Земледельцы не были против уничтожения рабства, они требовали компенсацию, которая избавит их от краха. В итоге они ее получат.
«Ле Сернеен», орган сопротивления лондонским решениям, только об этом и писала. Номер от 27 марта, обведенный черной траурной рамкой, заявляет: «Наша газета объявила траур не по королю или принцу, а по колонии, которая погибнет, если приказ, только что прибывший из Лондона, будет исполнен!!!» Эрве де Карноэ имеет всего пятнадцать рабов, он аплодирует. Он никогда не был жестоким хозяином, это не о таких, как он, Джереми писал доклады в Лондон. И его не волновал закон от прошлого года, запретивший держать рабов на плантациях в кандалах, а также наказывать провинившихся предметами, причиняющими телесные повреждения: для этого вполне хватит многохвостой плетки. В семье Карноэ все гуманны. Рабов не хлещут даже многохвостой плеткой. Их вполне прилично кормят. Вот поэтому они не убегают. Вот поэтому после отмены рабства они просят оставить их на поселении.
Вот почему Эрве де Карноэ, пятый предок Бени, подписался на «Ле Сернеен» и разделяет ее гнев. Этот граф де Карноэ, внук того самого молодого бретонского аристократа, который первым приехал на Маврикий, очень хорошо помнил, что в 93-м пятерых членов его далекой семьи жестоко гильотинировали, и они могли бы подписаться под письмом, которое только что опубликовал его друг Сальг, проживающий в Саванне: «Я в восторге от тех, кто призывает обращаться с неграми как со своими соотечественниками и при этом обращаются со своими соотечественниками, как не обращаются даже с неграми. Если бы я не слышал, как любовь к неграм проповедуют среди эшафотов, на которых текла кровь белых, я бы еще верил в филантропию».
И конечно же, рукой Эрве были обведены карандашом две колонки в газете: одна то ли с настоящим, то ли с фальшивым письмом, которое явно его рассмешило, а вторая — это отдел происшествий.
Письмо, написанное рабом, было адресовано мистеру Томасу Фовеллу Бакстону, члену парламента, который проживает в Англии.
Ривьер-дю-Рампар, 27мая 1832 года
Мсье,
Я слышал, что вы являетесь большим другом чернокожих рабов и желаете им только добра. Это придает мне смелости изложить вам мою ситуацию и просить вашего участия, чтобы ее улучшить.
Мне 110 лет. Уже 40 лет я не работаю, но я ем и много пью. Мой хозяин каждый день выдает мне порцию риса и мой привычный стакан арака. По его приказу для меня выстроили небольшую хижину рядом с сахарным заводом. Мне дозволено брать в сарае у плотников обрезки дерева и стружку, благодаря которым я развожу огонь и готовлю себе еду. Вот так целыми днями я сижу рядом с огнем, весь в дыму, и распеваю мозамбикские мелодии, сам себе аккомпанируя на бобре.
В 1826 году, во время переписи населения, у меня было два друга, которым тоже было за 100 лет. Но теперь они уже умерли, а с молодежью я общаюсь мало. У меня здоровые ноги, глаза и желудок и, кроме согнутой годами спины, нет других недугов. Но вы понимаете, что я не такой счастливый, как ваши крестьяне в Англии, ведь они пользуются полной свободой. Если бы вы на ферме Вашей Светлости смогли обеспечить мне маленькое теплое местечко, где ничего не надо было бы делать и где я жил бы не хуже, чем здесь, то есть с крышей над головой, накормлен, одет и подогрет на мой вкус, то с вашей стороны это был бы красивый акт филантропии.
Ожидаю ответа, мсье Бакстон, ваш покорный слуга.
Педро, раб М.М. Пито.
Раздел происшествий рассказывает историю рабыни Вирджинии, которую молодая хозяйка, выйдя замуж за англичанина, отпустила на волю. Прежде чем уехать в Англию с мужем, из любви к своей Вирджинии, она подарила ей свободу. Но Вирджиния умоляет хозяйку взять ее с собой в Англию. Она плачет. Капитан ее берет. Но через двадцать месяцев она возвращается на родину на «Арабе» (капитан Беннет), утверждая, что лучше жить рабыней на Маврикии, чем быть свободной в Англии!
Бени в восторге от этого образца и никак не может оторваться от газеты. Листая страницы, она как будто слышит отголоски той эпохи. Вот во Франции палата депутатов постановила, что пэрство больше не будет ни передаваться по наследству, ни оплачиваться. Бельгия заключила мир с Голландией, а в Греции президент — граф Капо д'Истриас, — направляясь в церковь на воскресную мессу, был убит выстрелом в голову и ударом ятагана в живот. В Пруссии просто ужас: среди тридцати тысяч польских беженцев, сбежавших от русской власти, — эпидемия холеры. Следует заметить, что русские самым недостойным образом злоупотребляют победой над поляками; самые мягкие наказания — это кнут и ссылка в Сибирь. В Алжире спокойнее. Герцог де Ровиго, который только что назначен главнокомандующим этой колонией, отметил, что землевладельцы заняты мирными сельскохозяйственными заботами. В это же время на Маврикии английские дамы выходят из себя, завидуя элегантности француженок. На всех больших балах, проводимых с июня по сентябрь, они дразнят друг друга одеждой и украшениями. Случаются неожиданные выпады, французские и английские представители власти ищут ссор, в театрах, на выходе из церкви или на прогулках по Марсову полю разгораются инциденты. Дерутся на дуэлях. Славный Французский остров, который англичане переименовали в Маврикий, стал лагерем жестокости. Ходят слухи о возвращении на остров отвратительного Джереми, и от страха среди землевладельцев начинается психоз. Мсье Жамен саблей зарубил жену и двух сыновей и на их трупах нанес себе смертельные раны. Почему? Потому что он хотел избавить свою семью и себя самого от грядущих ужасов, которые грозят колонии.
Напряжение нарастает, и англичане затрачивают немало денег, возводя форт на невысокой горе над Порт-Луи, намереваясь расположить там гарнизон, способный немедленно подавить любой мятеж населения. Множатся обыски. Ищут оружие, арестовывают подозреваемых в заговоре.
В апреле 1833 года с двумя полками возвращается Джереми. В августе он будет отстранен от должности, к великой радости землевладельцев, которые официально благодарят за это короля Англии.
Страх перед жестокостью голодных беглых рабов, которые рыщут в лесах и нападают на прохожих. Больше никто не осмеливается ходить по улицам ночью без серьезного, вооруженного до зубов эскорта. Рассказываются ужасные истории. Четыре года тому назад маленького ребенка мсье Гренье в Ривьер-дю-Рампар три раба загрызли и съели. Они устраивают поджоги на плантациях.
Три чудовищных урагана уничтожили плантации кофе и гвоздики, и землевладельцев охватило увлечение сахаром. Тростник выдерживает бури. Под ветром он сгибается, но не ломается. Тогда посадим тростник и произведем тонны сахара, ведь он так хорошо продается не только в Лондоне, но и во всем мире. Эрве де Карноэ собственноручно выкапывает продовольственные культуры, чтобы заменить их тростником.
Отныне думают только о сахаре и живут только им. Воду, быков и человеческие руки мало-помалу заменяет пар, чтобы вращать мельницы и дробить тростник. Банк предоставляет огромные кредиты сахаропромышленникам, и это позволяет им импортировать индийскую рабочую силу. Остров покрывается тростником и зимой, в июле, выглядит высоким лесом из розовых перьев. Торговцы и сами принимаются за дело — они бросают торговлю, чтобы сажать; сколачиваются очень сладкие капиталы.
В 1832 году Эрве де Карноэ все еще живет в доме, где родился, в доме, который его дед Франсуа-Мари нашел однажды в 1784 году, пешком обследуя леса юго-западной части острова, на пустынном мысе Морн-Брабан, где укрываются беглые негры. Франсуа-Мари, уже дважды вдовец и отец пятерых детей, только что женился третьим браком и ищет жилище попросторнее, чем его дом в Памплемуссе, собираясь поселить там свою многочисленную семью. Бретонца поразила красота Морна, зеленое море и маленький дом, оставленный под присмотр негра, на прогалине, рядом с прозрачным источником, который сбегает с горы и струится к побережью. В этом доме жили белые, но отец семейства умер. Его вдова переехала в Порт-Луи, и Франсуа-Мари купил у нее дом, который представлял собой всего лишь длинный деревянный барак, покрытый листьями латании. Он укрепил его, расширил хозяйственными пристройками и жилищами для слуг. Из его черной тетради следовало, что к 1820 году он владеет тридцатью черными рабами, которые обрабатывают землю и охраняют его собственность; у него три лошади, двадцать пять быков, пятьдесят коз, двадцать баранов и много разной домашней птицы. Его старший сын Ян, рожденный от первого брака с Гильометтой Руссо, примет это владение.