Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Е.П.:Ну да. Невозможно было даже представить его себе в такой роли, что вот он является блестящим врачом: днем принимает больных, а вечером пишет свои замечательные сочинения, что вообще-то бывает в жизни, ты знаешь. Самым лучшим моим литературным институтом было то, как он на моих глазах переводил Джона Апдайка для альманаха «МетрОполь». Сначала сам сделал себе подстрочник, где половина слов была по-английски, затем — второй вариант, где английские слова уже почти все были заменены русскими, и наконец третий вариант — русский уже целиком. Так вот Богом данным писательским талантом он приблизительныеслова везде заменял точнымии вставлял их ровно на то место, где им до´лжно быть. Вставлял, как патроны в обойму. Писатель Писателевич.

А.К.:Типичный нетипичный Писатель Писателевич, которому чего только не шили — и политику, и пропаганду, и агитацию…

Е.П.:Писатель Писателевич Аксенов.

Приложение

Дмитрий Галковский

Запись в ЖЖ 07.11.2009

Я собственно не об Аксенове, — слава богу, о нем все было известно и до Интернета, — а о некотором его разительном отличии от сегодняшней публики. Аксенов был большим, а люди, которые сейчас о нем пишут, — маленькие. У них ничего нет. Не то чтобы за душой, а вспомнить не о чем. Жил человек 20–30–40–50–60 лет, оборачивается, а — НИЧЕГО НЕТ. Там — на производстве потрудился, здесь — семья-дети, а вот и Обида — сослуживцы с днем рождения не поздравили. Пакости маленьких людей тоже маленькие — как раз «мелкое пакостничество». Пристать к человеку в блоге и поставить его на «дзынь-брынь» на пять лет. «Але, кто там?» — «Это я, почтальон Печкин». А «Печкину» сороковник, и не было у него в жизни ничего. Только два события: в Турции на пляже загорал и почти убил тещу. Я говорю не про обывателей, с этими все понятно, а про людей, вроде пытающихся жить «от себя». Но от себя не получается. Надо придумывать, становиться на цыпочки, жить по бумажке. «Здесь у нас будет талантливая импровизация». А Аксенов — и это судьба его великого поколения, поколения шестидесятников, — жил в благополучной семье: любящие родители, трое детей. Вдруг — 37-й год. Родителей направили умирать на каторгу, его, пятилетнего, швырнули в детдом для врагов народа. И пошла писать губерния. В 9 лет — 1941 год, потом Колыма. И не унылая страшилка пошла, а было в жизни все: и страшные катастрофы, и триумф, и изгнание, и смена судьбы, и любовь. Это жизнь в Океане, жизнь посреди вершин и ущелий. Уже это давало масштаб личности: талант, великодушие, обаяние. Такие почти все шестидесятники. Великую Россию они не застали, а великие потрясения, уничтожившие великую страну, — застали. И масштаб у них не советский, а русский. Когда говорят — хочется слушать. Последующие поколения слушать не хочется. Все понятно: «импровизация», «убил тещу». Неинтересно. Даже жалко, что гад русский язык знает.

Глава семнадцатая

Аксенов глазами женщин

ЕВГЕНИЙ ПОПОВ:Да, тоже тема… того… сложноватая… Аксенов и женщины.

АЛЕКСАНДР КАБАКОВ:Нет. «Аксенов глазами женщин». И у меня есть концепция отношения женщин СССР и России к Аксенову.

Е.П.:Думаю, ты обязательно ею со мной поделишься, на радость мою. Куда ж тебе еще с нею деваться… Что ж, если воспринимать наши разговоры как… фруктовый салат, например, то эта глава может быть маркирована как некая клубника, да?

А.К.:Ты, конечно, можешь надеяться на клубничку. Но, со своей стороны, я приложу все усилия, чтобы надежды твои не оправдались.

Е.П.:Ну хорошо. Шутки в сторону, давай говорить только об установленных фактах. Василий Павлович Аксенов официально был два раза женат. Правильно?

А.К.:Пока правильно.

Е.П.:Первая жена у него была Кира?

А.К.:Почему была? Она есть, слава богу, дай бог здоровья! Фамилию ее девичью я когда-то знал, но теперь уже не помню. Происходит она из такого хорошего интеллигентского московского круга. И что-то мне врезалось в память — не знаю, что, откуда, в каком разговоре с ней это всплыло? — что в детстве ее, значит, держала на руках Голда Меир. Или мне это мерещится…

Е.П.:Ну, ты это можешь легко проверить, встретившись с Кирой. Ты же с ней в хороших отношениях?

А.К.:В хороших, в хороших… В никаких уже тридцать лет. Кира относилась — по рождению — к кругу такой, я бы сказал, высокопоставленной интеллигенции. Которая восторженно приветствовала в 1948 году первого посла Израиля в СССР Голду Меир. Сталин ведь попервоначалу Израиль возлюбил, полагая, что тем самым прижмет хвост англичанам и американцам. Даже супруга самого Молотова Полина Жемчужина сообщила госпоже послу Израиля в Кремле во время приема, причем на идиш: «Я еврейская дочь». Полину, правда, вскоре посадили, когда вечной дружбы советских с евреями не вышло.

Е.П.:То есть это были круги высокопоставленной еврейской интеллигенции?

А.К.:Не обязательно еврейской. Это был определенный такой круг, очень специфический, в котором болтались всякие коминтерновские люди. Понятно, да? Которых собирались заслать на Запад или уже заслали, уже они там провалились, но успели смыться сюда.

Е.П.:Это очень интересно, почему-то я вдруг подумал сейчас, что ведь и в окружении Васиной мамы, Евгении Семеновны Гинзбург, были коминтерновские люди, еще на Колыме появились.

А.К.:Потому что половина примерно, даже не половина, а, наверное, девять десятых коминтерновцев пошли в лагеря. Зато последняя уцелевшая одна десятая использовалась на полную катушку.

Е.П.:Плюс уже в это время сталинские зэки стали возвращаться из лагерей.

А.К.:Кое-кто возвращался, да.

Е.П.:Причем возвращались в первую очередь социально близкиекоммунистам, в их числе и коминтерновцы, я думаю.

А.К.:По-всякому было. Но речь не о том, речь о Кире, первой жене писателя Василия Павловича Аксенова, матери его единственного сына Алексея. Я даже не помню, кто она была по образованию. Образование у нее, кажется, было не гуманитарное. Однако по склонностям и способностям своим она себя ощущала певицей.

Е.П.:Певицей?

А.К.:Да. И, на мой взгляд, безусловно имела на это право. Эта ее склонность увенчалась триумфом, и я при этом присутствовал. Триумф заключался в том, что в семьдесят третьем году летом или, скорее, поздней весной, на исходе театрально-концертного сезона у Киры Аксеновой был афишный сольный вечер в зале Чайковского, что и для любого певца, в общем, почетно, а для певца не с самого начала, не от младых ногтейпросто ну почти недостижимо. Значит, вечер был такой. Дмитрий Журавлев…

Е.П.:Ого! Сам Журавлев!

А.К.:Дмитрий Журавлев читает «Царя Федора Иоанновича», а Кира параллельно, как бы в монтаже таком, поет русские плачи. Я очень хорошо помню эту громадную афишу на зале Чайковского. И этот вечер. Зал, наполненный ну по крайней мере наполовину знаменитостями, друзьями Василия Палыча. Вот. Ну, в общем, это было такое событие, в котором, думаю, свою большую роль и Вася сыграл. А с Кирой мы встречались, только когда я приходил к Васе. Кира была очень ко мне доброжелательна, как хозяйке положено, хотя я был никто и звать меня никак. А она в те времена уже принимала у себя дома мировых знаменитостей, всяких там типа стейнбеков. А я, в общем-то, был, пожалуй, в ее глазах мальчишка, который прилип к Васе и ходит за ним по пятам. И она была права. Но, подчеркиваю, всегда была крайне корректна.

Е.П.:А вот я тебе хочу задать не бытовой, а литературный вопрос. У Аксенова в сочинениях присутствует образ тещи — генерала бронетанковых войск. Как-то это может быть связано с Кирой и Голдой Меир?

А.К.:С Кирой не знаю, а с Голдой Меир — почему бы нет? Женщина — генерал бронетанковых войск, этот уровень, условно говоря, вполне мог быть вхож в эти околокремлевскоцэковские круги, где и вращалась Голда Меир.

86
{"b":"205914","o":1}