Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Клеми, дорогая, я ничего тебе не буду поручать, ни о чем не буду просить. И так все ясно. Дик остается у тебя… Не обижай его… Я ничего не нажил, чтобы оставить сыну… Уж ты прости… Но кое-что я еще могу для него сделать… Подай мой черный саквояж, Клеми!..

Она достала из шкафа потертый черный саквояж и поставила его на край постели. Дик придвинулся ближе, уверенный, что отец хочет ему что-то подарить.

Мюррей вынул из саквояжа две блестящие никелированные коробки. У мальчика при виде их разгорелись глаза.

— Это мне, папочка, это мне?

Отец погладил его по голове:

— Тебе, мой хороший, тебе… Клеми, сними с него куртку и засучи рукав рубашки.

— Том, милый, зачем? Что ты хочешь делать?! — испуганно спросила Клементайн, не замедлив, впрочем, выполнить просьбу брата.

Бескровные губы больного тронула легкая улыбка:

— Не волнуйся, дорогая. Я просто хочу уменьшить бремя твоих забот. Дик болезненный ребенок. И ест из рук вон плохо… Я сделаю так, что он никогда ничем не будет болеть… Подведи его ближе и подержи ему руку… Вот так, хорошо…

Из одной коробки Мюррей извлек шприц с тонкой иглой, из другой — небольшой флакон с молочно-белой жидкостью. Проколов пластмассовый предохранитель, он втянул всю жидкость в шприц.

— Может, лучше позвать доктора Кларка? Он еще здесь… Ведь иглу, Том, прокипятить надо, — робко заметила тетя Клеми.

— Не нужно… Никого не нужно… Я сам… А игла в порядке… Ну, сынок, будь мужчиной! Не боишься?

— Не боюсь, папа! Нисколько не боюсь!

Когда из комнаты больного донесся пронзительный детский крик, доктор Кларк вскочил с дивана и со всех ног бросился на голос. Он был уверен, что случилось самое ужасное. Пробежав по коридору, он уже взялся за ручку двери, но голоса из комнаты заставили его остановиться.

— Ты противный! Я не люблю тебя! — кричал мальчик сквозь громкие рыдания.

Тут же послышался голос больного:

— Вот и все… А ты плачешь!.. Отдай ему эти коробки, Клеми, и уведи его. Через час он уснет и проспит до завтрашнего утра… А доктору Кларку об этом ни слова. Обещаешь?

— Да, да, Том, обещаю! — взволнованно ответила женщина.

Доктор Кларк пожал плечами и медленно побрел обратно в комнату, где сел на диван и погрузился в задумчивость.

Тем временем Клементайн одела Дика, сунула ему в руки блестящие коробки и, всхлипывающего не столько от боли, сколько от обиды, поспешно увела прочь.

Мюррей проводил сына широко раскрытыми глазами, полными тоски.

— Прощай, Дик! Я умру, и с этим ничего не поделаешь… Но ты, сынок, будешь жить всегда! — прошептал он, когда дверь за ушедшими закрылась.

Прошло два года. Дик за это время изменился до неузнаваемости. Теперь это был рослый, крепкий, упитанный мальчуган, которому можно было смело дать не шесть лет, а все восемь.

О странной сцене с уколом Клементайн очень скоро забыла. А ведь, говоря по совести, в тот момент поступок больного брата ужасно перепугал ее. У нее даже возникло подозрение, что бедный Томас, находясь в состоянии сильнейшего душевного расстройства, решил не оставлять беспомощного ребенка одного и ввел ему в кровь смертельный яд.

Подозрение ужасное, но вполне простительное — ведь Клементайн десять лет не виделась с братом и ничего не знала ни о его работе, ни о жизни, ни о мыслях. Тревога за маленького племянника настолько захватила ее, что заглушила все тяжелые переживания, связанные с кончиной и похоронами брата. Даже во время ночного переполоха, вызванного смертью Томаса, Клементайн то и дело бегала в комнату Дика и, склонившись над кроваткой, со страхом прислушивалась к его мерному дыханию.

Но, к счастью, все ее опасения оказались напрасными. Все обошлось как нельзя лучше…

“Причуда ученого!” — решила тогда Клементайн и перестала думать об удивительном поступке брата.

А блестящие коробки и шприц она упрятала в черный саквояж, который затолкала под кучу старого хлама на чердаке. Ведь эти вещи должны были вызывать у Дика неприятные воспоминания об отце. А это ни к чему. Пусть мальчик до времени думает, что отец уехал в далекое путешествие.

Дик недолго спрашивал об отце. В смутных, мимолетных воспоминаниях или в легких, мгновенно забываемых сновидениях отец являлся ему большим и добрым человеком без определенного лица, без определенного значения.

Дни Дика были заполнены едой, играми, сказками и снова едой. Он много бегал, много ел, его любознательность была неистощима, а поразительной изобретательностью он ставил в тупик даже доктора Кларка.

Весь дом и сад были в распоряжении мальчика, и он пользовался ими во всю ширь своей неукротимой энергии и фантазии.

Но лучшими часами для Дика были те, которые он проводил с доктором Кларком.

Старый врач полюбил Дика, как родного, и отдавал ему все свое свободное время. Собственная судьба сложилась у доктора так, что он не успел обзавестись семьей, и теперь весь нерастраченный жар его сердца, вся его доброта и любовь к детям достались Дику. Их общение заключалось в бесконечных беседах, во время которых мальчик задавал уйму вопросов, а старик терпеливо и с увлечением отвечал на них.

Вначале Клементайн порывалась принимать участие в этих беседах, но потом примирилась с тем, что Дик любит толковать с доктором Кларком наедине.

— Ты не обижайся, тетя Клеми! — уговаривал ее мальчик. — Я сильно, сильно люблю тебя, но у нас с доктором такие разговоры, такие разговоры, что ты только помешаешь!

— Ну что это за разговоры, которые мне нельзя слушать? О чем?

— Обо всем, тетя. Честное слово, обо всем!

— Ну, если обо всем, тогда другое дело. Не буду вам мешать…

А доктор Кларк с улыбкой ждал, когда Клементайн сдастся, и с довольным видом уводил Дика в сад.

“И все-таки он мой! Мой и ничей больше!” — утешала себя Клементайн, глядя вслед доктору Кларку и здоровенному мальчугану, кудрявая голова которого уже доходила старику до плеча.

Новые неожиданные заботы возникли, когда Дику пришло время поступать в школу. Дело в том, что мальчик рос все быстрее и быстрее и в свои семь лет больше походил на пятнадцатилетнего подростка, чем на первоклассника. И вот тогда Клементайн впервые заговорила с доктором Кларком о необыкновенном здоровье и бурном росте своего племянника.

Доктор Кларк внимательно выслушал ее и сказал:

— Напрасно вы волнуетесь, Клементайн. Мальчик находится под постоянным медицинским надзором, отлично питается, живет в благоприятном для него климате…

— Но его рост, доктор! Ведь он выглядит на пятнадцать лет!

— Ну и что же? Вы слыхали об акселерации, Клементайн?

— Об акселерации? Это еще что такое?

— Ничего страшного. Акселерацией называют доселе неразгаданную способность современных детей расти и развиваться быстрее, чем росли и развивались дети предыдущих поколений. Это явление наблюдается во всемирном масштабе и объясняется тем, что дети стали лучше питаться и меньше болеть. Разумеется, каждый ребенок подвержен влиянию акселерации по-своему — один больше, другой меньше. Наш Дик, по-видимому, с исключительной силой реагирует на акселерацию. Отсюда его здоровье, его рост, его общее развитие.

— А это не опасно, доктор?

— Напротив. Это очень положительное явление в эволюции человеческого рода.

— А в школе у Дика не будут неприятности из-за этой… акселерации?

— Уверен, что ни малейших!

Прошло еще немного времени, и Дик предстал перед комиссией учителей. Он был выше своей тетки и почти сравнялся с доктором Кларком. Только круглая розовощекая физиономия с большими удивленными глазищами да чистый заливистый дискант выдавали в нем семилетнего ребенка.

Школьная комиссия была несказанно поражена видом такого первоклассника.

— Ребенку семь лет. Вот его метрика. Прошу зачислить его в первый класс, — решительно заявила Клементайн и положила на стол документы Дика.

84
{"b":"203197","o":1}