Столь успешное завоевание чартов во многих странах — кроме, как ни странно, Штатов — символизировало возврат к яркой и дешевой энергетике эпохи биг–бита: Болан, «Slade», Элис Купер и «The Sweet» прокладывали дорогу таким «зрелищным» явлениям глэм–рока, как Дэвид Боуи, Гэри Глиттер, старой группе двуполого Эми — «Roxy Music» и Сюзи Куатро, затянутой в байкерский кожаный прикид, которая вопила навязшую в зубах «I Wanna Be Your Man», ничуть не побеспокоившись о том, чтобы хоть как–то изменить текст песни (NB «I Wanna Be Your Man» — «Я хочу быть твоим мужчиной». — Прим. пер.). Джинса «поколения Вудсток» и марля были теперь не в моде — на смену им пришли блестки, люрекс и ярко накрашенные джентльмены, переодетые в женщин.
Старр никогда не относился к глэм–року с таким же презрением, как к группам калибра «The Osmonds» и им подобным. Однако «Slade», выходцы из «черной страны» (каменноугольный и железообрабатывающий район Стаффордшира и Уорикшира. — Прим. пер.), так же как «The Beatles» — из Ливерпуля, были, по его мнению, еще одной «бездарной группой, но они придумали свой имидж: и стиль жизни, которого придерживается много людей. Мне кажется, у них нет будущего». Мэтр также отметил, что «уровень Боуи на ступеньку ниже того, что делает Болан, а Элис [Купер]— где–то между ними».
Настойчивое стремление Болана к славе, с его «пестрым» прошлым (в детстве Марк был актером, моделью, а позже — звездой андеграунда) и его неимоверное самомнение приводили в ярость его старших коллег — тем более что однажды он стал звездой. Когда он хвастался тем, что в шоу–бизнесе стоит на одной ступеньке с Ленноном — что, может быть, было не так уж далеко от истины, — после появления на Grand Old Man в Нью–Йорке, Джон предупредил его через прессу, чтобы он не заходил слишком далеко. Когда же Болан заявил, что «тирекстаз» («T Rextasy») (как и в лучшие времена ливерпульской четверки, его повсюду осаждали толпы вопящих фэнов) стал таким же значительным явлением, как и мода на «Rolling Stones», Джаггер только усмехнулся, ответив, что «он не заинтересован в том, чтобы ездить по захолустным английским городишкам и «заводить» десятилетних детей» — или тех, кому еще не стукнуло десять, вроде Зака и Джейсона Старки, которые — как полагал их папаша — «тащились» от «Т Rex» так же, как он в свое время от Литтл Ричарда.
Поклонник сценического искусства Марка — «он знает, как накалить атмосферу, а это — великое мастерство», — Ринго позвонил в его кенсингтонскую квартиру, чтобы предложить «кое–какую идею. Посмотрим, что ты скажешь, да или нет».
Последующая за этим разговором встреча практичного Старра и пижонского Волана была одним из судьбоносных моментов; Марк отметил:
«Получилось как всегда — люди, с которыми меньше всего рассчитываешь вступить в близкие отношения, становятся твоими друзьями».
Болан, который обладал непоколебимой уверенностью во всем, что бы он ни говорил и ни делал, одарил прекрасным экземпляром Les Раи1 того, кто стал ему «почти отцом. Он уже прошел через все это, много чего повидал, и я многому у него научился».
Марк принял предложение Ринго снять фильм о группе «Т–Rex». He только тот факт, что для обложки альбома «Slider» Болана снял сам Старр (хотя существует мнение, что разворот альбома ошибочно содержал имя Ринго Старра, а настоящим фотографом был Тони Висконти; таким образом, очевидно, Марк все еще старался наладить контакт с другими суперзвездами рока, чтобы повысить интерес к своей персоне), повлиял на его решение, но и желание Ринго попробовать нечто большее, чем просто играть в фильме, так как «быть актером — самое простое. Гораздо сложнее продюсировать картину и «собирать» ее воедино». Его первой — и самой значительной — работой в качестве режиссера стал «Born to Boogie», полноцветный фильм о «Т Rex», который финансировала Apple. Артист калибра Марка Волана вряд ли заслуживал меньшего.
Центральным эпизодом фильма был концерт группы в «день, когда вернулась поп–музыка», 18 марта 1972 года, когда бушующие волны визжащих возбужденных девиц устремились к сцене Empire Pool на стадионе Wembley. Там же в 1966 году Ринго, у которого в ушах еще звенел припев «I'm Down», пришлось очертя голову рваться к ожидающему его лимузину, который фанаты преследовали аж до Хэрроу–роуд. Шесть лет спустя он находился в оркестровой яме, где руководил операторской работой, не обращая внимания на царивший вокруг кавардак. Наверное, для него это было странное чувство — быть игнорированным обезумевшими девушками, для которых он был всего лишь парнем, стоящим чуть ближе к их любимцу Марку. После концерта ситуация настолько вышла из–под контроля, что была разбита камера, а Мэлу Эвансу пришлось схватить Волана в охапку и втолкнуть его в бронированный автомобиль.
По крайней мере один объектив был направлен на толпу поклонников во время шоу. В холодном свете монтажной комнаты в Twickenham Studio заинтригованный Старр обнаружил, что фэны не просто вопили — «все присутствовавшие на концерте как будто разом поменяли свою сущность. Именно для того, чтобы запечатлеть эту невероятную метаморфозу, мы сделали столько приближений. Один парень и его девушка неподвижно сидели и наблюдали за происходящим на сцене. На лицах некоторых девчонок было написано сумасшествие».
Просмотрев отснятый материал, «я захотел чего- то большего. Понимаете, моя теория по поводу съемок концертов заключается в том, что невозможно полностью передать атмосферу в зале, поэтому я попросил Болана кое–что написать, и мы провели еще два дня перед камерами». Дополнительные съемки, проходившие по большей части на небольшом летном поле и в Tittenhurst Park — восьмидесятиакровом поместье в Беркшире, которое принадлежало Леннонам, — чем–то напоминали «Magical Mystery Tour»; контрастирующие эпизоды были связаны между собой афоризмами (предложение Ринго), взятыми из энергичной «Let's Have a Party» Ванды Джексон 1958 года. Столь же произвольным был и состав исполнителей — в него входил сам Ринго (в роли Дормауса — в одном эпизоде с Боланом, Сумасшедшим Шляпником), бородатая монашка, гоблин, который обгладывает боковые зеркала машин, и Элтон Джон, который, до того как попасть в чарты в 1971 году, был Регом Дуайтом, пианистом в пабах и заказным композитором.
Музыку к фильму — хиты «T–Rex» и некоторые другие шлягеры — и заразительную энергетику Wembley нельзя было испортить глупым визуальным рядом, и поэтому Ринго провел несколько недель в студии, занимаясь тяжелой рутинной работой — ежедневно с 9.30 утра до позднего вечера — над каждой пленкой, кадр за кадром, даже несмотря на то, что «редактор вмешивался со своей нарезкой» («я предпочитаю крупные планы»). Марк, следовавший за ним по пятам, и студийные техники были поражены тем, насколько профессиональными были его замечания по поводу ритма, темпа продвижения камеры и углов, под которыми снимался тот или иной момент. Он также предстал важной фигурой в киноиндустрии во время рекламной акции, которая включала появление на детском телевидении и — для чего все и затевалось — поездку в Соединенные Штаты, где «Get It On» завоевала вершину Hot 100 к моменту премьеры фильма 14 декабря 1972 года.
Пусть это был и не «Ben Hur» («Бен–Гур»), однако Старр все же удостоился хвалебных рецензий от критиков (хотя и не всегда искренних), вроде той, что была напечатана в Morning Star: «фильм, режиссером которого был Ринго, — лучшая хипповская развлекательная картина, с тех пор как «The Beatles» стали жертвой инсектицида». Однажды, услышав от одного из руководителей фирмы EMI, что его юная дочь уже третий день поздно возвращалась домой, так как не могла попасть на «Born To Boogie» из–за недостатка мест в кинотеатре, в котором показывали фильм, Марк позвонил Ринго, и они «вместе поехали в тот кинотеатр — просто посмотреть на очередь, которая выстроилась вокруг здания» («именно такого успеха мы и добивались»).
