Географические карты и описания русских авторов широко использовали в своих работах иностранцы. Из переводных сочинений в России знали труд Меркатора «Космография», в котором большое внимание уделялось политической и экономической характеристике разных стран.
Общественная мысль. XVII век начинается Смутой в Московском государстве. Общественные потрясения были столь серьезны, что государственная, национальная и религиозная независимость России оказались под угрозой. В бурные события начала века были вовлечены различные социальные слои общества, которые в острой политической борьбе оказывались то союзниками, то противниками. Публицистика того времени, откликаясь на происходящие события, подчас становилась частью этой борьбы. С завершением Смуты поднятые в начале века вопросы продолжают обсуждаться, в событиях тех лет общественная мысль ищет ответы на жгучие вопросы — власть и общество, государство и церковь, природа, характер и ответственность царской власти.
Тяжелейший политический кризис, поставивший страну на грань катастрофы, вызвал подъем национального самосознания, понимание необходимости консолидироваться разным силам во имя спасения Отечества. Патриотические чувства нашли свое выражение в «Новой повести о преславном Российском царстве и великом государстве Московском», созданной в конце 1610-го или начале 1611-го г. неизвестным автором. Повесть написана в виде подметного письма: «Кто же письмо это возьмет и прочтет, пусть его не таит, а передаст, прочитавши и уразумев, братьям своим… для сведения». «Новая повесть…» обращена ко «всякого чина людям», всем, кому дорога судьба Московского государства. Перед угрозой потери национальной независимости автор призывает объединиться, взять дело освобождения от поляков в руки народа, не надеясь на боярправителей, «кривителей», «землеедцев». В «Новой повести…» ясно поставлена национальная задача: «Вооружимся на общих супостат наших и врагов и постоим вкупе крепостие за православную веру, и за святые божие церкви, и за свои души, и за свое отечество, и за достояние…». В этом призыве отразился высокий уровень национального самосознания, своего рода шкала общественных ценностей, в которой личное стоит на последнем месте.
В сочинении «Плач о пленении и конечном разорении превысокого и пресветлейшего Московского государства», созданном в церковной среде летом — осенью 1612 г., автор страдает, видя «конечное разорение», осуждает интервентов и их пособников, но к открытой борьбе против них не призывает. В «Плаче…» и других памятниках письменности ставится вопрос о причинах Смуты, поставивших Россию на грань гибели. Автор «Плача…» высказывал традиционный для Средневековья провиденциалистский взгляд, что «гнев Божий», обрушившийся на русских людей, являлся наказанием за грехи, моральное несовершенство.
Келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий в своем «Сказании» (1620) назвал сложившуюся накануне Смуты ситуацию «безумным молчанием всего мира», т. е. пассивностью общества по отношению к преступлениям царя Бориса, за что оно было наказано Богом. Во «Временнике» (около 1619 г.) дьяка Ивана Тимофеева вопрос о власти и ее ответственности был поставлен с большей определенностью. Автор исходил из того, что царская власть является гарантом порядка в стране, поэтому первопричину бед надо искать в правителях и их ближайшем окружении, допустивших Смуту. Но виновато и, по выражению Ивана Тимофеева, «бессловесное молчание» народа, развращающее правителей. Ивану Тимофееву близка идея нерушимости феодальной иерархии: каждый должен занимать то место, которое ему на роду написано. Нарушение этого порядка привело страну к «самовластию», которое охватило и высшие и низшие слои населения.
В публицистике первых десятилетий XVII в. обличались корысть и себялюбие тех представителей высшей власти, которые поставили свои личные интересы выше государственных. Впервые со всей остротой был поднят вопрос о конкретных виновниках, о личной ответственности царей за случившееся с Русским государством. Вопрос о «законных» и «незаконных» царях был выдвинут самой политической жизнью Смутного времени. «Повесть, како восхити неправдою на Москве царский престол Борис Годунов» (1606) обосновывала права на царский престол Василия Шуйского и связывала все беды с незаконным захватом власти Борисом Годуновым. В «Сказании, киих ради грех…», «Сказании» Авраамия Палицына и «Временнике» Ивана Тимофеева законными государями признавались только те, кто получил власть по наследству. Поэтому Борис Годунов, Лжедмитрии, Василий Шуйский являлись незаконными правителями, «лжецарями». В общественной мысли возрос интерес к личности и ее роли в исторических событиях. Интересные портретные и психологические характеристики царей, начиная от Ивана Грозного, содержатся в «Летописной книге» (1626), приписываемой князю И. М. Катыреву-Ростовскому.
Политическая практика в Смутное время показала значение «всей земли», местного самоуправления в решении государственных вопросов. В Смуту происходит противостояние Власти и Земли, которое приведет к их союзу. Именно действиям земских ополчений 1611–1612 гг. Москва была обязана своим освобождением от польских интервентов. Традиции земского самоуправления просматриваются в Приговоре 30 июня 1611 г., принятом Советом всей Земли, образованным первым ополчением.
Проблема выборности царя, как и вопрос об ограничении царской власти, в XVII в. стала реальностью. Самозванчество разрушало в общественном сознании идеал царской власти. Действующий царь объявлялся незаконным, ему на смену приходил другой, «лучший», который снова оказывался «ненастоящим». Возвращение к государственной стабильности нуждалось в прочных идеологических обоснованиях царской власти, ее природы и характера. Критерием законности власти признавалось избрание царя «всей землей» Земским собором. Авраамий Палицын объяснял единодушное избрание Михаила Романова тем, что божественное предопределение было услышано народом, выбор Земского собора явился выражением воли Бога. Эта религиозно-политическая идея получила дальнейшее обоснование в созданном при патриаршем дворе Филарета «Новом летописце» (1630), в котором были заложены основы государственной идеологии династии Романовых.
Публицисты XVII столетия резко осуждают народные выступления против властей. Вместе с тем тот же Авраамий Палйцын обличал жестокость землевладельцев, приведшую холопов к восстанию, призывал власть имущих к компромиссу: «О, ненасытимии имением! Помяните сия и престаните от злых, научитеся добро творите. Видите общую погибель смертную? Гонзните (спасите. — прим. автора) сих, даже и вас самех — величавых — тая же не постигнет лютая смерть!»
Народные представления о событиях Смуты нашли отражение в двух псковских повестях, возникших в посадской среде. В этих памятниках заметен отход от провиденциализма. По мнению авторов, причины бед России исходят от боярской измены, а крестьянское выступление произошло от разорения народа.
Памятники общественной мысли («Казанское сказание», «Новый летописец», «Иное сказание», «Карамзинский хронограф» и др.) позволяют судить о конкретных событиях движения И. И. Болотникова, но не о программе социального переустройства. Стихийный протест против несправедливости, вера в «доброго» царя и ненависть к изменникам, «кровопивцам» как социальные чаяния восставших звучат в «прелестных грамотах» участников восстания С. Т. Разина. Самозванчество, сопровождавшее народные выступления, давало выход общественному недовольству. Стихийное «народовластие» на грани самоуправства и произвола казалось людям, доведенным своим положением до отчаяния, воплощением справедливости.
Смута, потрясшая до основания государственные устои, оказала влияние и на дальнейшую духовную жизнь общества. Как тонко заметил Г. Флоровский, после испытаний начала века «народ выходит изменившимся, встревоженным и очень взволнованным, по-новому впечатлительным, очень недоверчивым, даже подозрительным». В этих условиях новая династия нуждалась в государственной идеологии, которая способствовала бы ее укреплению. Поэтому востребованной оказалась и старая идеологическая доктрина «Москва — Третий Рим» и новые идеи, ставшие основой идеологического обоснования абсолютистской тенденции.
