— Так. Еще и папа. А он при чем?

— Он ее из командировки привез.

— Ага. Ну, так твой Дядя Ваня проспит еще часа четыре с четвертью. Он подряд несколько стаканов вдул. Разве педагог так может делать? И не верю я ни в какие тексты.

— И совершенно неправильно делаете. Кстати, он с собой какие-нибудь вещи приносил?

— Портфельчик.

— И где он?

— Рядом с собой положил.

— Можно посмотреть?

— Смотри.

Пакет с текстами он засунул под матрас. Я еле нашла его.

— Это и есть предмет криминала? — спросил Славик.

— Это и есть. Это моя собственность.

— Вот он проснется и решим, чья это собственность, и ты что за личность.

— А можно мне пока где-нибудь посидеть? В уголке?

— Да что, у меня гостиница, что ли, тут?

— Не выгоните же вы меня за дверь? Меня там непременно найдут.

— А если тебя тут найдут? Я ведь не знаю, что ты мне наговорила. Правда это или нет. Дядя Ваня ваш вообще ничего не говорил. Только стаканом махал. Не он ли труп тот произвел в своей квартире?

— Этого вот я не знаю; если только в целях самозащиты.

Утром Желнин принял решение и отправился в поселковую библиотеку. Хоть один экземпляр газеты должен найтись в поселке. К своему величайшему удивлению обнаружил заведение, сеющее доброе и вечное, открытым, и даже персонал на месте. Женщина добрая, в очках и платке. Холодно все же в библиотеке.

— День добрый.

— Здравствуйте.

— Я сегодня первый посетитель?

— Да нет. Ребята заходили. За учебниками.

— За какими?

— Школьными. У нас теперь как в институте. Контрольный экземпляр имеем. Приходи и учись. Если ненадолго — домой, а так в читальном зале.

— А что же так?

— Да не у всех теперь и деньги на учебники есть.

— Понятно. А я в гостях тут. В особняке господина Мощеного.

— Этот господин нам хорошо известен.

— Я на несколько дней. По надобности. А вот газеток почитать нет ли?

— Есть «Московский комсомолец». Есть «Комсомольская правда». «СПИД-инфо».

— Это вы подписались?

— Это из района. Мы ни от чего не отказываемся.

— А из журналов?

— «Октябрь», «Иностранная литература», «Смена».

— Ага. А нашей, уездной?

— Есть и она. Вот подшивка на столе.

Желнин подшивку стал листать. Вот все номера до того, операционного. А вот то, что после. Рекламные листки какие-то. Модули, лоты, объявления. Мечта Слюнькова. Но статьи-то где же? И вместо восьми полосок четыре. Вот и выходные данные. И никакого Слюнькова в помине нет. Совершенно новая фамилия дежурного редактора, и все. Чудеса, да и только.

— А вот еще номерка нет ли?

— Одного не хватает. Не присылали. Там у них история какая-то. Убили кого-то. Деньги, наверное, украли. Дело тонкое и нам неведомое.

— Спасибо и на этом.

— Почитать ничего не берете?

— Нет, спасибо. Я потом еще зайду.

Это значит, что карта Слюнькова бита и никакой газеты нет в природе. Есть боевой листок предпринимателей. Из тех, что в больших городах бесплатно раздают в метро. А у нас никакого метро не предполагается. Разве что от завода до ближайшей опушки. Еще Желнин, знавший местных бизнесменов как облупленных, определил, что квадратики и прямоугольники эти — пустые, денежного покрытия не имеют. А значит, кто-то просто имитирует выход газетки. Теперь он просто боялся накручивать черный диск с прорезями, в которых возникали цифры и обозначали пропажу очередного товарища. Вернувшись в дом, он стал вызванивать Мощеного Михаила. Того на месте не оказалось, и голос его он услышал лишь вечером.

— Как там, во глубине уральских руд?

— А в городе что?

— Нальешь хлебного — расскажу.

Появился Мощеный на своем мотоцикле уже в полную темень. Вкатил машину под навес, любовно ее осмотрел и ощупал. Потом прошел в дом, снял хламиду свою мотоциклетную, умылся и сел за стол.

— Ну где?

— Что «где»?

— Вино.

— А шея у тебя не треснет?

— А харя у тебя? Я ведь важные известия привез.

— Привез — рассказывай.

— А вино?

— Да нет у меня.

— Зато у меня есть, — объявил Мощеный и вынул из пиджака плоскую фляжку коньяка.

— Паленый. По телевизору говорили, что в таких фляжках дагестанский паленый.

— Он паленый, а я Мощеный. Ощущаешь разницу? Доставай фужеры. Хороший бренди. Я его второй день пью.

Закусывал Мощеный капустой из погреба дяди и колбасой «Русской», оказавшейся у Желнина.

— Плохо ты живешь. Щей не варишь, блинов не печешь. Ну, слушай. Друзья твои, журналисты, частью перебиты, частью в бегах. Наверное, деньги мыли и домылись. Мыли деньги?

— Какие деньги, к черту? Рассказывай.

— Один корреспондент исчез, другой на кладбище. Несчастный случай. Начальник ваш, Слюняев…

— Слюньков…

— В морге. Попал под общественный транспорт. Две бабы отравились газом. Встретились поболтать и кранты. Выпили лишнего.

— Дальше.

— Редакция ваша опечатана. Газетка, что выходит, делается человеком, присланным из области, потому что все остальные скрылись в неизвестном направлении. Кому же хочется в морг родной? Как там, хорошо?

— Я же не помню. Малахов меня усыпил.

— То-то же. И тебе надо, милый друг, ноги отсюда делать. Я просто боюсь теперь засветиться и потому прошу тебя скорей дом этот покинуть и бежать куда глаза глядят. Так-то вот. Что вы там натворили?

— Если б я знал, Миша.

— А если б знал, то сказал бы?

— Непременно.

— А как узнать? Не придумаешь?

— Прежде всего, мне нужно знать, что было в том самом номере нашей газетки. В том, который не вышел. А для этого мне нужно попасть в редакцию.

— И ты хочешь, чтобы я тебя туда доставил?

— Вот именно. И чем скорей я соображу, что это с нами приключилось, тем скорей отсюда сгину. А иначе не могу. Что же мне, человеком без имени оставаться? Бездомным? Я тут родился.

— Ты это сам себе рассказывай долгими зимними ночами. А поскольку тут еще доктор наш завязан и он мне симпатичен, я тебе засветиться не дам.

— Ночью в редакции никого. Как попасть, я знаю. Только посмотрю на макет и все. Есть там копии, черновики.

— Мечтать не вредно. Значит, так. Кататься нам из угла в угол опасно. Нужно в городе щель искать. И там лечь не вставая.

— Миша! Обещаю навсегда исчезнуть из твоей жизни. Только отвези меня сегодня в город. И оставь там.

— Навсегда не надо. На некоторое время. А отвезти — отвезу.

Особнячок был таким, как всегда. В глубине двора бывшего ремесленного училища флигель, будто игрушечный. Подойти можно скрытно через проходной дворик. Там справа есть маленькая дверка, которая на сигнализацию не ставится. Да и не было, по большому счету, никакой сигнализации в последнее время. А этот маленький секрет служебного помещения они с Аристовым давно обнаружили. Дверка была с внутренней стороны закрыта на крюк, а угол этот с дверкой заставлен всякой нужной в хозяйстве утварью. Но Желнин с Аристовым втихую дверь расконсервировали, крюк сняли и реанимировали старый замок. Никто, кроме них и одной дамы, ничего не знал. Использование служебного помещения в неслужебных целях. Только вот свет ночью включать было нельзя. Мощеный по его просьбе в ларьке фонарик китайский купил, и они попрощались.

— Ну, звони, если что, — сказал он на прощание, но звонка ему этого ой как не хотелось.

Ключ Желнин носил в общей связке. Еще накануне того дня собирался снять и не снял. Лишний ключ карману не помеха.

Дверь открывается вовнутрь, и при этом хозяйственная утварь оттесняется, понемногу. Вот и щель, достаточная для проникновения.

Прежде всего он сел на свой стул, на место свое рабочее. На столе полный порядок — ни бумажки, ни листика. Желнин аккуратно занавески на окне задвинул, фонарик включил. Открыл ящики — идеальный порядок и там. Аккуратные опера. Порядок любят. Но главное не это. В соседней комнате шкаф, куда сваливают белки. Там они лежат примерно год, потом их выбрасывают. Он перебирает пачки, вложенные в очередные номера газеты. Через полчаса обнаруживается, что рокового номера нет.