Российская история помнит Сен-Жермена под фамилией генерала Салтыкова и русского офицера Цароги. Под собственным именем он упоминался русским писателем и хронологом М.И.Пыляевым в его книгах «Старая Москва»[5] и «Забытое прошлое окрестностей Петербурга»[6]. Г.В. Вернадский в книге «Русское масонство в царствование Екатерины» писал: «По словам Екатерины, в ложе С.Р. Воронцова участвовал (в 1775 г.) и граф С.Н. Салтыков». В Петербурге граф Сен-Жермен проживал в переулке с символическим названием «Графский». По словам П. Шакорнака[7], он жил вместе с давним знакомым — другом, известным итальянским художником Ротари, приглашённым императрицей Елизаветой в Россию в качестве придворного художника (Пыляев утверждает, что по приглашению Екатерины), ставшего, по мнению Д.Фуллер, автором того самого, единственного портрета Сен-Жермена. Он также упоминается в связи с известными для россиян фамилиями: Воронцовым, Орловыми, Разумовским, Юсуповым (он считал его своим другом и советчиком) и некоторыми другими.

Просматривая исторические сведения, касающиеся правления Екатерины II, я обнаружила в её окружении несколько человек под фамилией Салтыков. Так, Пыляев упоминает в «Старой Москве» среди близких придворных императрицы Н.И. Салтыкова — князя, фельдмаршала, члена Государственного Совета. Он разделял с ней стол с «вином, кофе, чаем и шоколадом и прочим». Он же упоминается в книге «Забытое прошлое окрестностей Петербурга» в качестве главного попечителя внука Екатерины, Александра Павловича.

В.Н. Балязин в своей книге «Неофициальная история России. Золотой век Екатерины Великой»[8] пишет, что в окружении Екатерины по инициативе Елизаветы Петровны появился амант-граф С.В. Салтыков, который, по одной из версий, и являлся отцом будущего императора Павла. Впоследствии этот Салтыков был русским послом в Стокгольме, затем в Гамбурге и в 1762 году в Париже — вскоре после прихода Екатерины к власти, далее в Дрездене и после этого «он никогда более не появлялся при дворе и скончался почти в полной безвестности» (возможно только для историков?). Автор отмечает, что он был популярен в Европе! Но один из этих Салтыковых, а именно генерал, которого представляет офицерам А.Орлов, сыграл выдающуюся роль в Чесменской битве и победе России над турками, да и само восхождение Екатерины на престол якобы тоже было отмечено его участием. Так, Д.Фуллер в книге «Последний отпрыск из рода Ракоци»[9] отмечает, что русский офицер Цароги из Швабаха, которого Орлов «встретил с раскрытыми объятьями» в Нюрберге, одетого в форму российского генерала, и генерал Салтыков являются одним и тем же лицом. Было высказано предположение, что «будто Цароги сыграл важную роль в революции 1762 года в России», так же как и генерал Салтыков. Д. Фуллер пишет, что Сен-Жермен «испытывал особую симпатию» к Екатерине. Эта симпатия имеет глубокие исторические корни, поскольку Екатерина, она же Анхальт-Цербсткая, принадлежала к великому княжескому роду Асканиев-Анхальтов, в генеалогическом древе которого ранее звучало другое имя — Ута фон Наумбург. Благодаря замечательному исследованию Е.С.Виноградовой, мы узнаём из её книги «Ута-Урусвати. Образ-легенда»[10] о двух выдающихся женщинах разных эпох, являющихся земным воплощением одного великого Духа: Уты-Урусвати — Е.И. Рерих.

Д. Фуллер приводит слова Сен-Жермена, не оставляющие нам и тени сомнения в том, что его союз с Екатериной был тесным и плодотворным: «Я не хочу не идти с ней не в ногу. Мой ритм должен зависеть от её ритма». Впрочем, эти слова можно рассмотреть ещё шире и отнести их к самой России. Поэтому неудивительно: всецело доверяя Сен-Жермену, Екатерина разрешила ему инкогнито посетить Урал.

Естественно, возникает вопрос, зачем Сен-Жермену понадобился статус тайного гостя? Что мешало ему прибегнуть к тем способам и к тем способностям, которыми он обладал как Адепт и которые ему позволяли появляться в Европе так же неожиданно, как и исчезать, в любом месте и в любой час? Если он, как Адепт, могущественный своими возможностями, был независим ни от одного мирского человека, зачем ему требовалось какое-то разрешение? Может быть, этим разрешением Сен-Жермен хотел отметить в исторических анналах некий важный момент для России и Урала?

Во всяком случае, причины для посещения Урала у него были. Первая, на которую указал сам Сен-Жермен, связана с неким Чёрным Алмазом. Вторая относится к его родовым корням, уходящим на Урал. Как говорят эзотерические источники, он известен как Венгерский Адепт и Брат Ракоци. Так Владыка М., говоря о просьбе Брата Ракоци, просил Рерихов «обратить внимание на Венгрию, которая ещё помнит Азию». Есть и другая причина. Адепты, осуществляющие глобальные задачи по просвещению и наставлению народов, обладают богатым арсеналом духовных методов воздействия. Нужна только личность, способная уловить и почувствовать позывы будущего и передать их тем народам и тем языком, который в данный исторический момент воспринимается ими. Это может быть и язык фольклора, но главное, чтобы он отражал Истину.

Именно таким языком написаны сказы П.П. Бажова и самый первый — пророческий из них — «Дорогое имячко»[11]. По навету недоброжелателей П.П.Бажов был исключён из академиков за якобы фальсификацию фольклора, правда, потом его восстановили — жизнь доказала духовную мощь его сказов.

Европейской просвещённой элите много было дано через философию, литературу (например, через произведения У. Шекспира) и другие источники посвященческих знаний. Конечная же цель всех этих знаний — улучшение жизни народа, которая всецело зависела, вследствие его поголовной безграмотности, оттого, как были эти знания применены просвещённой элитой — на пользу или во зло народа. Шекспир народу был недоступен, жизнь народа не улучшилась, а Сен-Жермен, как сказал Владыка М., «стремился к равенству людей»[12].

В том случае, когда сокровенные, жизненно важные знания не достигают конечной цели, Учителя меняют свою тактику, и это всегда происходит, как пишет Е.П. Блаватская, если искажается и мертвеет Истина, а также из-за поношения, гонения и преследования Носителей этой Истины. Но, как говорится, меняются действия — меняется и язык действий.

Сам П.П. Бажов фольклорным языком заключает сказ «Дорогое имячко» такими словами: «Так-то. Непростой это сказ. Шевелить надо умишком-то, что к чему». М. Батин в послесловии к сборнику избранных сказов Бажова приводит его слова из письма к писателю Е. Пермяку: «Сказ, ведь знаете, штучка ажурная, которая может держаться лишь на очень прочном фундаменте». Таким фундаментом, мне думается, могут быть только Древние Знания и Твердыня Иерархии. Н.К. Рерих называет сказки «жемчужинами» и говорит, что они «должны проникать туда, куда не дойдёт толстая, дорогая книга». Он также пишет: «Нужно сказать множеству различных людей мысли и древние, и новые, ибо все они говорят о том же, что и не древне, и не ново, но вечно»[13].

Фольклор, к которому обратился Бажов, созрел именно в недрах Урала. Исторически так сложилось, что работный люд с Камня (так в старину называли Урал) давно жаждал знаний и свободы и обладал всеми качествами, чтобы достичь этого. М.П. Никулина в своей книге «Камень. Пещера. Гора» приводит любопытный факт: «В редакцию журнала «Урал» неоднократно заходил безымянный автор, много лет собиравший доказательства того, что Пётр I имел серьёзные намерения вырастить на Урале особый народ, надёжный, как камень и металл. Приходящий автор утверждал, что царь будто бы уже приступил к исполнению своего замысла, потому что имел не вызывающие сомнения доказательства магической силы места, собранные в результате многочисленных научных экспедиций в наши края, и что только безвременная смерть помешала осуществлению плана»[14].