— Но Клэй очень хороший, — заявила Бет, оглянувшись на Синтию.

— Я ему не доверяю.

— Почему? И потом, другого ведь нет? — спросила Бет.

— Это еще не причина. Ты постараешься не повторять маминых ошибок, правда?

— Я буду балериной.

— Хорошо. Только не забудь, о чем я тебя прошу.

— Бет, марш к себе в комнату, сейчас же!

Миссис Мур слегка подтолкнула Бет к двери.

— Делай, как мама велит, детка.

Пожав плечами и что-то пробормотав, Бет пятясь вышла из комнаты. Синтия подождала, пока раздались ее шаги на лестнице, поднялась, зажгла все лампы и смахнула несуществующую пыль.

— Может, скажешь наконец, приедешь ты на свадьбу или нет? Мы договорились, что это будет во вторую пятницу октября. Верхний зал ресторана «Лютеция».

— Это обойдется тысяч в пять, не меньше.

— Нет. По сотне на человека, а нас будет всего четырнадцать.

— А потом?

— Потом мы поедем в свадебное путешествие на Ка-рибские острова, а девочек отправим в Хоуп-Холл. Их обещали принять, хоть учебный год уже начался. Мы будем жить в Нью-Йорке, я продам магазин, а летом приеду в Велфорд.

— Значит, ты все уже решила?

— Да.

— Тогда о чем же разговаривать?

— Действительно не о чем. Все решено. Я просто хотела, чтобы ты знала.

Синтия взяла свой бокал и села в кресло-качалку рядом с матерью. Голова миссис Мур была опущена, и она вертела кольца на пальцах, а это всегда означало, что она сдается.

— Поможешь мне известить всех о свадьбе или мне этой самой сделать?

— Да ладно, я сделаю.

Они замолчали. Миссис Мур погрузилась в свои мысли, затем снова заговорила.

— А если он заведет интрижку с другой, или окажется подлецом, или просто у него обнаружатся какие-нибудь отклонения?

— Не буду обращать внимания.

— А если не выдержишь?

— Скорее уж он не выдержит — он такой толстый, у него фунтов тридцать лишних.

— Причем тут его вес?

— При том.

Синтия увидела, как поджались в крокодиловых босоножках пальцы ее ног.

— Ты думаешь, он скоро умрет? — спросила миссйс Мур шепотом.

Синтия промолчала. Она с трудом сохраняла на лице безмятежное выражение, как будто она только и сказала, что хочет перекрасить волосы. Мысли смешались у нее в голове, она была в ужасе от того, что произнесла. Нет, это неправда. Правда… Безумие. Она вовсе не думает, что Клэй умрет. Она хочет прожить с ним двадцать лет, а то и больше, создать семью. Она не хочет вдовства, одиночества, необходимости все решать и делать самой. Она хочет, чтобы был Клэй и чтобы им было хорошо вместе. Ей с ним хорошо. Он похож на большого застенчивого мед-ведя-панду, и она может, должна, уже любит его.

Но ведь сумела же она представить, что он умер. Разве не об этом она только что говорила? Умер? Ну да, когда-нибудь, через много лет, от ожирения, старости, воспаления легких, мало ли от чего. Получается, она выходит замуж и может спокойно представить, как ее жених лежит мертвый в гробу, а ей достаются все его деньги.

— Давай зажжем камин, — предложила миссис Мур, которую колотила нервная дрожь.

— Не могу, я в прошлую субботу извела все дрова, когда Клэй был здесь.

Миссис Мур открыла сумку, жадно посмотрела на сигареты, вытянула одну из пачки и закурила. Она позволяла себе четыре сигареты в день. С тех пор, как она пришла к Синтии, она выкурила уже пять, а Синтия всегда следила, чтобы мать не курила слишком много. Миссис Мур глубоко затянулась.

— А у него крепкое здоровье? Ты не в курсе?

— Конечно, он совершенно здоров, это все глупости. У нас с Клэем все будет хорошо. Уж я постараюсь.

Синтия понимала, какое замешательство и боль ощущает ее мать, которой открылось сейчас, как плохо она знает собственную дочь, как трудно ей представить, что таится на дне ее души — там, где у всякого человека личные интересы сталкиваются с общепринятыми нормами морали.

Извини, мама, я ничем не могу тебе помочь, сама про себя ничего не знаю. Спроси через месяц-другой, может, тогда разберусь.

Миссис Мур сказала со вздохом:

— Мне будет без вас скучно, когда вы уедете в Нью-Йорк.

— Понимаю, но мы же приедем летом. А ты можешь навестить нас в Нью-Йорке.

— Я не приеду.

— Почему?

— Потому что ты не захочешь, чтобы я тебе мешала. Не захочешь, чтобы я убедилась, как была права насчет Клэя.

Синтия со стуком поставила бокал на столик и почувствовала, как от гнева у нее вспыхнуло лицо.

— Если окажется, что я права, разумеется, — быстро добавила миссис Мур и с испугом посмотрела на дочь.

Свадьба состоялась в самый солнечный день октября. Когда были произнесены слова торжественных клятв и Синтия с Клэем обменялись скромным поцелуем в губы, Клэй поспешил к покрытому белой льняной скатертью сервировочному столику в конце элегантного зала на втором этаже «Лютеции». Вид у него был спокойный, довольный: судьба послала ему приятное и удобное решение серьезной жизненной проблемы.

Синтия тревожно оглядела их маленькую компанию. Похоже, все предпочли бы сразу сесть за стол, а не разыгрывать после свадебной церемонии двадцатиминутную интермедию с закусками и шампанским, как она спланировала. Жаль, подумала Синтия, зря старалась. Она очень хотела, чтобы все прошло гладко, как полагается.

Персиковый шелк ее платья — оно сидело превосходно, и вообще, такого красивого платья у нее никогда не было — шелестел при каждом движении. Она двинулась вдоль длинного обеденного стола в центре зала, по пути принимая поздравления сначала от своей матери и дочерей, затем сыновей Клэя, и, наконец, от двух приглашенных пар, Румбах и Лори.

Она чувствовала, как взгляд Клэя с гордостью следит за ней, знала, что он стоит, покачиваясь на пятках. Быстро поцеловав Синтию, миссис Мур встала в сторонке, как и подобает настоящей бабушке. Опершись дрожащими руками на спинку стула, она придирчиво наблюдала, как два официанта, держась необыкновенно прямо, разносят подносы — словно это были ее собственные слуги.

Закуски — что-то запеченное в тесте — были немного пересолены, но шампанское было настоящее, очень сухое, и анемоны в низких серебряных вазах в центре стола были великолепны. Как и золотой солнечный свет, весело играющий в хрустальных гранях высоких бокалов и на шелковистых длинных волосах девочек. Бет и Сара стояли у окна, они были прелестны в своих светлых шерстяных платьях и со смущением, а может, и с некоторой брезгливостью смотрели на этот праздник любви и плотского влечения, где главными действующими лицами были два не очень молодых человека.

Дорис Румбах относилась к происходящему совсем иначе. Для нее эта свадьба означала несомненную победу Синтии в чисто материальном плане. «Как приятно видеть вас вместе! — неоднократно восклицала она. (На ней был вязаный костюм цвета лаванды и такого же цвета тени на глазах.) — И обед в «Лютеции»! Когда мы бываем в Нью-Йорке, мы никогда не попадаем в такие модные рестораны». Ее муж Тэд молчал. На нем был светло-голубой костюм. Своей короткой стрижкой ежиком и крепким телосложением он напоминал боксера-професси-онала. Два поколения его семьи владели банками, но в начале двадцатого века женская линия породнилась с португальскими скотопромышленниками, и финансовая деятельность была вытеснена менее интеллектуальным семейным бизнесом.

Памела позвонила и сообщила, что не приедет, просто не сможет осилить дорогу из Калифорнии. Глупый предлог. Синтия начала было уговаривать ее, но остановила себя. Чего она ждет от сестры? Благословения? Но как может Памела со своими прямолинейными представлениями о жизни и мужчинах благословить этот непростой, осложненный всякими нюансами союз? Один лишь взгляд на жениха и невесту — и она увидит, насколько они разные, может даже не удержится и выскажется по этому поводу. Нет, Дорис куда лучше. Она этот брак одобряет. Она просто в восторге! Ее подруга Синтия выиграла приз в шестьдесят четыре тысячи долларов! И к черту вопросы, которые появятся потом. Синтия не может позволить себе упустить такой шанс. Обязана им воспользоваться.