Пока премьер-министр успокаивал себя и страну, советская правительственная комиссия, еще будучи в Тегеране, начала подбор кандидатов на его место. Такой кандидат нашелся сам собой. Кавам эс-Салтане еще в ходе переговоров тайно встретился с членом комиссии, заместителем комиссара нефтяной промышленности СССР Н. Байбаковым и сообщил, что Саид их обманывает и нефти не даст. Зато Кавам заверил, что если он станет премьером, то осуществит все предложения Советского Союза[170]. Спустя месяц после начала безрезультатных переговоров, 25 октября члены комиссии вернулись в Москву. Н. Байбакову этот вояж тем не менее принес пользу: через несколько дней в возрасте 33 лет он был назначен наркомом нефтяной промышленности СССР. А вот Саиду выступление против советской концессии обошлось дорого: через две недели после отъезда советской делегации ему пришлось вручить шаху прошение об отставке. Однако Каваму пришлось ждать до января 1946 года.
Получив из Тегерана сообщение о решении иранского правительства, В. Молотов 24 октября 1944 года принял иранского посла М. Ахи и заявил, что «Советское правительство рассматривает это решение иранского правительства как отговорку, за которой скрывается фактическое отклонение советского предложения о нефтяных концессиях в Иране по неизвестным мотивам». Внимательно следящие за тегеранскими переговорами Англия и США первого и второго ноября вручили Советскому Союзу ноты с уведомлением, что «стремление Советского Союза получить нефтяную концессию является вмешательством во внутренние дела Ирана и противоречит Декларации трех держав об Иране от 1 декабря 1943 года». В ответных нотах обоим союзникам В. Молотов отметил неблагожелательную позицию американской и английской сторон в отношении советского правительства и переговоров о нефтяной концессии. В ноте указывалось: «Положительное решение вопроса о нефтяной концессии для Советского Союза способствовало бы дальнейшему развитию хороших советско-иранских отношений и, вместе с тем, явились бы одним из видов оказания значительной экономической помощи Ирану»[171].
Советская комиссия еще не покинула Тегеран, а советским военным, дипломатическим и специальным учреждениям уже была дана команда способствовать падению кабинета Саида. Премьер был подвергнут бойкоту, все переговоры велись с отдельными министрами и его заместителями. Был установлен контроль над вывозом сельхозпродуктов из районов Северного Ирана, являющегося основной аграрной базой страны. Сразу же задержали 150 вагонов продуктов для Тегерана. Была ограничена подача вагонов под грузы, не имеющие военного значения. Прервалась телеграфная связь Тегерана с северными провинциями. Это вызвало панику среди купцов и в правительственных кругах. Перед самым отъездом комиссии один из мотомеханизированных советских полков в полном вооружении проследовал по улицам Тегерана. Намерение иранского правительства увеличить свои гарнизоны в северных провинциях и Курдистане было пресечено. Запрещалось всякое передвижение иранских войск на севере страны. Было выдвинуто требование к иранскому правительству выдать пять арестованных мусаватистов и дашнаков. Состоялось совещание консулов городов Южного Азербайджана, Гиляна и других городов. Им были даны указания об организации демонстраций, отправки телеграмм и писем от населения с выражением недоверия правительству[172].
25 октября, в день отъезда советской комиссии, в Тегеране уже начались митинги и демонстрации, 26 и 27 октября их стало еще больше. В саду Гюлюстан и на площади у Ала гапы число участников митинга достигло 12 тысяч. 30 октября в антисаидовском митинге в Тебризе участвовало уже более 40 тысяч человек. Ситуация осложнилась настолько, что командующий иранской армией в Азербайджане генерал Хосровани дал команду стрелять по демонстрантам. Один демонстрант был убит, трое ранены. 31 октября на похороны погибшего собрались 50 тысяч тебризцев, здесь перед ними выступил брат Саттархана Гаджи Азим хан.
29 октября на митинг в Тегеране собрались 40 тысяч человек, на митинг в Резайе — 3 тысячи, в Мешхеде — 6 тысяч, 1 ноября в Ардебиле — 6 тысяч, в Сарабе — 6 тысяч, в Казвине — 3 тысячи человек. У митингующих откуда-то появилось большое количество портретов Сталина. В течение пяти дней по всему Азербайджану митинговало 70 тысяч человек. От имени митингующих шаху отправлялись телеграммы с требованием привлечь к ответственности Саида и его министров, изгнать из страны Сеида Зияеддина. Выступивший на митинге в Тебризе Бирия заявил, что если центральное правительство не удовлетворит требование народа, в Азербайджане найдется немало достойных людей, способных возглавить правительство, независимое от Тегерана. Телеграмма с таким содержанием была послана в Тегеран.
В своей справке на имя Багирова вице-консул в Тебризе Г. Гасанов сообщал, что митинги протеста в Азербайджане проходят при активном участии советских сотрудников[173]. Наряду с дипломатами и военные коменданты в Южном Азербайджане участвовали в организации акций. Комендант города Хой Дж. Микаилов, вице-консул Маку М. Мустафаев, секретарь консульства Б. Сеидзаде различными путями способствовали проведению демонстраций в Маку, Хое, Урмии. О выступлениях против правительства Саида М. Мустафаев и Б. Сеидзаде информировали Наркомат иностранных дел. Позднее, в отправленном М.Дж. Багирову 15 января 1945 года «Политико-экономическом отчете по консульскому округу Маку за 1944 год», 18-й раздел был озаглавлен «Кампания против кабинета Саида». В телеграмме шаху митингующие в Маку требовали: подвергнуть суду Саида и его подручных за их антинародную политику; выслать из страны Сеида Зияеддина за его враждебную Ирану деятельность; сформировать новый кабинет, который будет вести политику в интересах иранского народа, укреплять дружбу иранского и советского народов, положительно решит вопрос о предоставлении СССР нефтяной концессии.
1 ноября даже влиятельные ханы Теймури и Баят Маку писали в советское консульство, что в знак протеста против враждебной политики Саида и в знак солидарности с СССР они перечислили в фонд Красной Армии 250 тысяч риалов. Эта информация была опубликована в «Дусте Иран», «Эттелаат», «Иране Ма»[174].
В некоторых митингах непосредственно участвовали сотрудники советских дипломатических и военных учреждений. Тем не менее главным побудительным мотивом демонстраций стало недовольство населения пра- вящими кругами. Характерной чертой выступлений в октябре-ноябре была политическая активизация крестьянства. Бывший мэр Мараги Кабири при встрече с вице-консулом Тебриза сказал, что крестьянство, составляющее большинство населения Азербайджана, готово защищать любое предложение Советского Союза. Если речь пойдет об обособлении Азербайджана и под патронажем Советов Союза превращении его в самостоятельное государство, то азербайджанские крестьяне будут на стороне такого решения. Если же речь пойдет об объединении Северного и Южного Азербайджана, то и это предложение будет благосклонно принято большинством населения Азербайджана[175].
Волна протеста против Саида, охватившая Азербайджан, стала тревожить не только иранские правительственные круги, но и англичан, которых пугала перспектива как обособления Азербайджана, так и присоединения его к Советскому Азербайджану. Они пытались через своих людей выяснить, насколько реальна эта идея, а также выведать мнение советских сотрудников по этому поводу. Для выяснения общественного мнения англичане иногда распускали ложные слухи. Например, британский консул Уолл в одной из бесед сообщал, что русские посылают главарей курдских племен в Баку. Это, конечно, не соответствовало действительности. С лета 1944 года отношение Советского Союза к курдам стало меняться. Советский вице-консул в Маку 21 ноября 1944 года сообщал в Наркомат иностранных дел СССР: «Курды, как известно, к участию в проводимых нами мероприятиях не были привлечены, так как они, в большинстве, в силу своего разбойничье-бандитского уклада жизни и неавторитетности как среди населения, так и в правительственных кругах не могли бы оказать какое-либо влияние или давление на ход этих политических событий. И в действительности ни при каких обстоятельствах при помощи курдов мы не добились бы таких успешных результатов, какие мы имели опираясь на основное местное население»[176].
