Литмир - Электронная Библиотека

И Бени снова видела свою бабушку, очаровательную и властолюбивую, высокомерную и бесцеремонную и все же такую уязвимую, несмотря на все расставания в ее жизни, когда, едва сдерживая слезы, она поднимала в знак прощания длинную тонкую руку со сверкающим бриллиантом на обручальном кольце, и рука эта долго оставалась поднятой — пока машина, увозившая Бени, не исчезала из виду. Пока не уляжется дорожная пыль.

Однако на этот раз рука лежала на перилах террасы. Никакой печали на старческом лице, только спокойствие и полуулыбка: на этот раз Франсуаза де Карноэ не прощалась, а приветствовала ее, возникнув из бездны, чтобы никогда больше не расставаться. И снова наваждение. Увядшее лицо вдруг начало разглаживаться, пока не стало свежим и помолодевшим. Платье, прижатое бризом к телу, обрисовывало высокую тугую грудь, а седые волосы превратились в темно-русые. Это была она и в то же время не она. Такой Бени никогда ее не видела — тридцатилетней, с живой хитроватой улыбкой. Губы удивительной бабушки зашевелились, она заговорила. Потрясенная Бени отчетливо слышала каждое слово. Ее манера изъясняться была необычна.

«Бени, детка моя родная, эта брюзга хочет тебе настроение испортить, ты не обращай на нее внимания. Посмотри сюда… ее душа и тело, как подгнившее манго, забытое на дне корзинки, такого же цвета. Я ее давно знаю, глупости в ней больше, чем злобы. Она несчастна. Когда-нибудь я расскажу тебе, как изощренно над ней издевается ее муж, ты только взгляни на него, такой приличный с виду… Не переживай, дитя мое, ты самая любимая из всех дочерей. Сегодня я говорю тебе: не переживай. Как только ты позовешь меня, я буду рядом. И поверь, оттуда, где я сейчас нахожусь, мы всюду дотянемся…»

Потом она исчезла.

Это видение — а это и правда было видение — спасло Бени от печальной участи: осознав вдруг свое горе, она едва не рухнула, рыдая, среди своих чемоданов.

Однако мамаша Люнерец, раздосадованная отсутствующим видом девушки, не отступала:

— А твоего отца-то, по крайней мере, известили?

На что Бени сухо отчеканила:

— Моей бабушке было 88 лет. Мой отец вполне счастлив со своей любовницей на Таити и вряд ли помнит о нас. Вам это хорошо известно. Незачем его беспокоить. Его мать от этого не воскреснет.

Глава 2

Перелет и впрямь не сулил ничего хорошего. В аэропорту Орли контролерша ошиблась и проставила ей не то место. Она хотела сидеть в первом ряду возле двери — там удобнее, можно вытянуть ноги, есть куда склонить голову и поспать, а вместо этого Бени оказалась зажатой между рядами возле прохода на кресле, сломанная спинка которого не откидывается. Мало того, в салон ввалилась веселая и буйная футбольная команда, отправляющаяся на игры на Реюньон. Большинству из них впервые предстояло столь далекое путешествие, и они были взбудоражены. Похоже, они даже обмыли это в баре аэропорта. Шум, толкотня и хохот, они слоняются по проходу, где с краю сидит Бени, и без конца задевают ее плечо, перекрикиваются через весь салон и дурными голосами затягивают традиционный гимн «Большой член Дюдюля». От них несет дешевым вином и несвежими носками.

Доведенная до бешенства, Бени пристегивает ремень, закрывает глаза и затыкает уши, как будто прячется в раковину, как улитка, а самолет тем временем взлетает. Она возвращается на остров своего детства, и ей не впервой испытывать дискомфорт долгого путешествия. С пятнадцати лет она летает из Европы до Индийского океана этим не пригодным для перевозки людей самолетом. Но никогда еще она не чувствовала себя заранее измотанной от предстоящего многочасового перелета в этом затхлом воздухе, с которым даже кондиционеры не справляются, от криков грудных детей, которых мамаши без конца теребят, привлекая к себе внимание, вместо того чтобы дать им успокоительного и убаюкать. На этот раз она заранее задыхалась от мысли об унизительном стоянии в очереди в вонючий сортир с неработающим сливом, о резиновой отраве вместо еды, о долгой стоянке в Найроби, об этой так называемой уборке салона, когда туземцы с хитрой издевкой сначала поднимают пыль, которая оседает на полусонных пассажирах, а потом поливают все вокруг сильной струей удушливой дезинфицирующей смеси, чтобы уничтожить миазмы и заразную вонь белых.

Бени, как обычно, выбрасывает все из головы и пытается представить пьянящую радость завтрашнего дня, когда под крылом самолета, заходящего на посадку, откроются голубая лагуна в форме камеи, плантации сахарного тростника, где малейший бриз вызывает зыбь, темные горы и пестрая толпа индусов, китайцев и креолов, собравшаяся на террасе Плэзанса, чтобы поглазеть на самолет, прилетающий из самой Франции. В этой толпе всегда есть тот, кто ее встречает. Хорошо, если это будет Вивьян, ее любимый кузен, ее любовь с детских лет, ее двойник-мужчина. А если Вивьян не сможет приехать, то это будет Линдси, старый глуховатый креол, он у бабушки и шофер, и садовник, и слуга. И еще он муж Лоренсии, самой старой служанки в доме. Линдси и Лоренсия уже работали в доме, когда пятилетняя Бени переехала сюда со своими родителями. И до тех пор, пока Бени не отправили в школу, Лоренсия ходила за ней по пятам. Она была не просто няней, она уделяла ей куда больше внимания, чем родная мать.

Многое в жизни Бени узнала от нее: колыбельные песни, утешительные молитвы; она рассказывала фантастические истории, от которых в потемках стучали зубы, она раскрыла ей множество колдовских хитростей, заимствованных из дедовских ритуалов вуду вперемешку с католической верой. Бени научилась делать из растений лекарства и яды и теперь знает, как использовать дикую корицу и ракитник, — они очищают и являются неизменным атрибутом индейских погребений; с помощью мадре-какао может извести мышей и крыс и умеет пользоваться семенами дьявольского когтя — любая ведьма имеет их в своем арсенале, они дырявят нутро скверным женам, а свирепых мужей превращают в ягнят.

Так что Лоренсия — коктейль из индейской и малагазийской крови, с приправой европейских генов, вообще происхождение неясное, какой-то клубок бредовых предрассудков, — и всем этим она пропитала детство Бени. Даже теперь Бени невольно ускоряет шаг, когда темнеет, опасаясь, что злой дух Миниспринс прячется в корнях баньяна или сидит на ветке индийского миндаля и может оставить ожог прикосновением своей руки. Она слышит, как стонут беглые рабы, которые мертвы уже сто лет, но с приближением бури они возвращаются в места своих страданий. Еще она узнала у Лоренсии, что нужно остерегаться композиции из трех гвоздик, расставленных в трех углах дома, — это верный знак, что враг наводит на вас порчу. И в Лондоне, и в Париже Бени не ложится спать, пока не удостоверится, что гвоздик в доме нет.

Сколько раз, находясь на другом конце света, Бени вспоминала старую неуклюжую метиску с ее походкой, шаткой из-за распухшей от слоновьей болезни ноги, ее смеющееся муравьиное личико, ее заостренный пучок, глядя на который Вивьян утверждал, что Лоренсия — черная копия Оливии, жены Помпея! Сколько раз, мысленно обращаясь к ней, она просила помощи и защиты! И не было случая, чтобы та не помогла. Как бы далеко ни находилась Лоренсия, когда Бени чувствует ее присутствие, то страхи и печали проходят. Едва ли не с того самого дня, когда мадам де Карноэ передала ее заботам Лоренсии, Бени стала для той центром вселенной, дороже родных детей. Да, именно эта преданная любовь, которую она отдала Бени, и еще особый дар Лоренсии действуют на любом расстоянии, окутывая девушку великой благодатью, хотя сама она, может, и не ведает того.

Это ничуть не удивляет Бени: во всем, что касается колдовства, Лоренсии нет равных. Неудивительно, что у нее такая репутация в деревне Ривьер-Нуар, молва о ней докатилась до ее родного Флик-ан-Флака, хотя на мессу она всегда приходит первая и поет громче всех. Бени всегда было интересно, рассказывает ли она на исповеди о своей странной деятельности, о том, что ходит на кладбище и расставляет на могилах красные свечи, что в полнолуние разбивает яйца, о каких-то перьях и семенах, о дьявольских отварах, которые она разливает по бутылкам из-под кока-колы, и о камфаре, которую она жжет над банановыми листьями, шепча заклинания и отгоняя злых духов. И все это нисколечко не мешает ей во время месяца Марии разгуливать с четками в руках перед мадам де Карноэ, вера которой, как это всем известно, истинно апостольская, римско-католическая. Потому что душа Лоренсии похожа на китайскую бакалейную лавку — ту, что на перекрестке Труа-Рут. На витрине рядом с кастрюлями, косметикой и рулонами москитной сетки в добром согласии уживаются гипсовый Сакре-Кер, статуэтки Будды и отца Лаваля[1], Непорочное зачатие и фигурки бога Ганеши со слоновьей головой — те, что бросают в реку, чтобы унять паводок.

вернуться

1

Отец Жак Дезире Лаваль, французский миссионер XIX века, канонизированный и почитаемый на Маврикии.

2
{"b":"203063","o":1}