не сможет довольствоваться малым. Лишь слабые натуры способны отказаться и забыть, сильные не подчиняются, бросая вызов могущественной судьбе. И действительно, это краткое время царствования во Франции пролетает молниеносно, подобно поспешному, тревожному, исполненному страха и тревоги сну. Реймский собор, где архиепископ надевает корону на голову этого бледного, больного юноши, а красивая, юная, украшенная всеми драгоценностями из сокровищницы королева сверкает среди знати подобно тонкой, изящной, еще не до конца распустившейся лилии, дарит ей одно-единственное блестящее мгновение, в остальном хроники не отмечают никаких празднеств и увеселений. Судьба не оставляет Марии Стюарт времени на создание двора, о котором она мечтала, где процветали бы трубадуры, искусство и стихосложение, как не оставляет времени и художникам запечатлеть на роскошных портретах монарха и его прекрасную супругу, не оставляет времени хронистам описать их характер, не оставляет времени народу познакомиться со своим правителем, не говоря уже о том, чтобы научиться его любить; две эти детские фигурки промелькнули в череде королей Франции подобно двум торопливым теням, подхваченным злыми ветрами.