Господи, какая она умная, думала Синтия, и какая чудовищно самоуверенная… и пустая, как мои мечты…
— Бет, ты не понимаешь. Я хотела быть ему хорошей женой! Пока он не показал мне контракт, я думала, что он считает меня порядочной женщиной.
— Значит, ты здорово просчиталась.
— Отлично, — сказала Синтия, стараясь придать голосу спокойную твердость. — А теперь иди. Мне надо одеться. Свари себе кофе. Сколько захочешь. Только оставь меня в покое и перестань рассуждать, как шлюха.
Она вернулась в спальню, открыла комод, вытащила пару колготок и стала их надевать.
Бет вошла следом и остановилась. Глаза у нее забегали, губы скривились в злой, настороженной усмешке.
— Ну, мама, если честно… я уже попробовала.
— Что попробовала?
— Ну, это самое. С Клэем. Мы переспали.
— Нет! Нет! Нет! — Синтия зашлась в хриплом крике. Она кричала как безумная, нелепо размахивая руками.
— Да, — прошептала Бет. — Да, это правда.
Страх, бравада, ненависть смешались на ее лице. Она резко повернулась и выбежала из комнаты. Быстрые легкие шаги в холле. Синтия рывком открыла верхний ящик комода и тупо смотрела на лежавшие там шарфы, расчески, бигуди… Сейчас ее вырвет! Циничные слова дочери, ее ужасные лживые глаза крутились у нее в голове. Словно юркие влажные пиявки, они заполняли череп, ползли к желудку. Не стой, как истукан. Не смей спускать ей это с рук.
Бет, наверно, ушла к себе. Синтия бросилась за ней через холл, скользя и чуть не падая, и оказалась в комнате как раз в тот момент, когда Бет заперлась в своей ванной. Синтия ударила в дверь кулаком.
— Открой немедленно, дрянь! Открой сейчас же!
Но она понимала, что никакие силы на свете сейчас не заставят Бет открыть дверь. И от кого она научилась так упрямо сидеть взаперти, молчать и слушать, как за дверью кто-то исходит беспомощной яростью?..
— Открой дверь, скажи что-нибудь! — крикнула она, продолжая барабанить в дверь. Никакого ответа.
Утомившись, Синтия прекратила стучать и молча ждала, как ждала при похожих обстоятельствах ее мать, как ждал Клэй. Прошла минута. Наконец до нее донесся голос Бет, приглушенный и по-детски жалобный:
— Ты ничего не понимаешь.
Эти детские, много раз слышанные слова почти успокоили Синтию. Она подумала, что еще может победить в этой схватке — если в победе остался какой-то смысл…
— Ошибаешься. Я понимаю. И знаю, что отчасти виновата сама. Открой мне дверь, пожалуйста, поговорим.
— Не хочу! — ответила Бет и вдруг — непростительно, жестоко, непристойно — рассмеялась.
От этого смеха у Синтии прибавилось сил. От смеха — и еще от того, что она вспомнила: двери в ванных комнатах давно подгнили, их все равно надо будет менять. Кафель переложить успели, а до дверей дело еще не дошло. Господи, подумала она, я же могу взломать дверь! Могу сделать то, на что не решились ни мать, ни Клэй!
Она нажала на дверь плечом. Дерево у верхних петель затрещало. Она надавила боком и стала молотить кулаками, пока верхняя часть двери не отделилась от косяка. Еще и еще раз. Отступив на три шага, она разбежалась и ударила изо всех сил сначала одним плечом, потом другим. Дверь подалась и упала внутрь.
Бет стояла в ванне, прижавшись спиной к кафельной стенке и заслонив грудь руками; глаза у нее были как две застывшие зеленые ямы.
Перешагнув через искореженную дверную раму и оцарапав ноги, Синтия попыталась схватить Бет за руку, но та только теснее прижалась к стене. Перегнувшись через край ванны, она схватила дочь за плечи и стала ее трясти так, что головой Бет стукнулась о стенку — не очень сильно, но достаточно, чтобы испугаться.
— Перестань, ты убьешь меня! — взвизгнула Бет.
Синтия убрала руки, и голова Бет безвольно мотнулась вперед.
— Никогда не смей от меня запираться. Поняла? Никогда! — Обхватив Бет за талию, Синтия оттащила ее от стены. — Выходи отсюда сейчас же, — скомандовала она. — Ступай ко мне в комнату. Я должна с тобой поговорить.
Синтия рванула дочь за вялую, дрожащую руку. Бет, спотыкаясь, покорно вылезла из ванны. Как ни странно, у Синтии снова пробудилось материнское чувство. Схватка как будто кончилась — или почти кончилась.
— Нам надо немедленно поговорить.
В спальне Бет, обхватив голову руками, опустилась на пол у шезлонга. На мать она не смотрела, но в ее позе читалось затаенное упрямство; ноги она поставила носками внутрь.
— Итак, выслушай, что я тебе скажу, — начала Синтия, глядя на дочь. Голос ее звучал твердо. Она чувствовала, что на какое-то время вернула уважение дочери и та, хоть и неохотно, прислушивается к ее словам. — Что сделано, того не воротишь. Точка.
— А вдруг я забеременела? — спросила Бет, сводя носки еще ближе.
— Ты не забеременела. Я знаю, что ты на таблетках. Но даже если так, сделаешь аборт.
— А если я не захочу? — Бет с прежним наглым видом подняла голову. Последний козырь. Синтия решила его игнорировать.
— Дойдет до дела — тогда поговорим. Сколько раз ты была близка с ним?
Бет с вызовом посмотрела на мать и промолчала.
— Что ж ты не говоришь, что это меня не касается? Ты ведь именно так считаешь? Мол, ей-то что — она всего-навсего моя мать, а он всего-навсего ее муж!
Бет опять промолчала.
— Впрочем, неважно. Мне все равно, с лета вы этим занимаетесь или только раз переспали. Или ты вообще все это выдумала. Важно одно: больше ты с ним под одной крышей не останешься. Ты уедешь. Сейчас же.
— Почему?
— Потому что я так говорю! — выкрикнула Синтия, и Бет вздрогнула от страха. Хорошо! Так и надо. Она схватила щетку и принялась расчесывать волосы, пока они не затрещали. — Теперь слушай меня. Я должна пойти на ланч, иначе, если мы опять останемся вдвоем, я боюсь, что могу тебя изувечить. До моего возвращения ты должна успеть собраться и попасть на поезд. В Велфорде сиди дома и жди меня. Если хочешь, позвони бабушке, только, ради Бога, не говори ей, почему ты приехала или почему тебя выгнали из школы. Потом я решу, что делать. Сейчас я не очень хорошо соображаю, по вполне понятным причинам.
— А жене Клэя ты не расскажешь?
— Разумеется, нет. Никто не должен знать. Даже Сара. Ты понимаешь? Вряд ли, но потом поймешь, можешь мне поверить.
Синтия посмотрелась в зеркало и поправила волосы. Глаза у нее сверкали, щеки раскраснелись.
— А как же моя идея? — спросила Бет.
— Какая идея?
— Ну вот то, что я придумала. Как выманить деньги у Клэя.
— К черту твою идею! — Синтию охватила новая вспышка гнева — еще более безудержная, чем тогда в ванной. Потеряв всякий контроль, она неожиданно для самой себя швырнула щеткой в Бет. В голову щетка не попала, но задела плечо, хлопнулась на пол и разбила фарфоровую пепельницу рядом с шезлонгом.
Бет вскочила и бросилась к двери.
— Требуешь, чтоб я тебя слушалась, зовешь поговорить, а сама хочешь убить меня! Я тебя ненавижу! Ненавижу!
Синтия думала, что Бет опять убежит, но она стояла в дверях, глядя на мать испуганными, полными слез глазами. Потом, нагнувшись вперед так, что волосы закрыли лицо, она разрыдалась. Пока Бет судорожно, безутешно рыдала, Синтия поняла, что ее невозможная, но бесконечно дорогая и в чем-то совершенно невинная дочь переживает самое большое горе в своей жизни. Весь ее мир разбился вдребезги, как экран телевизора, в который запустили молотком. И еще она поняла, что любит Бет больше всего на свете.
— Ты… ты только сердишься, ты ничего, ничего не понимаешь, — повторяла Бет, всхлипывая.
Но дочь ошибалась. Синтия прекрасно понимала ее замысел. По сути, это был достаточно банальный ход. Дорис Румбах подытожила бы все это в двух-трех предложениях. Женщине, которая выросла в провинциальном городке, хорошо известны такого рода непристойные уловки. И хитрый план Бет — как им всем вернуться в Велфорд и при этом разбогатеть — был из этой же категории. Все, что требовалось, — это надушиться, накраситься, надеть белье с кружевами, может быть, длинные черные чулки, дать матери в руки фотоаппарат (пусть подглядывает, спрятавшись за занавеской!) — и порядок! Они снова заживут, богато и благополучно, в своей цитадели, в своей чисто женской компании. Разве не так действуют в кино веселые шантажистки, всегда жизнерадостные, самоуверенные и пышущие здоровьем, невзирая на рискованность профессии? Разве не так действуют девицы из «Плэйбоя», когда хотят подцепить на крючок старых толстяков-миллионеров? За рыданиями и всхлипываниями Бет Синтия почти физически ощущала ее растерянность. По-видимому, Бет не могла взять в толк, почему она, Синтия, всю жизнь гнавшаяся за деньгами, теперь лицемерит, становится в позу и отвергает такой прекрасный план.
