Пит покачал головой, не зная, чем помочь. Он полистал бумаги, которые держал в руке, надеясь, что его осенит идея, но на ум ничего не приходило.

— Ладно, попробую с ней поговорить.

В этот момент Сиена повалилась на пол и принялась, визжа, колотить ногами. Пита передернуло, словно он увидел живую иллюстрацию к книге доктора Спока, посвященной детям и родителям. Лицо у девочки было малиновым от крика, сжатые кулаки молотили по ковру, голова моталась из стороны в сторону. Сюзанна причитала и пыталась ее поднять, но это только подстегивало истерику Сиены. Измучившись, нянька села в кресло и стала ждать, пока девочка успокоится.

— В чем дело, дочка? — прокричал Питер, пытаясь перекрыть поток воплей. — Почему ты отказываешься надеть красивое платье, которое тебе купила мама? Позволь Сюзанне и Лейле тебе помочь, детка.

Сиена замолчала на секунду, только для того, чтобы возмущенно взглянуть на отца, а затем истерика возобновилась.

— Не-е-е… не-е-е! — кричала она. — Платье не-е-е…

— Но, милая, — мягко сказал Пит, нарушая главную заповедь доктора Спока — не уговаривать распоясавшегося ребенка, — это очень красивый наряд. Он тебе очень подойдет. Ведь его выбирала мамочка. Ты будешь выглядеть как принцесса. Ты ведь хочешь быть принцессой, Сиена?

Девочка набрала в грудь побольше воздуха и с ненавистью завопила:

— Не-е-е… Сиена не буде-е-е!!! Не-е-е!!!

Пит с тоской подумал о том, что в его кабинете вопли дочери почти не слышны, и вздохнул. Он растерянно оглядел дочь, а затем желтое платье с кружевом и ленточками, тщательно выглаженное и разложенное на диванчике. В этот момент он уже и сам ненавидел это платье.

— Ладно, пусть надевает что хочет, — бросил он Сюзанне.

— Но, мистер Макмаон, ваша жена очень просила надеть желтое платье. Быть может… может, это плохая мысль — идти у Сиены на поводу. Нельзя позволять ей…

— Прости, Сюзанна, но я устал от этих криков. И плевать на доктора Спока, понятно? Я — отец Сиены и знаю, что лучше для моей малышки.

Лейла заметила, как на залитом слезами лице девочки мелькнула ухмылка триумфатора. Порой ей хотелось придушить свою капризную подопечную.

— Короче, наденьте то, что не вызовет новой истерики. А потом спускайтесь вниз, — велел Пит, развернулся и торопливо покинул детскую, желая поскорее оказаться в спокойном мире взрослых, в тихом кабинете.

Сюзанна обменялась с Лейлой неодобрительными взглядами и вытерла вспотевший лоб.

— Вот тебе и раз! — буркнула она. — Только лишних проблем нам добавил, бестолковый.

— Да уж, — подхватила Лейла. — Если родители потакают ребенку во всем, из него вырастет чудовище. — Она вздохнула: — Этот Питер — просто задница!

Сиена схватила ее за руку и выдала самую умилительную из своих улыбок.

— Задница, — радостно сказала она.

Казалось, ничто не способно было помешать всему дому обожать Сиену. Редко случается, чтобы маленькая девочка получала так много внимания. Особенно странно, что подобные отношения установились в семье Макмаонов, где было не принято открыто выражать свои чувства. Опыт предыдущих поколений показывал, что здесь куда более ценились желания и цели старших, чем их отпрысков.

Клэр так долго мечтала о ребенке, что не могла противиться искушению баловать дочь. Ее навязчивая забота и постоянно желание одевать Сиену, словно куклу на выставке, зачастую становились источником трений между супругами. Клэр готова была выкинуть уйму денег на платьица и гольфики, кашемировые кофточки и сандалики с бантами из кожи дорогой выделки, Сиена же признавала только старенькие поношенные вельветовые штанишки, в которых могла ходить на улицу и спать. Девочка зубами и ногтями боролась за право выбирать себе одежду и зачастую доводила мать до слез. Конечно, порой верх одерживала Клэр, но победа доставалась ей тяжелой ценой: зареванная, вся в соплях, дочь и усталая, потная от борьбы мать.

Во всем, что не касалось шелковых ленточек и оборок, они легко ладили. Сиене нравилось, когда мать была рядом, пекла для нее на кухне кексы или рассказывала сказку о волшебном горшочке, который постоянно варил кашу.

— Горшочек, не вари! — возбужденно восклицала девочка, когда Клэр доходила до той части сказки, в которой каша начинала заполнять улицы города. Испуганные люди на балкончиках, взирающие на рисовые реки под ними, нарисованные в книжке, нравились ей до умопомрачения. — Не вари, стоп, не вари!

— Смотри, Сиена, горшочек все варит и варит, — смеялась Клэр. — Каша заполняет весь город, лезет в двери, катится к причалу.

Сиене, которая знала волшебную историю наизусть, никогда не надоедало слушать мать. Клэр тоже любила рассказывать сказку о горшочке и пересказывала ее из раза в раз.

Сиену любила не только мать. Лори, по-прежнему незамужняя и еще более грузная, чем прежде, всю нерастраченную нежность направила на девочку, словно компенсируя этим отсутствие личной жизни. Она любила Сиену так же истово, как ненавидела Хантера. Тетя девочки делала все, чтобы завоевать ответную любовь, но не слишком в этом преуспела, потому что была неловкой и не знала, как именно следует общаться с детьми.

Как-то утром Лори вошла в детскую с огромным вишневым леденцом на палочке — любимым лакомством Сиены. Она предвкушала, как обрадуется девочка, и оттого улыбалась во весь рот.

Сиена сидела на ковре по-турецки, словно маленький темноволосый Будда, и что-то строила из новенького конструктора. Детская была завалена дорогими игрушками «Фишер». Хотя официально эта комната принадлежала обоим детям, солдатики и наборы «Лего» — крайне немногочисленные, — принадлежавшие Хантеру, ютились в дальнем уголке. Все остальное пространство было завалено барахлом Сиены, многие игрушки были безжалостно разломаны и растоптаны, у некоторых Барби не хватало голов или рук.

— Привет, малютка, — заискивающе начала Лори.

Вряд ли она сознавала, что таким же точно тоном разговаривают с душевнобольными людьми и что Сиена чувствует фальшь, как и любой другой ребенок. Присев рядом с девочкой на корточки — поставить стул было некуда, — Лори протянула ей леденец так боязливо, словно средневековый пастор, тычущий Библией в нос бесноватому.

— Смотри, что принесла тебе тетя Лори.

Сиена торопливо выхватила леденец, сунула его за щеку и липкими губами чмокнула Лори в нос. Затем, не сказав ни слова, она вернулась к своему конструктору. В последнее время она увлеклась строительством замков из пластиковых кирпичиков с последующим разрушением их деревянным молотком, который выпилил для нее Хантер.

— Что нужно сказать? — с надеждой спросила Лори, но ее вопрос остался без ответа. Теперь, когда леденец оказался у Сиены за щекой, интерес к тете был окончательно утрачен.

Лори поискала взглядом стул — она устала сидеть на корточках, — но не увидела ничего, кроме пары мягких подушек, небрежно брошенных в углу. Детская скамеечка возле стола едва ли могла принять ее тяжелый вес, и Лори села прямо на ковер.

— А во что ты играешь, детка? Хочешь, тетя Лори поиграет вместе с тобой?

Она взяла зеленый кирпичик и водрузила его сверху строящейся башни. Конструкция накренилась и обрушилась вниз.

— Боже! — простонала Сиена, однако все равно улыбнулась тете. Похоже, падение башни не слишком ее огорчило.

У Лори потеплело на душе: Сиена была единственным членом семьи, кто никогда не упрекал ее в неловкости.

— Строим заново. — Сиена вздохнула так тяжело, что напомнила Лори Пита, когда тот возвращался из офиса после трудного рабочего дня. — Но сначала развалим все, что осталось. — Она принялась изо всех сил дубасить по кирпичикам молотком.

— Ой, глянь! — весело сказала Лори, завидев в дверном проеме Дьюка. — Пришел твой дедушка. Сейчас он поможет тебе строить замок.

При упоминании о деде девочка вскочила с места и, наступая на игрушки, бросилась к Дьюку. Они раскрыли друг другу объятия и крепко обнялись. Дьюк обожал внучку.