При упоминании Хантера Сиена тотчас сникла. Во рту пересохло, а глаза стало жечь от подступающих слез.

Значит, Макс все еще общается с Хантером?

Обернувшись, Сиена беспомощно смотрела на удаляющуюся спину Макса.

— Макс, постой! — крикнула она. Вышло неожиданно громко и испуганно, так что некоторые гости даже начали крутить головами.

Макс замер и медленно повернулся.

— Ты все еще… — начала Сиена, с трудом подбирая слова. На лице у нее была написана самая настоящая паника.

Если бы она не была такой законченной сучкой, подумал Макс, можно было бы даже ее пожалеть.

— Все еще… что?

— Все еще общаешься с Хантером? Вы дружите?

— Конечно, — резко сказал Макс. Он знал, насколько болезненным должно стать для Сиены открытие, что его дружба с Хантером пережила все трудности. Но она была такой красивой, такой уверенной и успешной, такой чертовски совершенной, что Максу хотелось причинить ей боль. — Мы не просто дружим, Сиена. Мы живем вместе в Санта-Монике. Уже три года, детка.

— О…

Сиена выглядела даже не растерянной, а несчастной, и Макс начал жалеть, что преподнес новости в такой жесткой форме.

— Мне нужно идти.

— Постой, Макс, не уходи, — взмолилась Сиена, хватая его за руку.

Глядя в ее отчаянное лицо, Макс ощутил не только сочувствие, но и непреодолимое желание обнять Сиену и прижать к груди. Это было похоже на то чувство, с которым он пытался растормошить ее после падения с дерева.

Макс велел себе собраться. Какая разница, какое у Сиены лицо? Она остается избалованной стервой, и этого не изменить. Утешать ее — все равно что гладить ежа. Дашь слабину, и в пальцы тотчас воткнутся сотни иголок.

— А он… вспоминает меня? — спросила Сиена.

Макс знал, как нелегко дался ей этот вопрос, и слегка смягчился.

— Вспоминал, — ответил он все же жестко. — Но больше не вспоминает.

— Да, разумеется. — Сиена жалостно пожала плечами, уже не скрывая своего разочарования. Конечно, она все еще старалась выглядеть уверенной, но это ей не удавалось. — Хантера можно понять. Прошло ведь десять лет. Столько воды утекло!

— Да, — кивнул Макс.

— Слушай, я должна извиниться. Я повела себя… довольно грубо. — Сиена набрала в грудь воздуха и судорожно вздохнула. — Передай, пожалуйста, Хантеру мой привет, ладно? В общем, передай что-нибудь. — Она тряхнула волосами и выдала профессиональную улыбку манекенщицы — лучезарную, во все зубы.

Макс понял, что разговор окончен. Судя по оскалу, Сиена была готова вернуться к толпам поклонников и веселью.

— Передам, — мрачно кивнул он. Внезапно ему захотелось бежать прочь, уносить ноги от этой фальшивой девицы, от которой теперь веяло ледяным холодом.

Он заторопился к выходу, забыв попрощаться с друзьями, даже с гостеприимным Джерри. Завидев открывшийся лифт, Макс прямо-таки прыжками понесся к нему и, лишь когда закрылись двери, выдохнул. Оказавшись на первом этаже, он выскочил на улицу и остановился. Несколько минут Макс просто торчал посреди тротуара, задрав лицо к небу и закрыв глаза, пока мокрый снежок сыпался прямо ему на нос и лоб. Затем он огляделся. Город казался тихим и безмятежным в это время суток. Максу было противно. Сиена внушила ему не просто неприязнь, она еще раз болезненно ударила его по больному месту, смешала с грязью, напомнив о том, что он просто неудачник.

Макс глянул на часы и выяснил, что до нового года осталась всего минута. Он стоял и следил за секундной стрелкой, пока из окон второго этажа не послышались крики:

— Три, две, одна… с Новым годом, ура!

Даже с улицы был слышен звон хрусталя, гости чокались. Город вступил в новый год. Макс подумал об Анджеле и ее полных грудях и вяло улыбнулся. У девчонки из бара был парень, с которым она собиралась отмечать праздник. Наверное, сейчас он тискает ее грудь и нашептывает на ушко всякие глупости.

Макс поплелся в направлении отеля. Похмелье снова напомнило о себе головной болью, в желудке неприятно плескалась кола вперемешку с икрой. Максу было чудовищно одиноко и грустно. Он вспомнил о Генри и Маффи, справляющих праздник с детьми, и вздохнул. Затем на ум пришли Хантер с Тиффани. Наверняка ребята пьют шампанское в доме на берегу, обнимаются и слушают музыку.

Макс не тяготел к серьезным отношениям, но никогда так сильно, как в этот момент, он не завидовал брату и лучшему другу. Ему тоже хотелось прижимать любимую женщину к груди, встречая с ней Новый год.

Он снова с горечью подумал о Сиене. Избалованная, капризная и равнодушная богиня, окруженная свитой поклонников, она пила в этот момент шампанское и даже не вспоминала о недавней встрече. Она и не думала о том, что Макс бредет по сырой улице, отмораживая задницу и борясь с дурнотой.

А чего он ждал? В отличие от Сиены Макмаон у него не было ничего, чем можно было похвалиться. Ни денег, ни достойной работы, ни девушки. Неудивительно, что Сиена его высмеяла. Только дурак не пнет ногой жалкого неудачника вроде него.

Вот и наступил 2002 год.

Что может быть лучше?

Через две недели после Нового года Макс и Хантер встретились в ресторане в Беверли-Хиллз. Это было довольно уютное местечко под названием «Брассери бланк», где Хантер всегда резервировал столик в дальнем углу зала.

В этот день он успел дать три автографа настойчивым фанам, прежде чем им принесли заказ. Хантер никогда не прятался от поклонников за черными очками и козырьками бейсболок, поэтому его узнавали и донимали расспросами. Ему казалась, что лишняя маскировка никого не обманывает, зато выставляет знаменитость в глупом свете. Словно новоявленная «звезда» специально подчеркивает: гляньте, я весьма популярен, поэтому вынужден избегать назойливой публики!

К сожалению, подобные убеждения делали Хантера легкой мишенью для папарацци и досужих зевак. Он с юмором относился к происходящему и никогда не отказывал желающим перехватить автограф.

Макс находил нежелание друга прятаться за очками довольно неосмотрительным. По этой же причине он не слишком любил появляться в компании Хантера в людных местах. Интерес публики к молодому актеру особенно подчеркивал его собственную неудачливость в качестве режиссера с «фабрики грез».

— Ну, дружище, рассказывай! — воодушевленно воскликнул Хантер, подписывая еще один свой портрет для какого-то туриста из Огайо, приехавшего в Голливуд с семьей как раз ради сомнительного удовольствия повидать настоящих «звезд». — Как там Нью-Йорк? Как прошла встреча с Алексом Макфадденом?

— Собственно, рассказывать особо нечего, — вяло ответил Макс, пожав плечами. — Макфадден оказался очень воспитанным человеком, тепло отзывался о моей короткометражке, похвалил одну пьесу, прошедшую в Лондоне… Но, Хантер, он же большой человек на Бродвее! Моего жалкого опыта не хватит, чтобы работать с ним, понимаешь?

— Как же так? Ты же ставил Шекспира! Причем самые трудные драмы! Разве это называют «жалким опытом»?

— Слишком мало постановок, — вздохнул Макс. — Недостаточно для Бродвея. Ладно, не будем о моем очередном провале, этот разговор ввергает меня в депрессивное состояние. Лучше расскажи, как встретил Новый год? Где бывал?

— Да почти нигде. Мы с Тиффани ездили кататься на лыжах. Четыре прекрасных дня принадлежали только нам двоим! Никакой работы, никаких фанатов, никаких дел! Даже не помню, когда мы последний раз так много времени проводили вместе.

— Я рад за тебя, — улыбнулся Макс, наблюдая за мечтательным выражением, появившимся на лице друга. Так бывало всегда, когда Хантер говорил о любимой, и это умиляло Макса.

Официантка принесла большой графин калифорнийского мерло.

— Ты же знаешь, в моей жизни не происходит ничего авантюрного, — продолжил Хантер. — А вот ты небось оторвался на полную катушку? Скольких непорочных дев Нью-Йорка ты успел соблазнить? Трех? Пятерых? Как тебе понравилось на вечеринке друзей? — Хантер хитро подмигнул другу.

— Ты обо мне дурного мнения! — Макс притворился оскорбленным, поджал губы и принялся намазывать зерновой хлебец ароматным маслом с зеленью.