На протяжении многих десятилетий XVII в. в среду служилых людей «по отечеству» еще был открыт доступ из приборных чинов, а следовательно, и из рекрутируемых в них тяглых слоев населения. При строительстве и заселении новых городов правительство вынуждено было разрешать переход из приборных чинов и прямое верстание в дети боярские. Лишь в 1675 г. подобные верстания из крестьян, холопов, посадских и приборных служилых людей были запрещены. Вплоть до 1642 г. не был закрыт и выход из служилых людей в тяцлые разряды и даже холопы. Существование подобной практики было вызвано массовым разорением мелкопоместных дворян в годы хозяйственного запустения. Запрет, наложенный указом в этом году, был подтвержден Уложением 1649 г. В итоге дворянство все более отмежевывалось от приборных служилых и тяглых людей. Этот процесс сопровождался обретением служилыми «по отечеству» сословных прав и привилегий. Важнейшие из них были связаны с правом владения населенными землями.
Дворянство, во всей мере ощутившее на себе последствия хозяйственного разорения и тяготы государевой службы, на протяжении первых десятилетий после Смуты добивалось облегчения служб и податей, а также более надежного закрепления за собой крестьянского труда.
В целях лучшего обеспечения службы дворян правительство осуществляло массовые раздачи поместий, принимало меры по укреплению земельных прав дворянства, по превращению поместья в вотчинное владение, о чем речь уже шла ранее. В правление Михаила Федоровича был проведен массовый пересмотр жалованных грамот и других владельческих документов, выданных законными и лжеправителями Смутного времени. При этом вотчинные земли, полученные служилыми людьми от Лжедмитрия II, переводились в разряд поместных с соответствующим чину окладом. В целях учета и податной оценки земли правительство неоднократно осуществляло «дозоры» и описания частной земельной собственности.
Второе направление продворянской политики правительства проявилось в изменении сроков «урочных лет». В ответ на требования помещиков об их увеличении правительство первоначально удовлетворяет ходатайства отдельных феодалов. В их числе, как и при введении Юрьева дня, первым льготные права в 1614 г. получил Троице-Сергиев монастырь, которому в качестве награды за оборону в годы интервенции было разрешено сыскивать своих крестьян в течение 9 лет. В 1637 г. в ответ на коллективное челобитье дворян об отмене «урочных лет» правительство распространило действие частного указа на всех феодалов и продлило сыск беглых крестьян с 5 до 9 лет. В 1641 г. после нового коллективного челобитья дворян срок сыска беглых крестьян был увеличен до 10 лет. Усилилась ответственность за насильственно вывезенных крестьян: их возврат отныне осуществлялся в течение 15 лет, а новые владельцы подлежали штрафу в размере 5 руб. в год. Тот же указ запрещал принимать иски по ссудам и кабалам на беглых крестьян. И наконец, Соборное уложение 1649 г. провозгласило: «сыскивать беглых крестьян бессрочно». Отменой системы «урочных лет» утверждалась вечная и бессрочная потомственная крестьянская крепость.
Эта мера была важна и для консолидации всех слоев и групп служилых людей «по отечеству» в единое сословие. Отныне ни при каких условиях никто не мог удерживать за собой беглых крестьян, чем, по крайней мере юридически, снимались противоречия между рядовыми помещиками и крупными светскими и церковными феодалами, между служилой провинцией и столичными чинами. Длительное существование системы «урочных лет» и неспешное их изменение, несмотря на неоднократные коллективные челобитья рядовых служилых людей, объяснялось рядом причин. Одни из них определялись фискальными интересами государства и потребностью укрепления южных границ. Другие вытекали из разной степени заинтересованности различных слоев дворянства в наличии юридического равенства между ними по отношению к закрепощаемому крестьянству. Крупные вотчинники обладали различными рычагами привлечения в свои владения и удержания в них крестьян. На укрывательство в вотчинах московских чинов беглых крестьян, «заживавших» в них «урочные годы», неоднократно жаловались представители провинциального дворянства. И только острый социальный взрыв, прокатившийся в 1648–1649 гг. по многим городам Московского государства, а в столице сопровождавшийся совместными действиями посадских и служилых людей, обеспечил принятие соответствующих норм Уложения. Они завершили длившийся более полутора столетий процесс формирования крепостного права.
Крестьяне и утверждение крепостного права. В Соборном уложении крестьянам посвящена особая XI глава. Ее название — «Суд о крестьянах» — точно отражает основное содержание ее статей: в них речь идет не о правовом статусе крестьян, а о судебных спорах феодалов о них. В качестве объекта права крестьяне рассматриваются в 111 статьях 17 глав Уложения. Только в одном случае крестьянин выступал в качестве субъекта права — в статье, определявшей плату за увечье и бесчестье. Причем, согласно шкале штрафов, прямо зависевшей от социального статуса оскорбленного и потерпевшего, крестьяне всех категорий занимали низшую ступень правовой лестницы. За оскорбление крестьянина словом или действием налагался штраф в 1 руб., за побои — 2 руб., за увечье («глаз выколет, или руку, или ногу переломит») — 10 руб. Для сравнения — за словесное оскорбление («бесчестье») высших служилых чинов тяглецом или приборным служилым человеком полагалось битье кнутом и тюремное заключение.
Помимо бессрочного сыска беглых крестьян, Соборное уложение определило условия возврата их прежнему владельцу со всей семьей и имуществом, что обеспечивало возможность их феодальной эксплуатации по возвращении на старое место. Основанием крестьянской крепости признавались не только недавно составленные переписные книги 1646 г., но и документы писцового описания 1626 г., что позволяло потерявшим было надежду помещикам вернуть давно ушедших от них крестьян.
В качестве меры ответственности за прием беглых устанавливалась плата по 10 руб. в год за человека, что, по мысли законодателя, должно было сузить для беглых возможность устройства на новом месте, а следовательно, удержать их от побега. Как и в указе 1641 г., запрещалось кабалить и давать ссуды беглым крестьянам, с помощью которых новый владелец стремился закрепить беглых за собой.
Крепостная зависимость объявлялась наследственной. Принцип закрепления крестьян за феодалом был по земле и по личности. Показателем усиления личной зависимости крестьянина от феодала была закрепленная в Уложении судебная неправомочность крестьянина: за него на суде, кроме убийства, татьбы и разбоя, отвечал и предъявлял иски феодал. Внутри своих владений он сам судил своих крестьян, подвергая их наказаниям и пыткам. За убийство помещиком крестьянина другого владельца в драке или в пьяном виде убийца не отвечал, а лишь возмещал убыток потерпевшему владельцу выдачей ему своего лучшего крестьянина с семьей и имуществом. Имущественные права крестьян не были обеспечены законом. Помещик мог располагать имуществом крестьян для покрытия своих личных долгов. Заключение браков, семейные разделы крестьян, передача по наследству крестьянского имущества могло происходить только с разрешения помещика. В Уложении введением твердой цены на крестьянина и его имущество: «за всякую голову» по 4 руб., за «глухие» животы — 5 руб. — закрепился взгляд на крестьянина как на вещь. Уложение отняло у крестьян возможность по суду защититься от помещичьего произвола, поскольку все челобитные крестьян на господ объявлялись ложными. Исключение было сделано только для изветов по «слову и делу».
Крепостнические меры в равной степени распространялись как на владельческих (помещичьих, монастырских, дворцовых), так и государственных (черносошных) крестьян. Это означало стирание граней между отдельными разрядами крестьянства, хотя полностью и не уравнивало их в правовом положении. Собственниками церковных и монастырских владений, в отличие от помещичьих и дворцовых, являлись не отдельные лица, а епархиальные дворцовые приказы либо монастырская братия во главе с игуменом, но это не меняло существа феодальной эксплуатации. Сохранялись различия в праве распоряжения крестьянами. Помещик обладал полной свободой: мог их продавать, обменивать и т. д.; дворцовые и черносошные крестьяне могли сменить владельца только в результате пожалования земли; монастырские же и церковные вотчины не подлежали отчуждению.
