Итак, ваши выводы подтвердились полностью: сокровища короны упали на Фобос. Само собой, Картер успел сбрызнуть коробку радиоактивным составом, и Холидэй использовал это, чтобы найти ее среди скал и трещин.

Штейнман пристает ко мне с вопросом, почему вы допытывались у него об его увлечениях. Вы забыли рассказать мне об этом, но я сделал вывод сам и ответил ему. В деле неизбежно был замешан один из двоих — или он, или Холидэй, поскольку никто больше не знал о характере груза, и виновному нужен был какой-то повод, чтобы выходить на поверхность и искать коробку. Игра в шахматы не дает возможности такого рода. Я угадал? По крайней мере эта моя попытка применить дедукцию доказывает, что я прилежно изучаю методы, которым вы следуете. Между прочим, Штейнман осведомляется, не сможете ли вы принять его, когда он получит очередной отпуск и посетит планету.

Холидэю известно, где скрывается Картер, и мы передали соответствующие сведения на Землю. Беда лишь в том, что мы не сможем преследовать по суду ни того, ни другого, не оглашая действительных фактов. Ну что ж, существует и такая кара, как черные списки.

Приходится закругляться, чтобы письмо не опоздало на катер. Скоро увидимся — надеюсь, не в профессиональном качестве.

Ваш восхищенный поклонник, инспектор Грегг”.

Однако, как ни прискорбно, член кабинета министров не обладал рентгеновским зрением. Поэтому он бросил строить тщетные догадки и изложил затруднение, с которым пришел. Кто-то где-то в Сабеусе фарниковал краты, что вызвало нездоровую закнострию среди хьюков. Шиалоху подобное сообщение обещало довольно интересное дело.

Карл Дженнингс знал, что умирает. Жить ему оставалось несколько часов, а сделать предстояло еще очень многое.

Дженнингс зажег на минуту фонарь и отбросил острый обломок камня в сторону. Его лопата снова вонзилась в скалу. Еще немного, и он спрячет Прибор в выкопанное углубление и засыплет. Штраус не должен его найти.

Штраус!

Второй участник экспедиции. Открытие принадлежит и ему. Как и слава.

Если бы дело было лишь в славе и известности. Дженнингс, возможно, и уступил бы лавры Штраусу. Открытие столь важно, что славой можно было пренебречь. Но Штраус стремился к кое-чему другому, и Дженнингс отдал бы все на свете, чтобы помешать ему.

Чтобы помешать Штраусу, он был готов умереть.

И он умирал.

Они нашли это вместе. Впрочем, корабль нашел Штраус, точнее — его остатки…

— Металл, — произнес Штраус. Его резкий голос отчетливо раздавался в наушниках Дженнингса.

Дженнингс, работавший в полумиле от Штрауса, двинулся посмотреть находку напарника.

— Странно, — сказал он. — На Луне нет металла в чистом виде.

— Не должно быть. Но вы же прекрасно знаете, что исследовано не больше сотой части всей поверхности Луны. Кто знает, что еще может быть здесь найдено?

Дженнингс проворчал что-то в знак согласия.

На Луне действительно можно было найти все что угодно. Их экспедиция была первой лунной экспедицией, финансируемой за счет частных пожертвований. До сих пор на Луну посылались отдельные экспедиции, направляемые правительством, которые имели перед собой множество задач, и тот факт, что Геологическое общество могло позволить себе послать двух человек на Луну только для селенологических исследований, знаменовал собой приближение космической эры.

— Похоже, что поверхность была когда-то отшлифована, — заметил Штраус.

— Вы правы, — согласился Дженнингс. — Может быть, поблизости есть еще что-нибудь.

Они нашли еще три куска металла, среди них один остроугольный, на котором были отчетливо видны следы шва.

Они вернулись к своему кораблю на небольшой ракете — лунном глиссере. На борту скинули скафандры, и Штраус сразу же принялся за работу. Он направил луч лазера на металлические обломки, и на спектрографе появились показания: титановая сталь с незначительными примесями кобальта и молибдена.

— Эта штука, конечно, искусственная, — сказал Штраус. — Насколько мне известно, на этой части Луны никогда не садился ни один корабль, и уж тем более ни один не терпел аварии. Если бы эти обломки были частью корабля, они имели бы гладкую, отшлифованную поверхность. У этих же поверхность кажется разъеденной, а поскольку атмосферы на Луне нет, это можно объяснить только длительной микрометеоритной бомбардировкой.

— Этот искусственный предмет сделан не рукой человека, — произнес Дженнингс прямо-таки торжествующе Значит, Луну когда-то посетили внеземные существа. В донесении…

— Подождите, — повелительно сказал Штраус. — У нас будет предостаточно времени для составления донесения, когда нам будет о чем докладывать.

На востоке низко висела ярко-голубая Земля, очень напоминающая своего спутника в полнолуние.

За едой Дженнингс поглядывал на нее, вновь ощущая острый приступ тоски по дому.

— Она выглядит совсем мирной, — сказал он, — а ведь на ней шесть миллиардов…

Штраус, казалось, очнулся после одному ему ведомых раздумий:

— Шесть миллиардов, которые ее разрушают, — отозвался он.

— Вы что, Ультра? — нахмурил брови Дженнингс.

— О чем вы, черт побери, говорите?

Дженнингс почувствовал, что краснеет. На его бледных щеках всегда выступал румянец, едва он начинал волноваться.

Позже, уже засыпая, он вдруг подумал, что ничего в сущности не знает о Штраусе.

Следующие три дня они самозабвенно искали другие следы.

На этот раз находка была всецело заслугой Дженнингса. Это было действительно нечто стоящее! Штраус нашел первый кусок металла, но зато Дженнингс обнаружил искусственный предмет.

Он был погребен под большим неровным валуном, который образовал при падении небольшую пещерку. В ней он и лежал, защищенный от радиации, микрометеоритов и температурных колебаний, оставаясь миллионы лет в целости и сохранности.

Дженнингс назвал его Прибором…

Прибор лежал перед ними на столе…

— Давайте отправим предварительное донесение, — предложил Дженнингс.

— Нет. Ни в коем случае, черт побери!

— Но почему?

— Потому что, если мы последуем вашему совету, Прибор станет собственностью Общества и, когда оно присосется к нему, наши имена будут упоминаться лишь в сносках. Нет! — На лице Штрауса появилось лукавство. — Давайте сделаем все возможное с ним до того, как сюда налетит куча хищников.

Дженнингс задумался. В душе он не мог отрицать, что и ему самому хотелось получить гарантию того, что честь открытия будет всецело принадлежать им. И все же…

— Мне это не совсем по душе, Штраус, ждать неправильно. Если Прибор внеземного происхождения, значит, он принадлежит другой планетной системе. Во всей Солнечной системе нет планеты, кроме Земли, на которой могла бы развиваться высокоорганизованная жизнь.

— Это еще не доказано, — проворчал Штраус. — Но даже если это так, что из того?

— Из этого следует, что те, кто прилетел на этом корабле, совершили межзвездное путешествие и, стало быть, превосходят нас в техническом отношении. И кто знает, что может поведать нам Прибор о их высочайшей технике. Это может быть ключом… к чему угодно. Это может быть ключом к невиданной научной революции.

— Романтические бредни. Если это продукт техники, шагнувшей по сравнению с нашей далеко вперед, он нам ничего не даст. Если бы показать Эйнштейну микропроторп, он бы не понял, с чем его едят…

— Но, послушайте же, Штраус, — Дженнингс чуть ли не со слезами на глазах пытался втолковать Штраусу все значение открытия, — а если мы разобьемся вместе с Прибором? Если не доставим его на Землю? Мы не можем идти на такой риск. — Он с нежностью погладил Прибор. — Мы должны сейчас же доложить об этом и попросить, чтобы сюда послали еще несколько кораблей. Эта штука слишком драгоценна, чтобы…

Когда его волнение достигло предела, Прибор неожиданно потеплел под его рукой. Кусочек его поверхности, полускрытый за тонкой полосой металла, замерцал фосфоресцирующим светом.