За ним торопятся — след в след — Фашисты черной стаей. «Сынок, сынок, — подумал дед, — Неужто заплутает?» Пургой на сердце маета, От дум спасенья нету. Дорога к подвигу крута — К последнему рассвету. Сковало спину ломотой, И обливает потом. Идет России сын святой На смерть, как на работу. И, пересиливая боль, Сказал: — Шалишь, сумею… Ишь, расфашиская яволь, Хотел купить Матвея!.. Ведет Кузьмин последний бой: России верой служит. И командир он над собой, И комиссар к тому же. Лес отступился на версту. Врагов не спрячут тени. На Малкину на высоту Сугробы — как ступени. Кузьмин зовет: — Сыны, пора! За все воздайте гадам! — И грянула огнем гора По вражеским отрядам. Огонь смертельный, лобовой — Каратели в ловушке. Как приговор, короткий бой На Малкиной горушке. Задетый пулею, Матвей Шагнул, окинул взором Последний в жизни снеговей И огненную гору. Зарделся над горой восход. Горят снегов разливы. Кузьмин в бессмертие идет, Как шел пахать на ниву. БЕЛЫЙ ЛИСТ
Согнула травы изморози соль. Как пламень вечный — под окном рябина. Под ветра вой свою вверяю боль Листу просторному, как снежная равнина, Достанет ли его — беду вобрать, Что на сердце давным-давно осела?.. В гестаповском застенке гибнет мать — Железом и огнем пытают тело. Кровавой бороздой текут слова: Орда фашистов. Беженцы. Облава… Одна страшней другой ползет молва — В опасности Советская держава. Черным-черно по белому листу: Убит мой брат, отец смертельно ранен. Гремят отмщеньем взрывы на мосту… Всё в памяти моей, как на экране. Я в юность возвращаюсь — Меркнет свет, Гляжу на лист бумажный безнадежно. Да что там лист! Для горестей и бед Была бы впору степь с ее немым безбрежьем. ЖИТИЕ МАТЕРИ Не объять материнскую душу, Беспредельны просторы ее… Ты прости, что покой я нарушу, Житие вспоминая твое. «Житие» — не обмолвное слово, Ты и вправду святая была. На деревне умела любого Отвести от корысти и зла. Терпелива, скромна, величава, Уживалась с нелегкой судьбой. Деревенских детишек орава, Как за матерью, шла за тобой. Ты учила не плакать от боли И в работе себя не жалеть. Даже наше тяжелое поле При тебе начинало светлеть. А когда захлестнуло ненастье, Ты, себя втихомолку казня, Материнской суровою властью Посылала в разведку меня. И, склонясь надо мной молчаливо — Состраданье само и любовь, — Ты не взглядом ли раны лечила, Из которых бежала, сочилась Сквозь бинты воспаленная кровь? ЖИВОЙ ПАМЯТНИК Запомнилась, как изваянье Надежды, любви и страданья: Сутула, сурова с лица, И нет ее горю конца. И в зной у дороги, И в слякоть. Уже не под силу ей плакать. Давно разуверилась в боге… Но ждет сыновей у дороги. А вишенье снова в цвету… Не сменишь на этом посту. СОЛДАТЫ Оглянусь на былое, воспряну. От сомнений своих отрекусь И поверю: В отставку мне рано, Я России еще пригожусь. Как смогу, послужу напоследок — Ничего, что на сердце рубцы. Завещали Россию нам деды, А теперь мы и сами отцы. Это мы обещали солдаткам — Для Отчизны себя не жалеть, Если надо, приму без оглядки Перегрузки, лишенья и смерть. |