Готовили в кабаке так себе — утка жестковата, грибы пережарены, рыба пересолена, а в кувшине брага из вываренного кленового сока — недобродившая и кислая, отвратная. Только икра хороша. В империи даже небедный человек может так и не попробовать икру за всю жизнь, дорого слишком. А Ресу повезло — в его приемной семье иногда покупали на праздник маленькую банку. Потому что деньги деньгами, а жизнь одна у человека.

Беглецы не только ели и пили, но и присматривались, прислушивались. К примеру, Рес так и не понял, откуда свет в сетчатых шарах, что освещают кабак. Всматривался — вроде бы, закреплено что-то маленькое на тонких проволочках посередине шара, но слишком ярко оно светится — колдовство, не иначе. А сами светильники выглядят слишком добротно сработанными, как для здешних мест — из тонкой проволоки (а ее надо уметь прокатывать), и переплетение очень аккуратное.

Большинство в кабаке было людьми смешанной крови, но Рес увидел и лесовиков, равнинников, горцев. За одним столом с Хидухом сидел явный поточник, даже с оберегами на шее, причем их было не шесть, а десятка два-три. Леск тоже заметила:

— У этого поточника восемь оберегов совершенно лишние. Разве что его суеверия не такие, как у других квай ирт.

А еще Рес увидел за дальним столом двоих мужчин в полотняной одеже, а не в шкурках, как остальные. Но это, допустим, неудивительно, раз Хидух предлагал полотно в оплату, другое удержало взгляд Реса — один из хорошо одетых был островянином. Настоящим, даже волосы в масле. А люди островов не могут без моря. Побережники и моряне, хоть и предпочитают жить на берегах, вполне селятся посреди пустыни, где вода только в колодцах, и неплохо себя чувствуют, но островяне вдали от моря чахнут, больше месяца-двух не выдерживают. Не умирают, с ума не сходят, зато тоскуют сильно. То злятся просто так на всех и все подряд, то слезу пускают, особенно женщины, то полное равнодушие на них накатывает. Спят плохо, едят мало и без удовольствия, да еще и много пьют. А этот островянин тосковать не собирался — сидел спокойно, слушал собеседника, посмеивался, прихлебывал из кружки. Недавно с моря значит, к тому же скоро к морю вернется, иначе бы уже сейчас тоска проявилась. Неужели спустится вниз по Колдунье? А может быть — и дальше пойдет, в человеческие страны? Может, он торговлю ведет — икру отсюда возит. И сюда найдется, что привезти, например выпивку — самое поганое вино лучше здешней браги. Нет, слишком островянин спокоен. Как будто море совсем недалеко… может быть, так и есть, а карта Леск неправильная?

Рес осознал, что слишком долго пялится на островянина, но тот как будто не заметил. Странно. Местные вообще казались невнимательными — друг друга не слушали, а только ждали, пока собеседник договорит, чтобы вставить свое слово.

Разговоры в кабаке велись скучные: про семейные дела, про погоду, про еду и выпивку. Но из пустой болтовни можно много полезного узнать, если вдумываться. Например, донеслось от соседнего стола:

— Все-таки надо бы нам и рыбы запасти сушеной, соленой можно. И чтобы не только на зиму. А то будет, как в этом году — отдали за еду все, что на икре заработали.

Или еще — женщина смешанной крови говорила с Хидухом:

— Так не уступишь бочонки-то? Ну, ты посуди, чем мы за них заплатим-то, пока нереста нет? Потом-то икрой рассчитаемся, а без бочонков в чем икру держать-то? В коробах снова протухнет.

— А разве вам можно верить? Бочку возьмете, а платить откажетесь. Вот если бы предложили что в залог.

— Да если бы было у нас что в залог, стали бы мы просить-то?! Уступи бочонок-то, не черни душу!

Стало быть, только икрой местные и живут. От нереста до нереста, и берут только икру, рыбу выбрасывают. А в остальное время едва не голодают. Хотя меньше чем в одном переходе полно дичи, а в реке рыбы хватает. Странные люди.

И с законами у них не все слава небу, раз могут взять бочонки и не расплатиться. Но души чернить боятся, это хорошо.

Расслышал Рес и голос того здоровяка-равнинника, что к Леск приставал:

— А чего он? Откуда я знать мог, что он взъестся так? Да и не делал я ничего, сказал только, что она тощая…

— А твою сестру тощей назовут? — вальяжно и презрительно протянули в ответ. Рес осторожно глянул, чей это голос — высокого предгорника, он сидел напротив равнинника, пил прямо из кувшина.

— Так я же сказал, что она сойдет, — визгливо мямлил здоровяк.

— А про твою сестру так скажут? Привык ты тут, что тебя все боятся. Осторожнее надо быть тебе. Поглядел бы, что эти двое похожи между собой, брат и сестра значит.

— Да видел я!

— А лука у него не видел? Считай, повезло тебе, что он тесак достал. А мог подстеречь тебя и стрелу в спину всадить. А может еще и всадит.

Здоровяк стал испуганно оглядываться, однако Реса и Леск не заметил. Встал и, все оглядываясь, вышел из кабака. Предгорник посмеивался, глядя ему в спину.

— И как тебе здешние люди? — тихо спросила Леск на языке побережников.

— Беспомощные они какие-то, — усмехнулся Рес. — Беззащитные. Драться не умеют, торговаться не умеют, врать и то не умеют. Этот, который к тебе приставать надумал, не тесака моего испугался и не лука, а глухого взгляда.

— Ну?!

— Да так и есть. Одичали они тут совсем, позабывали все. Готовить, и то не умеют. И бражка у них поганая.

— Да, это странно. Здесь есть лесовики, предгорники. Но ничего, кроме кленовой браги и медовухи здесь не пьют — я не чувствую запаха пива или вина.

Леск не зря вспомнила лесовиков и предгорников: про людей леса в империи говорят, что они умеют варить пиво даже из камня, а про людей предгорий — что способны вырастить виноград даже на морском дне. Рес понюхал бражку, предложил:

— Может, медовухи попросить? А то эта бражка…

— Не стоит, медовуха еще хуже, судя по запаху.

— Лесовики, предгорники — а островянина заметила?

— Да. Вероятно, он не видел моря никогда в жизни, вырос здесь. Страсть островян к морю происходит от их воспитания. Мне местные кажутся скорее ленивыми, чем беззащитными. Как будто им незачем стараться, ничего не беспокоит…

К их столу подошел неряшливый даже в сравнении с местными старик, уставился слезящимися глазками и напористо спросил:

— А вы кто такие?!

Рес из уважения к старости не стал огрызаться, вежливо уточнил:

— Ты спрашиваешь про имена?

— Да кому нужны имена! Кто вы такие, скажи!

— На этот вопрос можно по-разному ответить, и все будет правдой.

Старик наморщил лоб, два раза моргнул:

— Из какого вы народа?! Что-то я вашей масти не видел до сих пор!

Рес остро почувствовал: влипли. Лихорадочно обдумывал, чего бы соврать.

Леск, видимо, решила: если не знаешь, что соврать, говори правду. И ответила старику:

— Мы люди побережья.

— Нет таких! — горячился старик.

— Как — нет?! — возмутился Рес. — А кто же тогда мы?!

— А вот не знаю, кто вы! Вот и спрашиваю!

— То есть, ты знаешь все народы, а нашего не знаешь, потому спросил, кто мы? Тебе ответили, что мы побережники. Теперь будешь знать.

— Нет такого народа!

На них смотрели. С любопытством. Подошел тот предгорник, что со здоровяком-равнинником разговаривал:

— Строн, ты чего опять разбуянился?

— А вот эти… говорят, побережники они, а нет таких.

Рес осторожно потянулся к тесаку.

— Вот пусть они к Шелтаку идут, раз их нет! — размахивал руками Строн.

— С чего вдруг? — устало вздохнул предгорник. — Ты уже получил медяшку за то, что относишь колдуну еду.

После слов про колдуна Леск подалась вперед, предложила:

— Можем и мы сходить, если нам заплатят.

— Чего это вам заплатят?! — возмутился Строн. — Это мне платят!

— Но ведь к колдуну пойдем мы, значит и нам должны платить.

Строн отступил, глаза у него забегали. Беззащитны и беспомощны…

— А раз нас двое, то платить нам должны две медяшки, — добавил Рес.

— Но… э… это… — поскуливал Строн.

— Не пойдет, — усмехнулся предгорник. — Бочонок икры два серебряных диска стоит, но это не значит, что если один бочонок трое принесут, каждому из них по два диска положено.