Третьего апреля М.Дж. Багиров направил Глинскому, Атакишиеву, Гасанову и Зейналову срочное сообщение: «Надо предупредить Пишевари и через него других руководителей Национального правительства, что тегеранское правительство само к ним обратится с предложением вести переговоры об условиях взаимных уступок, причем местом переговоров они называют город Кередж. Это лишний раз говорит о том, что тегеранское правительство вынуждено считаться с азербайджанцами и не намерено особенно обострять отношения, тем паче открывать боевые действия. Следовательно, Национальному правительству надо держаться с достоинством, до самого конца выдержать, никаких послаблений в своих мероприятиях не делать. Это одновременно говорит о том, что вооруженные силы Национального правительства должны крепко стоять на тех позициях, где они сейчас находятся, и никого не пропускать после ухода Красной Армии из представителей тегеранского правительства, будет ли это представитель жандармерии, полиции или войсковых частей, без особого разрешения самого Национального правительства. А разрешение Национального правительства, само собой разумеется, будет только после того, как переговоры будут завершены и будет подписано соглашение»[703].
Стенограмму рекомендаций М.Дж. Багирова по поводу предстоящих переговоров с тегеранским правительством в Тебриз доставили М. Ибрагимов и замминистра госбезопасности генерал А. Керимов. Дополнительные указания Багирова пришли по военному телеграфу 3 апреля. В ночь с 4 на 5 апреля М. Ибрагимов, Г. Гасанов, А. Атакишиев, А. Керимов встретились с Пишевари и ознакомили его с советскими предложениями, уже согласованными с тегеранским правительством. М. Ибрагимов зачитал привезенную стенограмму указаний Багирова о дальнейших действиях Национального правительства в связи с создавшейся обстановкой. Выслушав предложения советской стороны, Пишевари с горечью произнес: «Ознакомившись с этим документом, я вспомнил о событиях в Гиляне в 1920 году. Тогда наших товарищей-революционеров обманули, и тогдашняя реакция начала постепенно против них репрессии, и, наконец, в результате преследования революционеры уехали в другие страны. Так же получится и сейчас».
Ясно осознавая складывающуюся ситуацию, Пишевари пытался объяснить советским представителям, что произойдет в дальнейшем: «Существующее правительство во главе с Кавамом обманывает вас. Как только вы уйдете, он сейчас же начнет расправляться с переселенцами из Советского Союза, а их сотни тысяч, затем со всеми демократическими силами и их руководителями. В этом прежде всего активное участие примет реакционно настроенная часть помещиков и ханов, которых временное правительство и отряды федаинов преследовали, конфисковывали их имущество, убивали. Родственники последних будут творить суд над демократами и их семьями и расправляться так, что история не забудет страшного кровопролития… Представьте себе, что Красная Армия уйдет, а вместе с ней и вы уйдете и оставите нас в таком положении; жандармерия, полиция и правительство Кавама расправятся с нами, не оставив ни одного демократа, и восстановят прежний режим Реза шаха.
Пойти на уступки правительству Кавама — это значит отказаться от наших целей и убеждений и, наконец, от проделанной нами громаднейшей работы в Иране. Мне это очень тяжело. Я этого сделать не смогу…
Еще в ходе нашей работы, в начальный период развития демократического движения и образования Национального правительства я в некоторых моментах начинал сомневаться в ваших действиях, т. е. в том, будете ли вы до конца оказывать нам помощь в проводимой работе, а сейчас тем более и вовсе вам не верю. Повторяю: я вам больше не верю.
С вашего согласия мы начали осуществлять среди бедных крестьян Иранского Азербайджана земельную реформу, многим роздали землю помещиков и ханов, и даже вчера, когда я был в Мараге, по этому вопросу опять-таки дал новое указание, чтобы скорей завершили распределение земель… После всего этого как я могу, при каких условиях и с какой совестью обращаться к людям и говорить, чтобы полученную землю вернули обратно?»[704].
Затем, обращаясь к советским представителям, Пишевари сказал: «Вы поймите, я не о себе пекусь, не свою шкуру собираюсь спасать, я защищаю интересы азербайджанского народа. Советское правительство и вы недостаточно хорошо знаете руководителей иранского шахского правительства. Оно сегодня идет советскому правительству на некоторые мизерные уступки, а завтра, уверяю вас, откажется от них, и начнется преследование всего азербайджанского народа, прежде всего принимавших участие в демократическом движении. И эти люди, а их сотни тысяч, вынуждены будут со своими семьями, детьми, женами бежать за границу, в Советский Азербайджан, чтобы спастись. А я знаю, ваши же пограничники их остановят, арестуют или предложат вернуться обратно…
После ухода Красной Армии шахское правительство неизбежно будет преследовать, как, впрочем, не днями, не месяцами, а годами, используя любые коварные методы. Все равно нам умирать, так разрешите нам умереть с честью. Пусть всему миру станет известно, что азербайджанский народ, в частности, ее Демократическая партия и Национальное правительство погибли не от трусости, а в сражении, в тяжелой борьбе с иранским шахским правительством за свое освобождение. И поэтому нам надо, чтобы после ухода Красной Армии вы были в стороне, не вмешивались во внутренние дела Ирана. Мы поднимем население сел и городов и с помощью федаинов и наших вооруженных сил будем защищать азербайджанскую территорию от наступления шахской реакции. Будем вести борьбу до последнего человека, на это доблестные азербайджанцы готовы. Или разрешите нам мобилизовать все свои силы, связаться со всеми демократическими группами всего Ирана, пойти на Тегеран, свергнуть шахское правительство и установить во всем Иране демократическое правительство. Тогда перед нами, азербайджанцами, откроются огромные перспективы для создания новой жизни и процветания азербайджанского народа.
С другой стороны, если согласиться с предложением правительства Кавама эс-Салтане, которого я знаю как двурушника лучше вас всех, то в удобный момент он уничтожит все демократическое движение в Азербайджане. В этом случае проиграет не только азербайджанский народ, но и советское правительство, влияние которого, что само собой разумеется, будет потеряно не только на Иран, но и на странах Ближнего Востока. Такая уступка Каваму, о какой идет речь в стенограмме, разве приемлема для советского правительства? По-моему, такой уступкой СССР наносит себе колоссальный урон. Если мы согласимся на такое предложение, то, уверяю вас, реакционные элементы поднимут весь иранский народ и будут вести пропаганду против Советского Союза, в адрес которого выдвинут тысячу всяческих обвинений. Громадному авторитету, который имеет советское правительство в настоящее время в Иране, будет нанесен удар, и потом СССР трудно будет завоевать симпатии иранского народа, потому что ни его пропаганде, ни его силе иранский народ верить больше не будет. Разве это выгодно вам и нам?»
После такого бурного выступления Пишевари немного успокоился. Генерал А. Атакишиев пытался смягчить обстановку. Желая сменить направление беседы, Атакишиев спросил: «Если Кавам эс-Салтане сам обратится к вам для переговоров, разве вы откажетесь от этого, будет ли смысл отказываться?» На это Пишевари ответил, что не откажется от переговоров, однако, следуя установленным законам, он должен получить на это полномочия от Меджлиса: «Я должен поставить этот вопрос перед Меджлисом, просить у него полномочий создать комиссию и направить на переговоры. Местом для переговоров можно выбрать Тебриз, в крайнем случае — г. Миане. Это надо, во-первых, сделать потому, чтобы азербайджанский народ знал, что Кавам переговоры ведет именно на азербайджанской территории и в азербайджанском городе, а, во-вторых, это обстоятельство повлияет и на самого Кавама эс-Салтане, который может пойти на некоторые уступки. На переговорах должны присутствовать председатель Меджлиса Шабустари, министр внутренних дел доктор Джавид и руководитель Демократической партии Падеган и я, а также обязательно ваш представитель, для консультации.