— Именно поэтому. И почему убеждали? В светлой магии вы действительно бездарны. А тёмная… Вы уже попробовали её, Александра. Хотите продолжить? Особенно зная, чем вам это грозит?

Не отвечая, я принялась ходить взад-вперёд по комнате, не в силах справиться с охватившим меня возбуждением.

— Пожалуйста, Александра, — мягко, даже умоляюще, сказал Евгений Михайлович. — Предрасположенность не есть предначертание. Ещё можно всё исправить. И ваш Дар можно обратить на пользу, ведь вы способны видеть и воспринимать многое, недоступное нам, Светлым. Собственно, поэтому вам и посоветовали выбрать медицину. К тому же ваши наставники надеялись, что в этой области у вас будет меньше искушения применить вашу Силу во зло. Получилось, к сожалению, наоборот, но сами по себе ваши побуждения были благими. Так что ещё не всё потеряно.

Я, не отвечая, продолжала мерить шагами комнату. Потом резко остановилась.

— А Кристиану де Лилю вы предлагали то же самое?

— Нет, его мы пока не нашли. Он опытнее вас в колдовстве, так что пока он прячется от нас куда успешнее, чем вы. Кстати, вы не знаете, где он?

— Нет. При переносе нас выбросило в разных местах. Евгений Михайлович, прежде чем дать вам ответ, я должна узнать две вещи. Первое — какое именно наказание меня ждёт, и второе — что ждёт Кристиана. В случае как моего согласия, так и отказа.

— Его судьба не изменится ни в первом случае, ни во втором. К сожалению, на де Лиля сделанное вам предложение не распространяется. Его будут судить по всей строгости закона за целый букет преступлений. На которые он, в отличие от вас, пошёл с открытыми глазами.

— Я тоже пошла на них с открытыми глазами.

— Но при этом вы куда хуже представляли себе возможные последствия. И даже вашему сопротивлению при аресте можно найти смягчающие обстоятельства — вы были испуганы, а, кроме того, ваши действия не были нападением. Де Лиль же… Ну, с ним всё ясно.

— Тогда я вынуждена отказаться. Мне не нужна даже полная амнистия отдельно от Кристиана.

— Александра, подумайте ещё раз. Вы сейчас не представляете, на что себя обрекаете. Если вы не согласитесь добром, я буду вынужден действовать силой.

— Нет, Евгений Михайлович, — с уверенностью, которой не испытывала, сказала я. — Это окончательное решение. Или мы оба, или ни один из нас.

— Жаль, — после небольшой паузы сказал Евгений Михайлович. — Мне действительно очень жаль, Александра.

На этот раз нападение не стало для меня неожиданностью, но помогло это мало. Не зря за мной отрядили именно этого человека. Мне показалось, что меня скручивает в узел, одновременно придавливая такой страшной тяжестью, что не то что вздохнуть, а даже думать стало невозможно. На какое-то мгновение я решила, что это конец, и не плен даже, а просто смерть. Никогда не предполагала, что настолько хочу жить. И именно эта неистовая жажда жизни, густо замешанная на страхе, меня и спасла. Я сама толком не поняла, что я сделала, но вокруг моего тела вспыхнул невыносимо жаркий огонь, который сжёг заклинание Евгения Михайловича без следа, едва не спалив заодно и меня. Я лишь в последний момент сумела повернуть выжигающий магию жар на моего противника, вот только ему он вреда не причинил. Между нами с шипением вырос столб серого не то дыма, не то пара, в котором моё пламя и погасло. Первый раунд этой схватки кончился вничью.

Ни единый мускул не дрогнул на лице моего бывшего учителя, однако мне показалось, что он потрясён. Евгений Михайлович, не вставая, наклонился вперёд, одна его рука вцепилась в сиденье, вторая сжалась в кулак на колене. Не знаю, в какой позе в тот момент находилась я, у меня почти не осталось сил, чтобы анализировать происходящее. Давление снова вернулось, и мне показалось, что меня со всех сторон стискивают неумолимо сходящиеся каменные плиты. Попытка вновь вызвать магический огонь успехом не увенчалась, он как-то сумел разъять моё не слишком умелое плетение в самом начале, дёрнув за какую-то из многочисленных ниточек-потоков. О подобном способе борьбы с чужой магией я даже не слышала, привыкнув считать, что поединок магов — это противоборство готовых заклинаний. В отчаянии я зачерпнула Силы, сколько могла и, не трудясь, да и не успевая сформировать из неё какие-то заклятья, ударила, как кувалдой. Часть «плит» и в самом деле разлетелись вдребезги, но на их место тут же встали новые. Я ударила ещё раз, но, казалось, что чем больше я била, тем сильнее меня стискивало. Перед глазами поплыли круги, потом начало темнеть, как во время приснопамятного обморока, и я, окончательно потеряв контроль над собой, отчаянно рванулась и выскользнула — только не из чужого заклинания, а из собственного тела.

Теперь я смотрела на комнату сверху, видя и себя, корчащуюся посреди неё с искажённым, ставшим очень некрасивым лицом, и напряжённого Евгения Михайловича, который приподнялся со своего стула. Он был близок к победе, но и ему эти последние усилия давались с изрядным трудом. Однако окончание схватки было вопросом лишь нескольких секунд. А во все стороны от него, пронизывая пространство, тянулось больше десятка серебристых нитей, по которым, как кровь по венам, к нему текла Сила. Не знаю как, но я поняла, что на другом конце каждой из этих нитей сейчас находится по сильному магу, и они щедро делятся с ним магической энергией. Глупо, конечно, было думать, будто он явится ко мне безо всякой страховки. Я сумела заставить уважать если не себя, то свой Дар.

В следующую секунду меня дёрнуло назад, обратно в моё тело, и навалившаяся тяжесть вновь стала невыносимой, но теперь я знала, куда бить. Евгений Михайлович, фокусировавший в себе Силу своих помощников, в тот момент казался мне пауком, сидящим в центре паутины. Не пытаясь больше отбивать давящие меня заклинания, я собрала последние крохи своей Силы и нацелила удар в фокус сходящихся нитей. Я знала, что на вторую попытку у меня уже не останется ни сил, ни времени, и потому, представив себе острое копьё, послала его в цель, вложив в него всё, что у меня ещё оставалось.

«Паутина» с неслышимым обычному слуху звоном лопнула. Тяжесть исчезла, словно и не было, я пошатнулась, жадно хватая ртом воздух. Мягкий удар упавшего на пол тела прошёл мимо моего сознания, и лишь взглянув на противника, я увидела, что он лежит на полу и его жёлтые глаза слепо смотрят сквозь меня. Забыв на миг о боли и одышке, я рванулась к нему, и тут же остановилась, поняв, что ничего уже не исправишь. На теле Евгения Михайловича не было никаких повреждений, но моё «копьё» пробило слишком большую брешь в его ауре и в том, что называют душой. Жизнь вытекла из него стремительно и неотвратимо.

— О господи! — прошептала я. Я знала, что передо мной труп, я чувствовала это, но разум отказывался верить. Я убила человека. Боже мой, я его действительно убила!

Воздух над телом моего бывшего учителя начал медленно темнеть, свиваясь в смертную тень. Я попятилась, меня затрясло. Лихорадочно оглядевшись по сторонам, я схватила рюкзак, кинулась к двери, рывком распахнула её и выскочила в коридор. Ключ так и торчал в замочной скважине снаружи, я повернула его, пробежала по коридору, скатилась вниз по лестнице, бросила ключ на пустую стойку и выскочила на улицу. Меня гнал прочь страх, но не перед тем, что меня схватят, хотя смерть Евгения Михайлович не могла пройти незамеченной. Куда больше меня напугало содеянное мной. И лишь промчавшись до конца улицы и вновь начав задыхаться, я наконец обрела способность соображать. Ясно как день, что мне нужно убираться из Сен-Виктора, и как можно скорее. Уж теперь-то мне точно пощады не будет.

Бежать я уже не могла, поэтому быстро пошла по шоссе, прикидывая, не свернуть ли мне и не пойти ли напрямик через поля. Или попробовать остановить попутку? Вдали послышался гул мотора, и на дороге показался небольшой грузовичок. Решив, что на грузовике мои преследователи ездить точно не будут, я кинулась ему навстречу, размахивая руками. Грузовичок остановился, стекло дверцы опустилось, и водитель высунулся из кабины.