Тут же начали торговаться. Проще всего согласовывать цену на каждую стрелу по отдельности, но долго будет. А единую цену на все не назначишь, слишком оружие разное, особенно доспехи. Кстати выяснилось, что у вольников имеется два скорострела с зарядами, Тарджи вынужден был прятать глаза, чтобы скрыть удивление. Быстро договорились исходить из того, сколько тратит на оружие наемник — тут все цены известные, обмануть трудновато. Когда Нунг и Лэд ударили по рукам, Шанай очень спокойно спросил побережников:

— Почему вы нам помогаете?

Они, все трое, поморщились. Шела пожала плечами:

— Зря.

Нунг усмехнулся. А Шанай почему-то возмутился:

— Зря?!

— Вы задаете очень странный вопрос, — спокойно заговорил Лэд. — Почему мы спасаем от смерти несколько десятков тысяч людей? А также немало жителей этого мира, которые погибнут в противостоянии с людьми? Ответ прост. Потому что можем.

— Но ваш народ — враги Императора, — глядя в глаза Лэду, заявил Шанай.

Лэд досадливо крякнул:

— Целый народ врагов, это многовато даже для империи. Императорские советники уже ведут переговоры с кругами наемников, огородников и мореходов. Императору нужны бойцы, чтобы воевать в других мирах.

— Но вы не соглашаетесь? — с нажимом спросил Шанай.

— Нет, разумеется. Условия предлагают неплохие, однако мы не доверяем империи. И не считаем правильным нападать первыми на жителей других миров, которые ничего плохого нам не сделали.

— А мы считаем правильным делать то, что приказал Император. И все же вы нас спасаете.

— Правильно вы поступаете, или нет, следует спрашивать в храме неба, — мягко вставил служитель.

Побережники согласно кивнули, Жас добавил:

— Вы пришли с оружием в чужой мир. Но звездовики и горбачи не проявили должного гостеприимства и даже не попытались договориться. Вы пришли с оружием, но первыми напали они. В этой войне все неправы.

Потом они вежливо попрощались и сказали, что вернутся через день — узнать, что же решило застрявшее в мире огненных цветов войско. Короба и бутыли не взяли, а ведь там еще оставалось немало.

Тарджи с советниками полюбовался, как побережники и служитель всех богов, оглянувшись напоследок, исчезли с хлопком. Нунг кивнул на бутыли и короба:

— Надо бы бойцам раздать… на всех не хватит, может состязания какие устроить? К примеру, кто дальше плюнет?

Гралей ушел к своим алмазникам, Тарджи посоветовал ему вслед пока что не слишком о переговорах рассказывать, зря не будоражить.

А Орас пристально, как только степняки умеют, посмотрел на Шаная:

— Вы не хотите вернуться домой?

— Я всего лишь не доверяю людям побережья.

— Почему? — спросил Тарджи, изобразив легкое удивление.

— Неужели вы не понимаете? Неужели не знаете, насколько коварен этот народ?

— Кое-что знаю, видел их в поединках. Но они предлагают договориться. Сторговаться, а в торговле побережники обычно честны. Какой-нибудь мелкий торговец может обмануть, однако не их вожаки, иначе потеряют доверие самих же побережников. Здесь были старейшина, клинный, первый мастер. И служитель всех богов свидетелем.

— Вы, все же, недооцениваете их коварства, — угрюмо усмехнулся Шанай. — Я не уверен, что служитель был настоящим. Не говоря уже, что любой старик-побережник мог притвориться старейшиной.

— Лэд, вроде, настоящий, видел его как-то на большой ярмарке, — заметил Нунг. — А за остальных не знаю. Может, служитель и вправду ненастоящий, может он и не горец, а тоже побережник, только глаза перекрасил и лицо раздул, чтобы мы не догадались. Нет во всем этом смысла. Да одного Лэда хватит, чтобы поверить в договор.

— Наоборот, не хватит и тысячи Лэдов.

— Почему? — устало вздохнул Тарджи — не понимал он, что случилось с дворянином. — Если бы побережники каждый день нарушали соглашения, однако все наоборот…

— Да? А как насчет их недавнего бегства из империи?

— И какой же договор они нарушили?

— Вот-вот, о чем это они с кем по рукам ударить успели всем народом? — поддакнул Нунг.

— Они не подчинились воле Императора. Тем самым нарушили главный имперский закон.

— Но по рукам-то не били, — едко и чуть растерянно заметил Нунг.

— Ступая на землю империи, тем самым признаешь ее законы!

Нунг криво ухмыльнулся и заговорил медленно:

— А я скажу так: несправедливый закон и признавать не стоит. Если бы рабы Десяти Племен в свое время не нарушали закон и оставались в рабстве, вместо того, чтобы бежать, не было бы ни меня, ни других вольников. Куда вы там побережников выселяли, в пустыню или в болота? Прямо как народ воды когда-то в Светлом княжестве — их тоже поначалу только переселяли. Или как поклонников Трех Богов — а ведь это уже при вашей Равнинной Империи. Не, я так скажу: все, кто согласен подчиняться несправедливым законам, вымрут в конце концов.

По лицу Шаная было видно, что он не согласен. И очень недоволен союзником. Однако не стоило уводить спор в сторону, Орас это понимал:

— Неужели вы не хотите вернуться домой? Я знаю побережников и могу подтвердить, что они честны в торговле. Мы можем попросить их, чтобы про наше войско сообщили в империю, сейчас это можно сделать очень быстро с помощью колдовства. Если они согласятся, значит честны.

— Нет, вы не понимаете, — угрюмо качал головой Шанай. — Ну что им помешает соврать, что связались? Как мы проверим, что они передали нам настоящее сообщение? У них всегда заготовлено коварство, и не одно. А договоры соблюдают потому, что умеют торговаться, и всегда добиваются выгодных для себя условий. Единственный способ этого избежать — не торговаться. Отвергать все их предложения и настаивать на собственных начальных условиях.

— А-а-а, — понимающе протянул Нунг. — Чужая выгода покоя не дает. А мне, так все равно, что договор, кроме меня, еще кому-то выгоден.

— Дело не в выгоде, — качал головой Шанай. — Дело в доверии. Вас не пугает сама возможность оказаться на Горькой с маленьким, плохо вооруженным отрядом?

Видя, что Нунг собирается сказать что-то особенно оскорбительное, Тарджи заговорил первым:

— Побережников тоже можно понять. Представьте себе, что возле имперской столицы вдруг объявится войско… ну, скажем, вольников. Разве им не предложат разоружиться?

— Думаю, их уничтожат, — попытался купить честностью Шанай.

— И еще других подлым народом называют! — возмутился Нунг. — Небось, сам подлость задумал какую! Отомстить решил побережникам, что обдурили вас и из империи удрали, вместо, чтобы дать себя поубивать! И ведь не тем, кто сбежал, родичам их дальним мстить будешь!

— Я ничего не задумал.

— Да?! А вот спрошу завтра при них, они вранье почуют! А отмолчаться попробуешь, тоже все ясно им станет!

— Хватит, — решительно оборвал Тарджи. — Так мы ничего не решим. Думать надо.

Неожиданно заговорил промолчавший всю перебранку Тильх:

— Да, действительно, нужно что-то придумать. Какую-то возможность, безопасную и для нас, и для побережников. Если они не согласятся, то действительно задумали какую-то подлость.

— Самым правильным будет найти другой путь в родной мир, — заявил напоследок Шанай и ушел.

А в войске уже знали подробности переговоров. Может, Гралей проболтался, может, подслушали или по губам издалека прочитали — есть среди вольников умельцы. Тарджи надеялся, что дворяне не поддержат Шаная, хотя бы не все, но уперлись, как один. Остальные бойцы еще как недовольны были, что из-за имперцев домой попасть не могут. Все их подначивали, разговорчики слышались, вроде:

— Коней есть будем. Как последнего доедим — имперских дворян. И, как последнего доедим, — побережники нас и пропустят домой.

— Так, может, начнем с дворян? А то коней жалко.

Что же делать? Отдать имперцам прямой приказ, чтобы соглашались на условия побережников? Не послушают. Могут и за оружие взяться. Пристрелят Тарджи и будут доказывать, что следующий по старшинству Шанай.

Искать другой путь в родной мир? Тут уж вольники не согласятся, да и степняки тоже.