— Когда мы отправимся, — сказал я, — добавьте туда несколько фунтов вещества, если в эти фигуры не слишком опасно заходить.

— Что? — удивленно переспросил Барни. — Но зачем?

— Если кто-то за нами следом явится сюда, — сказал я, — мы его поймаем. Из диаграмм оно выскочить не сможет. А вы держите наготове чары, чтобы оно не удрало обратно. Я ведь не знаю, что мы там обнаружим. Вдруг это будет нечто, представляющее научную ценность? Да и всему нашему обществу не помешают лишние знания об аде. Может быть, конечно, мы никаких трофеев не раздобудем. Но лучше быть наготове.

— Хорошо. Но похоже на рассуждения сумасшедшего. — Барни вытер глаза. — Черт, у меня, должно быть, на что-то аллергия.

Однако когда мы прощались, не у одной Дженис были мокрые глаза. А в моем мозгу прозвучало серьезно:

«Больше я не могу помогать вам, Стивен Павлович, Вирджиния Вильямовна, Янош Фаркасович и кот, у которого есть и собственная душа. Теперь я становлюсь лишь наблюдателем и регистратором, ради собственной любознательности. Я никак не обременю вас, ничем не помешаю. Вы просто не заметите моего присутствия. Отправляйтесь с Богом».

Я почувствовал, как он удаляется из моего сознания куда-то в глубь мозга. И вскоре он превратился лишь в нечто доброе и хорошее, случившееся со мной пару часов назад. Впрочем, нет. Я подозреваю, что спокойствие, не покидавшее меня во все время нашего предприятия, держалось на его неосознаваемом присутствии. Он ведь не мог перестать быть самим собой.

Держа наши метлы, мы с Джинни рука об руку вошли в центр магических фигур. Свартальф шествовал впереди. Мы с Джинни поцеловались и шепотом пожелали друг другу удачи, после чего натянули маски. Наши друзья прочли чары. Вновь вокруг нас сгустилась тьма, собралась энергия, загремел гром и сверкнула молния. Я крепко обхватил своих спутников, чтобы нас не разметало в стороны. Сквозь нарастающий шум я слышал, как моя ведьма вслух читала пергамент, на котором стояло имя Виктрикс, чтобы свидетельство о рождении девочки привело нас прямо к ней сквозь дьявольское пространство-время.

Комната, мир, звезды и вся Вселенная начали вращаться, а мы стояли в центре вихря. Все вертелось быстрее и быстрее, пока не слилось в нечто неразличимое. Мы слышали лишь рев, похожий на рев водопада. Последний проблеск света умчался с бешеной скоростью; а мы окунулись в вечность. И был ураган, и был страх… и мы не смогли бы пройти сквозь все это, если бы нас не вело имя Валерии Виктрикс.

Должно быть, я потерял сознание на минуту или на тысячелетие. И внезапно очнулся, когда наш полет закончился и мы прибыли.

Неизвестно куда.

Я прижал Джинни к себе. Мы осмотрели друг друга, но не нашли никаких ран. Свартальф тоже был в полном порядке. И он не требовал внимания к себе, как обычно. Больяй заставил его отправиться на разведку, и Свартальф крадучись пошел по расширяющейся окружности.

Я осторожно снял маску. Дул пронизывающий ветер, воздух был отчаянно холодным — но чистым… даже стерильным.

Стерильность. Это оказалось основным качеством того места, куда мы попали. Небо здесь было абсолютно и бесконечно черным, но при этом мы каким-то образом видели звезды и уродливо тлеющие планеты, движущиеся по хаотическим линиям; они почему-то казались точками еще более глубокой тьмы — это было не отсутствие, а отрицание света. Мы стояли на голой равнине, твердой, серой и плоской, как бетон; однообразие не нарушалось ничем, кроме рассыпанной кое-где гальки и валунов безобразных очертаний. Свет — тусклый, бесцветный, невыразительный — шел снизу, от почвы. Взгляду не за что было зацепиться. К тому же равнина не имела горизонта; она тянулась бесконечно. Все было безжизненно; лишь ветер, свистящий и завывающий, создавал ощущение движения.

Я подумал, что, хотя мне и пришлось повидать в жизни немало неприятного, ничто не было таким отвратительным, как этот пейзаж… Нет. Видывал я кое-что и похуже. Пустую кроватку моей дочери…

Джинни тоже сняла маску, оставив ее висеть на груди, и резко передернула плечами. Ветер облепил платье вокруг ее тела.

— Я-то б-была готова защищаться от пламени, — сказала Джинни. Ее слова прозвучали как исторически значимая фраза.

— Данте описывал седьмой круг ада как место весьма холодное, — ответил я. — Похоже, он и в самом деле кое-что знал. Где же это мы?

— Понятия не имею. Если чары имени подействовали, вкупе со всем остальным, то мы — на той же планете… если, конечно, слово «планета» тут применимо, — где и Вэл.

— Но все здесь не похоже на то, о чем сообщали предыдущие экспедиции.

— Да. Но и наш переход был другим. Мы использовали совсем иные ритуалы и проскользнули сквозь время, как сквозь воронку. Вернуться будет легче.

Свартальф исчез за большим камнем. Мне это не понравилось.

— Kommen Sie zuriick! — крикнул я. — Retournez vous! [11]

Лишь в этот момент, не слишком-то и удивившись, я понял, что Лобачевский, готовя нас к путешествию, вложил в мою голову знание основ немецкого и французского языков. Бог мой, еще и русского!

— Мнеоу-рр! — раздалось в ответ.

Я обернулся. Кот появился с противоположной стороны.

— Что за штучки? — воскликнул я.

— Искривленное пространство, — сказала Джинни. — Смотри!

Свартальф старался идти прямо, но тем не менее двигался так, словно был здорово пьян.

— Видишь, даже на таком коротком расстоянии заметна кривизна линий. Что же будет через милю-другую?

Я огляделся по сторонам.

— Но все выглядит нормально.

— Оно и есть в норме, пока ты стоишь на месте. Бр-р-р! Надо бы немного согреться!

Она достала из сумочки складную волшебную палочку. Звезда на ее конце не сверкала в этой атмосфере; она лишь тлела янтарным светом. Но все же она согрела воздух вокруг нас, даже слишком; мы начали потеть. Я решил, что вселенная ада подвержена слишком высокой степени энтропии — или глубокому термодинамическому распаду, и даже небольшое воздействие приводит к очень сильной реакции.

Свартальф наконец добрался до нас. Я, неуверенно вглядываясь в равнину, пробормотал:

— Пока что мы не встретили сопротивления. Почему?

— На нашей стороне два фактора, — сказала Джинни. — Первое — по-настоящему эффективные чары переноса. Их влияние все еще чувствуется. Они охраняют нас, отчасти выравнивают местные флуктуации, делают местность похожей на наш мир. Второе — демоны знали заранее, куда и когда должны были прибыть предыдущие экспедиции. У них было в запасе достаточно времени, чтобы подготовить свои мерзкие фокусы. А мы опередили противника. — Джинни отбросила со лба локон и добавила категоричным тоном: — Думаю, проблемы нас еще ожидают, как только мы отправимся в путь.

— А мы отправимся?

— Разумеется. Зачем похитители оставили проход в этой пустынной точке? Затем, чтобы мы не смогли приземлиться сразу там, где нам нужно. Помолчи, пока я разберусь в направлении.

Держа перед собой пергамент с именем Виктрикс, Джинни произнесла магические формулы, и лоза недвусмысленно указала в нужную нам сторону. Поисковый шар оставался затуманенным, и мы не могли определить расстояние или узнать, что нас ждет впереди. Это пространство-время было слишком чужим.

Мы перекусили, напились, отдохнули несколько минут и отправились в путь. Впереди летела Джинни, а на седельной луке перед ней — Свартальф; я летел чуть сзади, справа. Метлы плохо слушались, поворачивали вяло; лобовые экраны разбились, оставив нас без защиты от сильного ветра. Но все же мы двигались вперед.

И при этом мы буквально видели кривизну пространства. Мои руки на рукоятках управления, Свартальф, великолепная фигура Джинни, камни внизу — все словно покрылось рябью, все волновалось, то сужаясь, то расширяясь, карикатурно меняя очертания. Твердая почва внизу казалась трясиной, собирающейся в капли, которые вытягивались вверх, отрывались и исчезали. Звуки тоже менялись: то как будто играла волынка, то разражалась дикая какофония визга, жужжания, свиста; и все это отдаленно напоминало чью-то речь, почти можно было разобрать отдельные угрожающие слова, произносимые на таких низких нотах, что они улавливались скорее не слухом, а всем телом и вызывали страх.