К ДЕТЯМ Своей судьбой я заверяю вас, Проверенной в огне на поле бранном. Судьба вершилась, право, без обмана: Уж бил — так бил: Не в бровь, а прямо в глаз. Велели мне! Разведай гарнизон. И я к фашистам пробираюсь в пекло. За тридцать лет былое не поблекло, — Как тот фашист, Ночами душит сон. Давали косу: Прогони прокос — Туда верста и столько же оттуда. И я махаю — не свалюсь покуда. К косе как будто намертво прирос. Поедем в лес: Дорвусь до топора — Лесины стонут, осыпая щепы. Я силою пошвыривался слепо, Как в бой, В работу рвался на ура. Нет-нет и прижимаю левый бок — Пустое, мыслю, просто перебои. Горушка — тьфу! А вздыбилась горою… Осилю — лишь бы детям невдомек. И вновь стремлюсь шагать, как пионер, — Живем лишь раз, Всего лишь раз на свете!.. Не слушают отца — Взрослеют дети. Научит ли их собственный пример? «Любили мы играть в войну…» Любили мы играть в войну, Как будто чувствовали что-то. «Ура!» взрывало тишину В кустах у ближнего болота. На роль врага, само собой, Никто не шел без принуждения… Но вот он, настоящий бой, И не победа — отступление. Притихла разом детвора, Послушной сделалась и строгою. Мы репродуктору с утра Глядели в рот с немой тревогою. Враги в деревню, как домой, Пришли, посмеиваясь весело. Не приглянулся дед немой — Они в саду его повесили. Без следствия и без суда Водили в ров безвинных жителей… И мы, чапаевцы, тогда Ушли в отряд народных мстителей. Взрывали склады, поезда И где могли — врагов громили мы… Горит нетленная звезда Над партизанскими могилами. В живых — из двадцати один. Я ваш должник, друзья-чапаевцы. Хотя я дожил до седин, А сердце давней болью мается. Гляжу с надеждой на ребят — На их игрушки современные. Я по-отцовски очень рад, Что игры сына не военные. ПАМЯТЬ О ДРУГЕ
Летела пуля тридцать лет. Настигнут я — Пробито сердце. И надо мной чернеет свет… От памяти куда мне деться! Лежу я, Вдавленный в песок, Смертельной болью перехвачен… И надо мною колосок Склонился, Будто наудачу. Вот-вот осыплется зерно, Налитое немой тревогой. И все, что было так давно, Придвинулось — рукой потрогай. Горит (В бреду иль наяву?) Родная наша деревенька. Пробитый пулею, В траву Навек упал приятель Сенька. Незатухающая боль Меня — Как на огне бересту. Песок в глаза метет, как соль, И разъедающе, и остро. Мой друг не встанет, хоть кричи, — Зашлась душа недетской болью… Летят тридцатые грачи Над Сенькиным немым раздольем. НА ВОИНЕ Подумать только — Через сорок лет Перед мною тенями всплывают Фигуры в касках, заслоняя свет. И солнце эти каски заслоняют. Подумать только — Через сорок лет Плечом я слышу выстрела отдачу. Снаряды кончились, патронов нет, Мы пятимся в болото наудачу. Подумать только — Через сорок лет Смертельной схватки все не позабуду. Враги вокруг. Спасенья больше нет, Надежда на гранату и на чудо. И до сих пор Во сне покоя нет — От вражеской я вздрагиваю речи. Подумать только — Через сорок лет Нас та война корежит и калечит! |